Джесси Келлерман - Беда Страница 22

— Мне кажется, ты не даешь ей достаточно…

— Даже не начинай. Не начинай, не начинай об этом!

— А сама Луиза? Если нужен предлог, чтобы их познакомить, то далеко ходить не придется: попроси ее помочь.

— У нее без того жизнь была нелегкая. Предпочту ее не напрягать.

— И будешь вечно лгать Ханне?

Джордж смял газету в тугой мячик.

— Ты-то что в этом понимаешь? Наведываешься к нам два раза в месяц. А остальные двадцать девять дней как? С понедельника по пятницу? Ты же не здесь.

Джона почти сразу же сумел отпарировать этот удар:

— Я вообще не обязан быть здесь.

— Ну так и не делай мне одолжений, если после этого собираешься мораль читать. Мне плевать, что ты делаешь и чего не делаешь. Приезжай когда вздумается или сиди дома. Но если ты вообразил, что вправе учить меня, как мне своим личным временем распоряжаться, — гори в аду.

Молчание.

Джона вернулся к дивану и принялся запихивать книги в свою сумку.

— Что ты делаешь?

Молния застряла, Джона рванул, сломал молнию, закрыть сумку не удалось. Так, с зияющим отверстием, он и перекинул ее на ремне через плечо.

— Ищи кого-нибудь другого на Рождество.

Тут Джордж, до тех пор мирно и удовлетворенно дувшийся, подскочил:

— Мы же договорились!

— Передоговорились.

Джона успел отмахать полквартала, прежде чем Джордж догнал его на своей «Акуре»:

— Ты обещал!

Он чуть было не ударился бежать, но толку-то: на машине Джордж все равно бы его перехватил. Да и позорно спасаться бегством. Он просто шагал дальше, глядя прямо перед собой.

— Ты же не мне плохо делаешь, сам понимаешь. Ей. Она просила, чтобы ты побыл с ней.

— Объяснишь ей, что я не стану этого делать по твоей вине.

— Джона! Садись в машину.

— Пошел на хрен.

— Я сделаю вид, что этого не слышал.

— В таком случае я повторю: пошел на…

Джордж проехал вперед, затормозил и вышел из машины, не выключая двигатель. Джона крепче сжал ремень своей сумки. Он и так был крупнее Джорджа, а сейчас словно вырос втрое.

— За что ты со мной так?

— Чего ты от меня хочешь, Джордж?

— Я тоже человек. Неужели не понимаешь? Мне позарез нужно отдохнуть. Мне помощь нужна. Чего мне не требуется, так это твоих допросов.

— Не будет никаких допросов, — посулил ему Джона. — Ничего не будет. Не надо волноваться, когда я приеду, встречать на станции — впрочем, ты частенько забывал меня встретить, — и сидеть с Ханной я не стану. Найди человека и заплати. Тебе нужна помощь — организуй. Найми сиделку. Еврейскую сиделку. Кто еще станет работать в Рождество?

Впервые на его памяти Джордж струхнул всерьез:

— Я же не хотел…

Джона двинулся вперед, обходя своего несостоявшегося тестя. Почувствовал прикосновение ладони к своему локтю, чуть было не ударил в ответ, стряхнул назойливую руку и пошел дальше.

11

В ту ночь Ив не пришла. Джона, пьяный от адреналина, места себе не находил: сейчас бы рассказать Ив, как все вышло и какое решение он принял в поезде по дороге домой.

Как он ни злился, все же понимал, что главным образом от внезапного разрыва пострадает Ханна, а не ее отец. Надо отучать ее постепенно, как снимают с наркотика.

Вплоть до Рождества он продолжит регулярные визиты. Три с половиной месяца, ничего страшного, он уже вытерпел целый год хаоса. Три с половиной месяца — это четырнадцать недель, при нынешнем его расписании — еще пять или шесть раз съездить. Столько-то он выдержит — ради Ханны, во имя Ханны, в память.

И первую неделю каникул он должен провести с ней. Он мог бы отказаться от своего слова, черт с ним, но страшно было подумать, как Джордж преподнесет это Ханне. Джона больше не желает тебя видеть. Можно заставить Джорджа попотеть, можно вынудить его извиниться, но ехать в конце концов придется.

Угроза сорвать Джорджу отпуск в любом случае была на девяносто процентов блефом: Джоне требовалось увидеть реакцию Джорджа — и свою собственную. Понять, каково это: сказать «нет». И теперь он знал: очень даже ничего самочувствие. Не то чтобы прекрасное, но вполне терпимо. Терпел же он противоположную крайность, когда соглашался на все.

С Рождеством все его обязательства заканчиваются. Начиная с января он сведет посещения, скажем, к одному разу в месяц. Потом раз в два месяца, в три. В апреле у Ханны день рождения, это не обсуждается. А затем — никаких обещаний.

