Стивен Лезер - Жесткая посадка Страница 23

— К сожалению, с годами даже самые лучшие надзиратели превращаются в циников, — вздохнул комендант. — Их окружает море грязи, они видят ВИЧ-инфицированных уголовников, которые режут себя и нарочно разбрызгивают кровь, лезвия бритв, подброшенные в суп оторванные уши. Вы знаете, что все охранники носят пристегивающиеся галстуки? На тот случай, если за них ухватится заключенный. В наши дни все преступники знают свои права, от тюремных правил до закона о человеческом достоинстве. Что еще хуже, надзиратели часто не чувствуют поддержки сверху. Если комендант не стоит за них на все сто процентов, они начинают сомневаться, следует ли им и дальше играть по-честному. Может, все эти правила не так уж обязательны?

Гозден встал и принялся расхаживать по комнате.

— Когда вы спрашиваете меня, не берет ли кто-нибудь из моих людей взятки, что, по-вашему, я должен отвечать? Мой долг их защищать. — Он остановился. — Вы понимаете, о чем я говорю?

— Разумеется, — ответил Шеферд. — В любой работе так. Партнер всегда на первом месте. Потому что, когда запахнет жареным, только он прикроет твою задницу.

Гозден кивнул.

— Но бывают и плохие полицейские, — добавил Шеферд.

— У нас есть парочка таких. По сорок пятой статье. Продажные полицейские, много лет получали на взятках.

— Когда полицейский становится плохим, нельзя закрывать на это глаза.

— Но я и не собираюсь, — начал оправдываться Гозден. — Я только сказал, что нельзя огульно обвинять моих сотрудников. Если выяснится, что один из них взяточник, ноги его здесь не будет, это я вам обещаю.

— Вот и отлично.

— Но если что-нибудь пойдет не так и вы поставите под угрозу моих людей, я вас сразу вышвырну. И мне плевать, что подумают бонзы из министерства. Это моя тюрьма.

Шеферд промолчал. Он знал, что у Гоздена нет полномочий прекратить эту операцию, но он мог сделать его жизнь невыносимой. Одно слово, и его легенда лопнет. Тогда ему не останется ничего другого, как выйти на свободу.

Несколько секунд мужчины смотрели друг на друга, потом Гозден расслабился.

— Это я так, для затравки, — произнес он. — Мне сообщили, что я должен с вами сотрудничать. Чем могу помочь?

— Мне надо поближе подобраться к Карпентеру, но я должен сделать это сам. Иначе он что-нибудь заподозрит. Но я хочу взглянуть на персональные досье ваших сотрудников. Только тех, кто работает в моей секции.

Гозден покачал головой.

— После этого мне придется уйти в отставку. Как минимум это нарушение закона о защите данных.

— Никто не узнает, — заверил Шеферд.

— Все равно.

— Мне нужны только биографии, чтобы знать, с кем я имею дело.

Гозден потер ладонью шею.

— Господи, что за дерьмо!

— Думаю, вы не меньше меня заинтересованы в том, чтобы выяснить, кто помогает Карпентеру.

Гозден подошел к картотеке, выдвинул один из ящиков и достал несколько папок.

— Никаких записей, — предупредил он. — Читайте быстрее. Гамилтону покажется странным, что вы так долго здесь сидите.

— Под каким предлогом вы меня вызвали?

Гозден снова стал расхаживать по кабинету.

— Я сказал Тони Стаффорду, что хочу обсудить с вами семейную проблему. Якобы ваша жена написала мне в письме, будто подумывает о разводе. Учитывая, что вы обвиняетесь в тяжком преступлении, я решил с вами поговорить. Я тут за всем присматриваю, так что это никого не удивит.

Шеферд склонился над бумагами. Он быстро просматривал страницы, хотя его взгляд пробегал по каждой строчке. Чтобы запомнить слово, его надо было прочитать. Все имена, цифры, детали отпечатывались у него в мозгу и хранились много лет, пока не начинали понемногу стираться. Шеферд не знал, как работает его память. Его дело помнить, а не понимать.

Он просмотрел все документы и встал.

— Есть еще кое-что, — промолвил он. — Мне необходим доступ к телефону и право на звонки.

— Я дам вам номер пин-кода, — отозвался Гозден, взявшись за блокнот и карандаш.

— Плюс деньги на счету.

— Устроим. Вас переведут в разряд «продвинутых».

— Это не вызовет подозрений?

— Вряд ли. Я скажу, что после нашего разговора убедился в вашей готовности сотрудничать и перевел вас в другую категорию, в качестве жеста доброй воли. Такое случалось и раньше.

Шеферд назвал Гоздену телефон своего вымышленного дяди Ричарда.

— Желаете позвонить своей жене?

— Нет, беседовать с ней из тюрьмы слишком рискованно.

— Могу соединить отсюда. У меня прямая линия.

