Джефф Лонг - Стена Страница 22

Этот монолог предназначался не для того, чтобы убедить в чем-то товарища, а лишь для того, чтобы заставить ночь идти быстрее и как можно лучше настроиться на работу на стене.

Хью натянул штаны. Спальные мешки были уложены в мешки со снаряжением. Хью завернул свой трофей, нож прямо-таки из каменного века, в какую-то тряпку — не то носки, не то платок — и сунул туда же.

Было темно, как в погребе. Они подтащили своих «кабанов», набитых всякой всячиной, необходимой альпинистам на серьезной стене, и прицепили к подготовленной веревке. Хью посветил на стену деревьев, возвышавшуюся справа от них, наполовину готовый увидеть глаза Джошуа и лицо, измазанное пятнами автомобильной смазки. Но безумец так и не появился.

Нижний конец веревки неподвижно висел в воздухе. Канат скрывался в темноте, и могло показаться, что он волшебным образом вырос из самой ночи. Они надели свою страховочную сбрую — Льюис нахлобучил еще и шлем — и сбежали из леса и от его треволнений.

10

Когда Хью начал свой путь вверх по веревке, лес вроде бы зашевелился. Послышался звук, напоминающий дыхание великана. Поскрипывали деревья. Он слышал шум крыльев — очень больших крыльев. Где-то наверху в кроне сломался сучок. Хью представил себе сову, ворочающуюся на своем насесте.

Медленно кружась на веревке, Хью светил фонарем на верхушки деревьев. Вообще-то, хотя, если подумать, это, скорее всего, покажется нелепостью, следовало опасаться копья, или стрелы, или что там еще было в арсенале пещерных людей. Хью выключил свет и продолжил подъем.

Луна зашла, а солнце должно было появиться еще не скоро. Видно было лишь на несколько футов. Он словно поднимался в потусторонний мир.

В каком-то смысле, пусть переносном, они действительно вступали в потаенные глубины Земли. Эль-Кэп был плутоническим образованием, созданным из расплавленной магмы, поднявшейся из земных недр подобно колоссальной капле воды, падающей снизу вверх. Ледники прорезали долины и изваяли то, что теперь является крупнейшей на планете цельной каменной глыбой.

Хью лез в темноте, следя за звездами, пока мог выдерживать это состояние, пока им не овладело ощущение, что он безудержно рушится вниз. Тогда он щелкнул выключателем и вновь оказался в трубе из камня и пустоты, по центру которой проходила веревка. Свет фонаря погасил звезды.

Темнота пожирала свет сразу же у него под ногами. Ему казалось, что по пятам мчится погоня, но это был не Джошуа. Джошуа уже ушел в сказку. Они прорвались через лес людоеда и вышли за его границу. Теперь они уже не могли снова встретиться. Когда они окажутся на вершине, чудище будет сидеть в прочной клетке.

И все же Хью не мог избавиться от ощущения погони. Сейчас он находился вне пределов досягаемости Джошуа, наедине со стеной. Но темнота была не пуста.

Прекратив движение, он направил свет вниз между ногами. Тени от ног легли на камень, изобразив подобие триумфальной арки. Хью пришел в себя. Бояться было нечего, если не считать обычных трудностей, сопровождающих любое восхождение.

Рассвет начался, когда он находился на середине четвертой, последней из провешенных накануне веревок. Камень обрел цвет угасающего огня. Вместо того чтобы увеличить темп, Хью, напротив, снизил его. Пора было переходить на время стены. Отсюда и до самой вершины их движением будет руководить Эль-Кэп.

Когда он добрался до верхней страховки, Льюис все еще отдыхал на уступе. Его бакенбарды насквозь промокли от струек пота, стекавших из-под шлема, запах пота наконец-то перебил действие его давнишнего дезодоранта. Рюкзаки были привязаны один под другим, как огромные сардельки в связке.

— У тебя не слишком-то гордый вид, — заметил Хью.

Льюис ухмыльнулся и похлопал по одному из мешков. На протяжении двух часов он четыре раза втаскивал в общей сложности двести фунтов груза на высоту пятидесятиэтажного дома. По мере восхождения альпинисты будут есть и пить, и мешки будут становиться все легче и легче. К вершине груза останется всего несколько унций, и они будут двигаться, словно на крыльях.

Они вошли в зону граненых выступов, где длинные вертикальные блоки были сложены, как в кубистической скульптуре. Трещины, как правило, проходили по стыкам этих фигур. Когда одна трещина закрывалась, Хью просто переходил боком к следующему двугранному стыку.

Среди этих углов он чувствовал себя защищенным. Они избавили его от ощущения чужого взгляда. Полдня он работал на трещинах, переходил зигзагами взад и вперед и, затратив не так уж много сил, поднялся на триста с лишним футов.