Он хотел поделиться с Ив. Пусть не приписывает заслугу себе — эти мысли давно уже вызревали в его мозгу, — но спасибо, что подтолкнула в верном направлении. Рассказать ей — в какой-то степени подтвердить, как много она для него значит, пусть он пока не совсем — или даже вовсе не — готов признаться ей в любви. «Ты указала мне путь», — скажет он ей. На первых порах этого ведь будет достаточно, чтобы удовлетворить ее?

Джона ждал и ждал. В полночь явился Ланс и прямиком направился к «Плейстейшн».

— Все еще не спишь?

Обрадовавшись возможности отвлечься, Джона отодвинул от себя учебники:

— Бессонница.

— Облом.

С полчаса Джона следил за тем, как Ланс рубится с зомби.

— Как, говоришь, называется эта игра?

— Чувак, здорово, что ты просишь меня заполнить провалы в твоем знании современности, — провалы до самого земного ядра, по правде сказать. Это классика, «Обитель зла».

— Там есть персонаж по имени Бендеркинг?

— Как-как?

— Проехали.

Потерпев многократное поражение, Ланс выключил телевизор и мрачно уставился на темный экран:

— Что-то я без особой пользы провел день.

— Отточил координацию между глазом и рукой.

— Так родители оправдывали видеоигры на рубеже восьмидесятых и девяностых, — кивнул Ланс. — Это подтверждается медицинскими исследованиями?

— Насколько мне известно, нет.

— Беру свои слова назад. Кое-чего я сегодня достиг: съемка продолжается. Мой «Гражданин Кейн».

— Показал бы мне как-нибудь.

— Сию минуту, Верный Глаз! — Ланс выбежал из гостиной.

— Нет-нет, не… У меня еще… Ланс, не надо!

— Дайджест за последние дни. — Ланс вернулся, потрясая диском. — Революционная вещь.

Джона вытерпел четыре минуты Ланса, читающего немецкий киножурнал, — листает словарь, шевелит губами; две минуты Ланса на зарядке; шесть минут Ланса с расческой перед зеркалом; девять минут — Ланс курит, глядя в потолок.

— По-моему, это верно передает, кто я есть.

Тридцать секунд Ланс на экране чистил зубы, и на том терпение Джоны лопнуло. Он готов был заявить об этом вслух, но картинка на экране сменилась — появилась слабоосвещенная гостиная.

Джона Стэм.

— Мое любимое, — прокомментировал Ланс.

На экране Ив шла по диагонали через гостиную. Босая, серая прямая юбка, шерстяной свитер, как всегда. На прошлой неделе она приходила в таком наряде.

— Боже! — задохнулся Джона.

— Разобрать слова трудно, разве что подкрутить звук. В смысле, когда разговаривают. Когда дойдет до дела, будет достаточно громко.

Джона промолчал: его взгляд был прикован к руке в нижнем левом углу экрана. К его собственной руке. Значит, камера где размещалась? Он попытался вычислить — оказалось не проще, чем на лапароскопии.

— Даже интересно, почему никто из соседей полицию не вызвал? Вы, ребята, просто животные какие-то. Можно подумать, тут человека убивают.

Джона смотрел, как Ив взгромождается на него. Они почти выпали из кадра: Ив увлекла его на пол. Не та ли это ночь, когда Ив выбросила его галстук в окно? Та самая: вон полетел.

Хороший был галстук.

— Ты никогда не говорил мне, что склонен к эксгибиционизму, чувак. В том-то и прелесть дружбы, всегда узнаешь что-то новое.

Ив: само терпение. Балерина, которой в партнеры достался гиппопотам. А он… на кого он похож? Напряженный, придурковатый, нелепый… Так смотрятся на мгновенном фото посетители аттракциона, выползающие с чертова колеса. Если показывать людям, как они выглядят в припадке страсти, монастыри живо наполнятся. Ив как-то странно обмякла, перекатившись на бок. Что это — пассивность? Вот она снова в кадре, верхом на Джоне, и наведенная на резкость камера открыла Джоне что-то новое: Ив пыхтит, работает бедрами, содрогается всем телом, но выражение лица — равнодушное. Пассивность? — спрашивал он только что. Хуже, чем пассивность. Скука.

Он потянулся за пультом, но Ланс отскочил в сторону:

— Погоди, сейчас будет самое интересное.

— Выключи.

— Ты что?

— Я не собираюсь на это смотреть.

— Почему бы и нет?

— Это я. — Джона попытался вырвать пульт, Ланс быстро отступил за шезлонг.

— Ну-ну, — сказал он, в миролюбивом буддистском жесте раскрывая ладони. — Охолони.