Александр Мишкин - Anamnesis. Том 1 Страница 22

– Ладно, уговорил. Займу, пожалуй, диванчик!

Замок противно щёлкнул и, наконец, закрылся.

Глава 10

Я сидел в ординаторской и описывал вновь поступившего больного. Петрович задумчиво помешивал ложечкой кофе и откровенно пялился на Кларочку, уютно расположившуюся в древнем кожаном кресле, невесть как и когда оказавшемся в нашем отделении. Военный совет только что завершился.

Остаток вчерашнего (вернее, уже позавчерашнего) дня прошёл весьма плодотворно. Покинув руины моей квартиры, мы заехали за Кларочкой и втроём отправились в турагентство.

Надо заметить, что появление вместе со мной Петровича отчего-то заметно огорчило нашу амазонку. Настолько, что она даже не смогла этого скрыть и в первые минуты после встречи откровенно дулась, бросая крайне недовольные взгляды в сторону Ваньки.

Тот, впрочем, не особенно расстроившись по этому поводу, генерировал идею за идеей о том, как завладеть вожделенным жезлом. Один из прожектов меня искренне порадовал. Мой добрый товарищ предложил отловить, не торопясь, всех Охотников, используя нехитрый приём ловли «на живца». Живцом, разумеется, должен быть я. Петрович взахлёб живописал, как легко и весело достигнем мы Лабиринта, предварительно пленив и устранив всех вражеских пособников, когда ожила Кларочка:

– И куда их девать?

– Кого? – изумлённо поинтересовался Петрович, прервав полёт фантазии.

– Охотников? Которых вы наловите?

– Ну-у… это чисто технический вопрос, – протянул охотник на Охотников. – Можно, к примеру, складывать где-нибудь в подвале… до нашего возвращения. И вообще, Клара Артуровна, я вырабатываю стратегию. Тактические вопросы для меня слишком незначительны. – великий стратег гордо сложил руки на груди и задрал вверх подбородок.

За разговорами такого рода мы добрались до агентства. Милейшая девица, непрерывно улыбаясь так, что возникали невольные сомнения в её психическом здоровье, предложила на выбор несколько отелей близ той самой Агии Пелагии.

После бурного и продолжительного обсуждения, мы остановили выбор на гостинице с загадочным названием «Капсис». Несколько её корпусов занимали целый мыс, далеко вдающийся в море. И находился «Капсис» в двух шагах от центра деревеньки, в которой находилось родовое гнездо покойного Димаса.

Девица-турагент ухитрялась говорить, не шевеля оскаленными в широкой улыбке челюстями. Она одобрила наш выбор и принялась заполнять необходимые бумаги. Отбывать на Крит нам предстояло через три недели из Шереметьево-2. А до столицы следовало добираться своим ходом.

Мы выбрали самолёт. Распрощавшись с улыбчивым монстром, наша троица отправилась за билетами. Перед самым закрытием касс мы стали обладателями билетов на рейс 237 «Нероград – Москва». Правда, возникла небольшая проблема: из-за летнего наплыва желающих полетать, билетов на нужную дату не оказалось. В итоге образовался запас времени аж в четыре дня, которые нам придётся провести в белокаменной.

И вот теперь наша авантюрная компания сидела в ординаторской. Сил на обсуждение деталей предстоящей операции уже не осталось. Да, собственно, обсуждать-то уже и нечего. Билеты и путёвки куплены, Витаминыч отпуск нам подписал (почти не удивившись), план действий ясен: прилететь, обосноваться, найти подвал в доме Антониди, достать амфору с картой, отыскать жезл и спасти мир. Всё просто.

Я дописал дневник наблюдения и, с хрустом потянувшись, встал и отдёрнул шторы. Кроме собственного отражения ничего не увидел: окна выходили на небольшой лесок и полуночная темнота снаружи не нарушалась ни единым проблеском света.

– Пал Палыч, я, пожалуй, пойду в палату, – Кларочка с видимой неохотой выбралась из своего кресла, – Туркину пора цефазолин колоть.

– Давай. Если я засну, разбуди меня через два часа, хорошо?

– С удовольствием. Иван Петрович, вас тоже? – с ехидной надеждой поинтересовалась медсестра.

Петрович оторвался от кофе и недобро уставился на Кларочку:

– Дитя моё, ты совсем не думаешь о своём будущем!

– А при чём тут моё будущее? – подняла бровки она.

– А при том, что если ты меня разбудишь, то будущего у тебя не будет! – хмуро пообещал коллега.

Кларочка хмыкнула и выпорхнула из комнаты.