На каждом привале они перекусывали плитками пищевого концентрата «Метрикс биг 100», которые Льюис очень хвалил. Они весили меньше и были приятнее на вкус, чем рацион их молодости, состоявший из гранолы — смеси орехов, изюма и сухих яблок, — галет и вяленого мяса. Лишь одно не изменилось за все эти годы — зеленые и красные леденцы «Джолли рэнчер», которые они сосали почти непрерывно, как алкоголики, страдающие с похмелья.

Вскоре после полудня структура стены изменилась. Громадные раскрытые каменные книжки становились все меньше и меньше, пока поверхность не выровнялась совсем. Хью наладил страховку и крикнул Льюису, чтобы тот поднимался.

Пока Льюис тащил баулы, Хью попытался разглядеть уступы, до которых, как он помнил, оставалось несколько подъемов. Пройдя «книжки», он проникся было надеждой, что им удастся к сумеркам достичь Архипелага — так обычно называли эти уступы. Но теперь, глядя на тонкую, словно нитка, трещину, он вспомнил также, насколько медленно все происходит на Анасази.

Шли часы. Хью следил за игрой теней на камне. Несколько облаков по очереди набежали на солнце, и вдруг огромные облачные стада хлынули на просторы небесного Серенгети. Порывы ветра обрушились на лес, и в верхушках, далеко внизу, словно поплыли, извиваясь, гигантские морские змеи.

Затем альпинисты выбрались на маленький выступ, где когда-то они провели, сидя бок о бок, бессонную ночь и Льюис все время талдычил о восхождении как этическом акте в противовес эстетическому и о том, что такое искусство, и что такое мораль, и что любовь, возможно, должна иметь некоторое отношение к тому и другому.

Они могли бы использовать эту полку для ночлега и сегодня, но, к их глубокому отвращению, она оказалась настолько загажена человеческими фекалиями, что там было трудно даже дышать. Льюис долго проклинал преступников и всех их предков и потомков и под конец заявил:

— Нужно убираться отсюда, Гласс. Здесь нельзя остаться даже на минуту.

Они продолжали неторопливый подъем, стремясь уйти от смердевших под ярким солнцем куч испражнений. Льюис дышал открытым ртом, как собака, потеющая языком. В летние дни стены могли нагреваться до 110 градусов и даже больше. Пока что температура была очень далека от этого предела. Даже задолго до переселения в аравийские пустыни Хью переносил жару лучше, чем Льюис, но сейчас и он мечтал о том, чтобы опустилась тень и повеял прохладный ветерок. И можно будет вдоволь напиться воды. И нормально поужинать.

Стена начала понемногу поглощать их. Хью чувствовал, как начали меняться в этих огромных висящих каменных полях его зрение и слух. Миражи — большие, протяженные, выраставшие прямо над гранитом участки, в которых все плясало и искажалось, как в плохом стекле, — не позволяли верно определить расстояние. Башни и плоскости то казались четкими, то расплывались. Протянешь руку, и широченный пласт, громоздящийся вдали, окажется шестидюймовой прослойкой, находящейся возле самых кончиков пальцев. А каменный штырек, до которого вроде бы рукой подать, — бегемотом, торчащим за четверть мили отсюда. Привычные для человека масштабы здесь просто не существовали.

Ближе к вечеру Хью увидел крошечные точки — альпинистов — там, где не было ни одной живой души. Он нисколько не встревожился по поводу состояния своего рассудка. Они с Льюисом не раз видели точно такие же фантомы, махали им руками, а те даже жестикулировали в ответ. В Гималаях, выше классического порога в восемь тысяч метров, он пил чай в компании воображаемых альпинистов (это явление известно как третий человек в связке). Сейчас Хью решил списать иллюзии за счет магии места.

Эль-Кэп всегда был обманщиком. Несуществующие альпинисты, замеченные Хью, были лишь одним из многочисленных трюков, которыми стены защищались от пришельцев: следы струек воды, прикидывающиеся трещинами, и полки, внезапно превращающиеся из горизонтальных в вертикальные. И лесные звери, прикидывающиеся людьми. Горы прячутся за твоими собственными представлениями.

Льюис имел собственный подход к этим фантомам. Для него Эль-Кэп всегда был одной всеобъемлющей альтернативной реальностью. Нереальные альпинисты были реальными, но только не в эту минуту. Они являли собой астральные тела альпинистов, прошедших здесь ранее, вроде эха, висящего в воздухе, когда породивший его звук давно умолк. Он процитировал Фрейда о «бессознательном», умеющем свободно перемещаться, — живом, автономном и способном к телесному воплощению. Только это «бессознательное» не человека, утверждал он, а самого Эль-Кэпа. «Мы ничем не отличаемся от них, Хью. Воображаемые альпинисты! Задумайся об этом. Мы всего лишь сны Капитана. Не будь его, не было бы и нас». При этих словах он обычно похлопывал камень, как бок спящего кита.