Елена Чалова - Печать света Страница 23

По данным герра Рольфа, именно от легендарного короля гуннов вел свой род король Рудольф Второй, известный любитель магии и мистики, правивший в Чехии в шестнадцатом-семнадцатом веках, когда Чехия была частью Священной Римской империи. А фон Райнц и барон Легерлихт, как явствовало из генеалогического древа, приходились дальними родственниками королю Рудольфу.

Мири позабыла про пиццу. Вот это да! Так вот что ищут «Мудрецы»! Лабиринт, ведущий к Золотому городу, и запечатанный медальоном, который называется «Печать света». А идти по лабиринту надо, следуя за Путеводной звездой…

Возможно ли, чтобы речь шла именно об этом медальоне? И если им запечатали лабиринт какие-то древние гунны, то и находиться он, то есть лабиринт, должен в пределах Европы, но уж никак не дальше.

Но тогда совершенно непонятно, при чем здесь Иерихон и Исаак Лурия? При чем здесь книга Зоар? Ни Сигурд, ни дракон никак не могли обретаться в Иудее или Египте, только в Европе. Но где? Где находится чертов лабиринт?

Отодвинув тарелку, она извлекла из сумочки ручку, поискала листок бумаги, но вот незадача — нашелся только iPad. Тогда Мири схватила салфетку и принялась записывать имеющиеся данные в две колонки. Колонка первая: список данных и имеющихся артефактов, которые указывают на древнегерманское происхождение клада. Легенда о Сигурде и Фафнире. Наличие золотого медальона «Печать света», который вместе с легендой передавался из поколения в поколение германскими аристократами. Потом, волей двух несмышленых детей, медальон оказался у савты, и сведения о нем попали в руки «Мудрецов». Видимо, старый рабби написал о медальоне нечто важное, может, он тоже знал его легенду… В конце концов, он много общался с Карлом фон Райнцем, и оба они были специалистами в области истории и всякой мистики. Версия вторая: иудейское происхождение клада. Ручка продолжала чертить на плотной салфетке. Исаак Лурия, которому якобы принадлежал медальон. Но! Сигурд жил… если жил, раньше Лурии, значит медальон мог попасть к раввину от него через многие годы, даже столетия. Забываем о Лурии. И Мириам решительно адресовала Печать света стрелочкой в первую колонку.

Второй артефакт: звездчатый сапфир под названием «Путеводная звезда», принадлежавший Тавернье. Про него сведений в древнегерманской легенде нет, но каким-то образом «Мудрость Сиона» все же увязала его с Золотым городом. Может, у них есть другая, более полная версия легенды. Откуда сапфир мог попасть к самому Тавернье? Ну, тут возможностей масса! Он много путешествовал, пережил массу приключений. Можно попытаться поискать что-нибудь конкретное в источниках того времени, но, к сожалению, не все рукописи есть в Интернете, а у нее нет времени бегать по библиотекам! Будем исходить из того, что Тавернье был европейцем и умер в России. Скорее всего, камень остался где-то… на территории Евразии. М-да. Ну, все равно. Пишем сапфир в первую колонку.

Дальше. Указания на книгу Зоар. Откуда они появились? Со слов старого рабби, деда савты Мириам. «Путь указан в Зоаре… Читай книгу и следуй каббале». Но что старик имел в виду? Может, просто необходимость духовного совершенствования, которая чаще всего ведет к тому, что человек осознает тщетность стремления к суетным и материальным ценностям? Мири повздыхала. Она попыталась было заглянуть в книгу Зоар. Не поняла ничего. Прочитала в Интернете кое-что о каббале и осознала, что нужен учитель и серьезные, вдумчивые занятия. Однако ее все время грызла мысль, что времени катастрофически мало. Или она разберется в происходящем достаточно быстро, или… или кто-нибудь разберется с ней. От подобных мыслей стало неуютно. Пожалуй, нужно вернуться к схеме, решила Мири и решительно написала «книга Зоар» во второй колонке, а потом жирно ее зачеркнула. Если к Золотому городу можно пройти, только расшифровав учение каббалы, то ей ничего не грозит, потому что у нее, Мири, мозгов не хватит.

Теперь «Лабиринт Иерихона». С этим, понятно, труднее всего, потому что книгу она в глаза не видела и в руках не держала. Но если верить описаниям, то посвящена она именно лабиринту как принципу организации города. Эмиль сказал, что лабиринт в древнеиудейской культуре не имел символического значения. Значит, это возвращает нас к конкретному лабиринту. Но Иерихон находился не в Европе!

