Виктор Каннинг - Клетка Страница 23

Он сердито взял книгу, повернулся набок, чтобы лампа светила на страницы, и читал, пока глаза не заболели, веки не отяжелели, томик не выпал из рук, и Ричард уснул, так и не выключив свет.

Проснулся он сидя; подавшись вперед, закрыл глаза руками, застонал – он сразу понял, в чем дело. На краю кровати примостилась Сара в ночной рубашке, обнимала его за шею. Он молчал, приходил в себя. На ее лице горем застыло сочувствие.

– Я услышала, как вы кричите, – сказала она. – Новый кошмар?

С досадой из-за того, что она застала его в минуту слабости, он воскликнул:

– Нет, все тот же!

– О, Ричард, может быть, выпьете что-нибудь?

– Да оставьте же меня, ради Бога!

– Ни за что! – вдруг твердо и властно сказала Сара. – Услышав ваши крики впервые, я пришла сюда. Потом несколько раз не приходила. Но сегодня не могла заставить себя остаться в постели. Что это за сон? Может быть, он отвяжется, если вы перескажете его мне. Я помолюсь, чтобы он пропал. Я готова на все, лишь бы помочь вам… лишь бы утешить вас.

Чувствуя тепло ее руки на плече, видя ее перекошенное от горя лицо, он устало покачал головой: «Вы ничего не сможете сделать».

– Неправда! Не может быть. Я же вам не чужая. Разве вы забыли, как я точно так же кричала во сне и вы пришли ко мне? Сейчас же расскажите мне сон!

Он помолчал, собрался с силами. Почему бы и нет? Ведь он еще никому об этом не рассказывал. Может быть, именно ей и нужно во всем признаться. Может быть, именно этим она способна отблагодарить его за спасение… Боже, что за извращенные рассуждения! Ведь ему не поможет никто и ничто. Но не успел он додумать эту мысль до конца, как услышал собственные горькие слова, которые говорил, не щадя чувств Сары: «Что ж, извольте. С тех пор, как все это случилось, я не исповедовался ни разу. Говорят, Бог вездесущ. Не верьте этому!»

– Однако однажды ночью на помощь мне вас ниспослал Он.

– Да, да. Но в другие ночи Он часто закрывал на мир глаза. Очень часто. Сейчас я расскажу об одной из них…

Твердым, бесстрастным голосом он поведал Саре о той ночи в Кении, когда восемнадцатилетним парнем приехал из кино домой и обнаружил, что родителей растерзали туземцы… бросили их голые тела на полу, мать изнасиловали, отца оскопили. Сара слушала его молча, не снимая руки с плеча.

– … бывает, они приснятся и я с криком просыпаюсь весь в поту. Иногда я просто просыпаюсь с криком, а сна не помню. Но понимаю -это был именно он. Думаете, здесь можно ставить точку? Увы, нет. С тех самых пор у меня ничего не получается, хотя я даже иногда напиваюсь, чтоб забыться… Стоит мне приблизиться к женщине… и ничего… я вновь оказываюсь там, вижу их, вижу мать. – Он повернулся к Саре, вдруг улыбнулся, провел костяшками пальцев по ее гладкой щеке, приласкал. – Вот так, Сара. И когда снова услышите мои крики, помните – этого не исправить. А теперь возвращайтесь к себе.

Сара поднялась и сказала: «Я рада, что вы раскрыли душу. Здорово, что мне первой. И хотя я великая грешница, я помолюсь господу и Он поймет».

– Не стоит труда. Он, наверное, спит.

– Такими словами вы меня не обидите, – улыбнулась Сара. – И уж точно не обидите Его. А сейчас – спать.

На другое утро Кэслейк отбыл из Лиссабона, прихватив в конторе фотоаппарат. Добрался до гостиницы, зарегистрировался, а после, уже под вечер, проехался по окрестностям, освоился с ними. На обратном пути остановил машину чуть севернее виллы Лобита, осмотрел поместье в бинокль. Перед ужином ему позвонил Гейнз, передал, что гостиницей «Глобо» владеют Мелина и Карло Спуджи, бывшие служанка и шофер леди Джин Брантон. Узнать это, объяснил Гейнз, оказалось несложно. Имя Карло Спуджи, владельца, значилось на табличке у входа в гостиницу. Из краткой беседы с продавщицей лотерейных билетов в киоске на площади – Гейнз притворился, будто подыскивает хороший отель – выяснилось, что Карло всегда покупал билеты у нее и любил посудачить о старых деньках, когда водил «Роллс-Ройс» леди Джин Брантон. После разговора с Гейнзом Кэслейк спросил себя, знает ли лорд Беллмастер, кто владеет гостиницей «Глобо». И решил – наверно, нет, иначе бы он обязательно сказал об этом.

После ужина и кофе Кэслейк позвонил на виллу. Ответила Сара. Представившись, Кэслейк объяснил, будто он только что из Лиссабона, а из аэропорта дозвониться не смог – не работала линия. Они договорились, что он приедет завтра, в половине одиннадцатого. Кэслейк звонил прямо из номера, его никто не видел, поэтому, услышав в голосе Сары нетерпение, позволил себе улыбнуться. Закончив разговор, он принял душ, лег в постель и взялся за «Возвращение на родину» Томаса Гарди, – этот роман в мягкой обложке он купил в аэропорту, – но уснул, не прочитав и первой главы.