На столе стояло два аппарата: бежевый и серый.

— Серый не связан с коммутатором. Он выделен министерством, я делаю по нему личные звонки.

Шеферд не говорил с женой уже четыре дня и не знал, когда Харгроув устроит ей посещение. Он сглотнул слюну: в горле пересохло.

— Звоните, — предложил Гозден, — но нам надо поторапливаться. Я и так провел с вами гораздо больше времени, чем с обычным заключенным.

Шеферд быстро соображал. Ему хотелось поговорить с Сью, сказать, что он ее любит, с ним все в порядке. Однако звонить ей из тюрьмы, даже по выделенной линии, значило идти на риск. Если кто-нибудь отследит звонок, операция кончится. Потом он отбросил эту мысль. Никому не известно, кто он такой. Для заключенных он — Боб Макдоналд, неудавшийся грабитель. Только Гозден будет в курсе, что он звонил домой. Выгода перевешивала риск. Шеферд кивнул.

— Я не могу оставить вас одного, — извинился Гозден.

— Все в порядке.

Шеферд подошел к телефону и набрал номер Сью. Когда он подносил трубку к уху, его рука дрожала. Начальник тюрьмы склонился над аквариумом.

Она ответила после четвертого сигнала.

— Алло?

Шеферд закрыл глаза, пытаясь представить ее внешность. Светлые волосы до плеч, скорее всего стянутые в узел. Зеленые глаза. Веснушки вокруг носа. Сью ненавидела эти веснушки и всегда маскировала их косметикой. Шеферд их обожал.

— Сью. Это я.

Даже в разговоре с женой Шеферд редко называл себя.

— О Господи! Ты где?

— Сэм тебе не сообщил?

— Он сказал, что ты в тюрьме, но не назвал, в какой. Говорит, что это оперативная информация и ее нельзя разглашать.

— Прости, любимая. Не понимаю, к чему эти секреты, все равно он должен устроить посещение для тебя и Лайама. Я в Лондоне, совсем недалеко. Сэм объяснил, почему я здесь?

— Он говорит, ты за кем-то следишь. И это очень важно.

— Так оно и есть, любимая, поверь мне.

— Когда ты вернешься? Лайам без тебя совсем от рук отбился. Сэм предупредил, чтобы я ничего ему не говорила, только объяснила, что тебя не будет некоторое время.

— Он сейчас в школе?

— Конечно. Пока тебя нет, жизнь не стоит на месте.

В ее голосе прозвучала нотка горечи. Шеферд понимал, как жена расстроена. Она ждала его домой два дня назад, а теперь ей объявили, что он получил новое задание, которое будет отнимать у него двадцать четыре часа в сутки и неизвестно когда закончится.

— Прости.

— Почему они сразу не сказали, что ты уедешь?

— Все решилось в последнюю минуту. Для меня это стало таким же сюрпризом, как и для тебя, любимая. Я проторчал тут целый день, пока мне не объяснили, что к чему.

Сью вздохнула.

— Извини, я не хотела жаловаться. Сэм говорит, что это очень важно. Он рассказал мне про того полицейского. — Она имела в виду Джонатана Элиота. — Будь осторожен, ладно?

— Хорошо.

— Там ужасно?

— Нет, не так уж плохо.

— Правда?

— Телевизор в камере, нормальная еда, есть спортзал, каждый день водят на прогулку. Надо будет как-нибудь привезти сюда вас с Лайамом на недельку.

— После этого ты будешь нам должен как минимум две недели на Майорке.

Она замолчала. Шеферду хотелось обнять жену за плечи и поцеловать, вдохнуть запах ее духов, погладить по волосам. Телефон был плохим посредником.

— Мне жаль, что все так получилось, — промолвил он.

— Это твоя работа, — отозвалась она. — Твоя жизнь.

— Передай Лайаму, что я звонил, ладно? Скажи, что я его люблю и скоро приеду.

— Когда?

Хороший вопрос.

— Не знаю, любимая.

— Скорее дни, чем недели? — спросила она с надеждой.

— Да, если повезет.

— Я люблю тебя.

Сью произнесла это с нежностью, и внезапно Шеферд ощутил стыд. Его место было там, рядом с ней и сыном.

— Я тебя тоже люблю, — прошептал он. — Когда все закончится, я докажу тебе это.

— Не хвастай.

— Вот увидишь.

— Ладно.

— Мне надо идти.

Гозден выпрямился и взглянул на настенные часы.

— Понимаю.

— Прости.

— Перестань извиняться. Я давно с тобой живу и знаю, чего можно ждать.

— Я тебя не заслуживаю.

— Это верно.

Она рассмеялась.

— Я люблю тебя, Сью. Как жаль, что сейчас ты не можешь быть со мной.

— В тюрьме, среди сотни мужчин, у которых уже давно не было секса?

— Ты понимаешь, что я хочу сказать.