Мири тихонько застонала, перехватила испуганный взгляд мамаши с двумя детьми, обедавшей за соседним столиком, и картинно прижала руки к вискам, изображая головную боль. Впрочем, голова и правда разболелась. Все свидетельствует о том, что иудейский след в этой истории был ложным и идти надо за древнегерманской легендой. Все, кроме загадочной книги Иерихона.

Мири решила вернуться домой и еще раз пересмотреть материалы по книге, которые удалось найти Анри. Она подозвала официанта, расплатилась и пошла к выходу. Дверь за ней еще не успела закрыться, как сидевший в углу неприметный тип в вязаной шапочке коршуном бросился к столику и, опередив остолбеневшего от удивления официанта, схватил исписанную салфетку. Аккуратно сложил, убрал в карман, а потом устремился следом за шустрой девицей.

1938 год.

Чадила лампа, и запах горящего фитиля создавал причудливую и довольно сильную смесь, смешиваясь с запахами трав, старых книг и подозрительных снадобий, хранившихся в стеклянных и глиняных плошках. Комната была с низкими потолками, но довольно большая, располагалась в полуподвальном помещении, однако душно здесь не бывало. Свежий воздух просачивался сквозь плохо пригнанные рамы, обеспечивая принудительное проветривание. Впрочем, окошко выходило на проезжую улицу, и потому к домашним запахам примешивались всякие прочие: тянуло навозом, если рядом оказывалась лошадь, скипидаром, если свежесмазанная телега, или рыбой, если кто из соседей готовил обед.

Двое мужчин сидели в комнате, и запахи эти, составлявшие порой немыслимые сочетания, не волновали их совершенно. Старый раввин, одетый в потертые брюки и свободный сюртук, время от времени сердито поглядывал на лампу, если ее свет становился особенно тусклым. Вообще-то на улице был день — неяркий, но теплый день середины мая, однако старые глаза рабби видели плохо, и он даже днем жег лампу. Многие считали, что рабби похож на Моисея: высокий, хоть и ссутуленный годами, с длинными белыми волосами и седой (не всегда опрятной) бородой.

Человек, сидящий напротив старика, являл собой типичного арийца: голубые глаза, аристократический нос и чуть выпяченная (как на портретах Габсбургов) нижняя губа. На дворе стоял 1938 год, однако барон Карл фон Райнц часто заходил к старому раввину, жившему в еврейском районе Праги. Барон с уважением относился к знаниям старика и огромной мудрости народа, копившего эти знания веками. Карл фон Райнц был историком, философом и мистиком. Сегодня — как и в другие дни — плодотворное обсуждение материй высоких постепенно перешло в спор о делах практических. Обычно бледный и невозмутимый, барон уже дошел до той точки возмущения, когда на щеках его выступили красные пятна, а руки то и дело взлетали резким жестом, тревожа и без того трепещущий огонек лампы.

— Что вы делаете, рабби? Вы напрочь отвергаете любые новые подходы, все, что было открыто наукой за последние сто лет! Но ведь и общество, и наука нуждаются в притоке новых идей, новых сил! Уверен, ваши мудрецы не скопили бы столь огромный запас знаний, если бы не пополняли его время от времени. Наверняка им тоже многое казалось абсурдным, но они хоть не отказывались рассматривать и проверять теории и гипотезы. Вы же, как та собака из известной пословицы: сидите на сене, сами не едите и других не подпускаете.

Старик сердито сверкнул темными глазами из-под кустистых бровей, но, видя, что барон еще не исчерпал свои аргументы, промолчал.

— Именно сейчас, когда экспериментальная наука развивается такими быстрыми темпами, когда ученые приблизились, наконец, к пониманию законов Вселенной… когда стали почти очевидными закономерности, по которым развивается цивилизация, пришло время извлечь из сундуков вашу вековую мудрость, ваши знания, которые могли бы стать основой и философским основанием новых теорий. А вы, рабби, что делаете вы и остальные мудрецы? Вы качаете своими седыми бородами и вспоминаете страшные сказки про какие-то неведомые силы зла! — барон подался вперед и, словно поверяя другу важную государственную тайну, продолжал вполголоса:

— Если хотите знать, рабби, я вообще не верю во все эти дьявольские и сатанинские штучки. Ни разу за всю свою жизнь не видел я зла вне человека, понимаете? И я уверен, что зло, некая чертовщина, есть в самом человеке. Она имманентна нашей природе. Не так уж важно, почему так случилось и как это семя зла попало внутрь. Я ищу способ обуздать это зло, дать человеку шанс отвернуться от темной стороны своего «я»…