На другое утро он выехал рано, вел машину не спеша, чтобы прибыть вовремя. Теперь Кэслейк играл роль младшего совладельца нотариальной конторы «Гедди, Парсонз и Рэнк». Несмотря на теплый день, он надел строгий темно-синий костюм и котелок. Дверь открыла домоправительница Фабрина – провела Кэслейка в небольшой кабинет рядом с прихожей, обстановку которого он уже знал по описанию Гейнза. Без любопытства ждал Кэслейк знакомства с Сарой Брантон, бывшей монахиней, возможно, ставшей поперек карьеры лорда Беллмастера. Интуиция подсказывала: хотя Сара Беллмастеру и дочь, сделку с Брантоном он заключил не из бескорыстной отцовской заботы. Три тысячи в год – сумма вполне приличная, но все равно его светлость явно преследовал какой-то интерес… Не зная, видимо, есть у дочери что-нибудь против него или нет, он решил на всякий случай задобрить ее. Когда такой человек, как Беллмастер, задумывает пробиться очень высоко, он обязательно перестраховывается. Призрак леди Джин все еще витает над ним. Опасен ли он – не известно, но Беллмастер не успокоится, пока не загонит его обратно в могилу.

В кабинет вошла Сара Брантон – покой и свежесть молодости играли на ее лице. На ней было простое белое платье и босоножки. «Красивая девочка, – подумал Кэслейк. – Не жеманится, но и не тушуется, хотя есть в ней что-то… нет, не от бывшей монахини, а от кого же тогда? Наверно, от учительницы в женской школе, которая начинает мечтать о замужестве гораздо раньше, чем о должности директора».

Он представился слегка напыщенно, как и полагалось по роли, отказался от предложенного кофе.

– Я доставляю вам столько хлопот, мистер Кэслейк, – заметила Сара.

– Отнюдь, мисс Брантон, – с улыбкой возразил он. – Сочетаю приятное с полезным. Мне это нравилось всегда, а теперь – особенно. Подошел мой отпуск, вот мистер Гедди и предложил заехать к вам.

– Вы в Португалии впервые?

– Да. И уверен – она придется мне по душе. А сейчас, если позволите, перейдем к делу, и оно, смею утверждать, вас очень обрадует. Вы, конечно, понимаете, что мне известно все… о вашем прошлом, скажем так.

– Конечно. Признаюсь, меня удивило, что отец вздумал обо мне позаботиться. Сказать по правде, мы с ним не ладили никогда.

Раскрыв папку, Кэслейк наградил Сару достаточно сдержанной, по его мнению, улыбкой и снисходительно кивнул: «Ваш отец уже не молод. А с годами люди, мисс Брантон, меняются. Давайте считать, что мой приезд вызван переменами в его душе… желанием наверстать упущенное. Впрочем, нести хорошие вести я рад всегда, чем бы они ни вызывались. А теперь, – он перешел на деловой тон, – позвольте кое-что объяснить».

Кэслейк выложил на маленький столик свои бумаги – документы о переводе виллы на имя Сары, договор о ежегодной ренте, бланк заявления, который Сара должна была заполнить, чтобы получить паспорт, и сказал: «Может быть, вы сфотографируетесь до моего отъезда? Тогда я сам оформлю и вышлю вам паспорт».

Сара сидела, покорно и внимательно слушала. И теперь казалась скорее школьницей, чем учительницей. Она нравилась Кэслейку помимо воли – симпатия к людям, с которыми ему приходится сталкиваться по долгу службы, неизбежно таит опасность. Но иногда ничего нельзя было с собой поделать. Какие-нибудь мужчина или женщина вдруг задевали за живое, и оставалось только надеяться, что с ними ничего страшного не случится. Впрочем, все это, в конце концов, неважно – сантименты выполоть из памяти так же легко, как сорняки с грядки.

Узнав о величине ренты, Сара обрадованно сказала: «Как щедро с его стороны. Но я обойдусь и меньшей суммой, если эта его стесняет. Мне всегда представлялось, что дела у него идут не слишком хорошо».

– Ваши опасения напрасны, мисс Брантон. Ваш отец такое может позволить себе вполне. – Он улыбнулся, чувствуя, что становится напыщенным, как Гедди.

– Родители любят притворяться бедняками. Так они защищаются от расточительства детей. Поверьте, вашего отца эти деньги ничуть не затруднят.

– Надо написать ему.

– Обязательно. – Кэслейк нашел в бумагах листок с напечатанным на машинке текстом и продолжил: – Есть маленький вопрос, касающийся вашей тети, миссис Ринджел Фейнз. Она прислала нам телеграмму с перечнем вещей, дорогих ей как память. Их она хотела бы оставить себе. Боюсь, мне, словно оценщику, придется пройти с вами по дому и убедиться, что они на месте. А копию списка оставить у вас.