Я уселся на подоконник, слегка прислонившись спиной к прохладному стеклу. Июльская жара снаружи выпускала город из своих липких объятий лишь ночью, ненадолго сменяясь относительной прохладой. Но и её было недостаточно для того, чтобы ощущать себя комфортно, поэтому у нас вовсю работал кондиционер. Его монотонное гудение убаюкивало.

Я мечтательно посмотрел на ждущую меня кушетку, улыбнулся в предвкушении ни с чем не сравнимого восторга перехода усталого тела в горизонтальное положение и… задремал. Прямо тут же, на подоконнике.

Проснулся оттого, что замёрз. Мышцы спины просто свело от холода. С изумлением я обнаружил, что стучу зубами и трясусь. Попробовал оторваться от ледяного стекла, но не смог: халат словно прилип. Рванувшись сильнее, я услышал треск разрываемой ткани и, освободившись, рухнул на пол. Чертыхнулся, потирая ушибленный локоть, и встал, озадаченно разглядывая окно.

Кусок белой ткани, вырванный из моего халата, действительно прилип к стеклу. Вернее даже, не прилип, а…

Я присмотрелся и не поверил глазам: ткань примёрзла. Стекло вокруг было покрыто тонким слоем льда. Почему-то вспомнились заиндевевшие стёкла зимних троллейбусов времён моей студенческой юности, на которых неизвестные остряки тёплыми пальцами вытаивали одну и ту же оптимистичную надпись: «Крепитесь, люди, скоро лето!» Вот только теперь, в отличие от тех чудных времён, я тупо смотрел на окно, покрытое льдом в середине июля. Что-то в этом было неправильное…

Было и ещё одно отличие от тех, покрытых матовым инеем троллейбусных окон: здесь лёд сохранял полную прозрачность. В тёмном окне по-прежнему в подробностях отражался скудный интерьер ординаторской и её население: дремлющий за столом Петрович и взъерошенный, недоумевающий я. А рама этого импровизированного зеркала была покрыта толстым слоем пушистого инея.

Я ущипнул себя за ногу: больно! Сон кончился, начался бред…

За спиной завозился Петрович. Я решил привлечь свидетеля:

– Ванька, вставай!

Он встрепенулся, вскочил, и ошалело уставился на меня:

– Кто?

– Да живы все… пока. Ты на окно посмотри!

Петрович перевёл взгляд на обледеневшее стекло:

– Ё! Это что?!

– Ты тоже ЭТО видишь?

– А то! Кондиционер свихнулся? – выдвинул версию коллега.

– Да нет, похоже, снаружи похолодало: видишь, только окно обледенело.

– Фигня! – безапелляционно заявил Петрович, – Лето на дворе!

– Есть другие предположения?

Приятель подошёл к окну и потыкал пальцем в стекло. Тут же отдёрнул руку и сунул палец в рот:

– Холодный! Аж обжигает!

– Ну, и что это за явление? – поинтересовался я, впрочем, слабо надеясь на то, что Петрович даст ответ.

Он и не дал. Минуту постояв в раздумьях, мой товарищ повернул ручку и распахнул раму. Снаружи хлынула волна тёплого воздуха. Петрович перевесился через подоконник и снаружи проорал:

– А здесь тепло! – вернувшись в комнату, он захлопнул раму. Вновь похолодало. Щель между рамами на наших глазах зарастала мохнатым инеем.

– Бред какой-то… – недоумённо пробормотал Петрович, наблюдая за быстро растущими ледяными кристалликами. Я согласно кивнул.

Движение вызвало новый приступ озноба. Я застучал зубами так, что Петрович вздрогнул:

– Ты что?

– Н-не з-знаю… х-холод-дно!

– Да ладно тебе! Стекло холодное, и только. Внутри-то жара! Ты не заболел, часом?

– М-может б-быть! Трясёт ж-жутко.

Ванька заботливо пощупал мой лоб:

– Да ты ледяной просто! Будто в холодильнике сидел!

Я мысленно поправил приятеля: у меня было полное ощущение того, что я и сейчас в холодильнике… точнее, в морозилке.

Кисть левой руки обожгло холодом. Я попытался пошевелить пальцами, но не смог: будто бы вмороженные в лёд, они не слушались.

Я скосил вниз глаза и с недоумением увидел, как мизинец с безымянным пальцем обрастают белым холодным пухом. Иней медленно, но уверенно полз по моей руке вверх, сантиметр за сантиметром устилая кожу. Пока я стоял столбом, тупо разглядывая свою конечность, иней захватил почти всю кисть и, похоже, не собирался останавливаться. Руку невыносимо жгло холодным огнём. От боли и удивления я даже перестал дрожжать:

Конец ознакомительного фрагмента.