Михаил Нестеров - Легионеры Страница 24

– Почему ты согласился работать на него? У полковника есть что-то на тебя?

– Ничего. Меня даже шантажировать нечем. Детей нет, бывшая жена вышла за мента, дура. Мне действительно показалась интересной идея Гришина. По большому счету он молча обрабатывал меня, давал увязнуть поглубже. А захлебнусь тогда, когда узнаю цель.

– Жертву.

– Ну жертву, какая разница?

– Не вяжется, – заметил Марк. – Ты понимаешь, что тебя втягивают в нехорошее мероприятие, но продолжаешь думать над гуманным методом ФСБ, которая решила выявить преступников из бывших военных. – Сергей нашел ответ на этот вопрос и сам же ответил на него: – Себя успокаивал?

– Да, – признался Алексей.

– Завтра загляни в автосалон, – закруглился Марк. – Меня устроит “Ауди-А6” в пределах двадцати тысяч. Цвет черный или темно-синий. Подберешь, оформи на себя и выпиши доверенность на имя Земскова Сергея Михайловича.

Как и Гришин, Марковцев провел эту ночь без сна. А утром раздался телефонный звонок, и хозяин квартиры, клятвенно приложив руку к сердцу, а другой рукой зажав трубку, горячо зашептал:

– Тебя. Гришин. Откуда он узнал?.. Клянусь, Сергей!..

– Все нормально – это же не звонок в дверь. Дай трубку, ты ни в чем не виноват.

Марк впервые услышал густой бас полковника ФСБ:

– Сергей, мы стоим друг друга, нам нужно поговорить. П-подъезжай в контору, я жду тебя.

Глава 8

Честь и совесть

“Верховный суд России признал недействительными отдельные пункты приказа министра обороны о секретных документах, а именно – приказ № 055 “О государственной тайне” от 10 августа 1996 г. Этим документом был введен в действие “Перечень сведений, подлежащих засекречиванию в Вооруженных силах РФ”. (...) Минобороны должно либо опубликовать перечень сведений, подлежащих засекречиванию, либо разработать принципиально иные способы борьбы с разглашением секретной информации”.

20

1 декабря, суббота

Вот уже больше часа Марковцев слушает полковника и изредка качает головой, называя его про себя бунтарем. Он соглашается с ним и в то же время отказывается понимать. Да, они, как правильно заметил Николай, стоили друг друга, но еще больше дополняли. Даже внешне. Марк пришел к выводу, что, если сделать портретный снимок, Гришин будет выглядеть на фото негативом: светлые волосы с проседью, пронзительные светло-голубые глаза.

Как негатив, что подтверждалось в отношении Николая к родной организации.

Точно дополняли. Ибо один планировал то, что по силам другому.

И даже если бы в контору по найму обратились все военные Вооруженных сил, полковник отдал бы предпочтение именно Сергею Марковцеву. А причины все те же, свитые из размышлений Николая над судьбой и характером этого противоречивого человека. Действительно, без характера, а еще больше без судьбы, которая исхлестала бы вожжами, о любых навыках, тем более военных, говорить сомнительно.

Николай психологически точно составил липовый указ, делая упор на профи с криминальным прошлым. Надеясь на прощение, которое к тому же хорошо оплачивается, они выполнили бы любой приказ полковника ФСБ. А отказникам Гришин мог поставить жесткие условия: “Вы будете делать все, что я скажу. В противном случае вы никогда больше не увидите своих близких”. Или поступить по-другому, делая упор на прошлое легионеров, которое ничем не отличается от их настоящего и будущего: как были они преступниками, так и останутся. Опять же, сменив тон, мог добавить: мол, я предлагаю деньги, и скажите спасибо, что вы имеете возможность беседовать со мной, а не со следователем в камере для допросов. И еще одно спасибо за то, что после теракта вы можете разлететься ко всем чертям.

Все желающие попасть в легионеры указывали в страховке самых близких родственников и их адреса. Страховка несла в себе двойной смысл, она усыпляла бдительность, заставляя и дальше верить, она же – тонкий и хорошо продуманный ход начальника отдела спецпрограмм. Кнут и пряник. И этот момент ускользнул от внимания Марковцева.

Гришин был ограничен в деньгах и отбирал легионеров из негодяев – определение полковника, – которые не были в ладу с законом. Это “честным” можно и нужно платить за работу, а негодяи отработают бесплатно.

– Ты правильно замыслил, Николай, – нарушил долгое молчание Марковцев, приметивший, что полковник в разговоре даже не пытался делать упор на человеческие качества, а просто говорил с ним открыто. – Замыслил правильно, только потерял бы в качестве. Негодяй негодяю рознь. В самый ответственный момент такой может наплевать на свою мать, сестру или жену. Я знал таких, поверь мне. Их бы проверить друзьями, но вот вопрос: есть ли друзья у негодяев?

Гришин промолчал. Он только поводил жилистой шеей: судя по всему, ворот явно нового шерстяного свитера доставлял ему неудобства. Мелочь на фоне массы неприятностей, которые грозили бунтарю. Если на Лубянке пронюхают о его инициативе, ему не жить. ФСБ готовила выдачу интернациональной террористической группы, а Гришин делал все, чтобы террористы не добрались даже до аэропорта. Божеские дела он решал дьявольскими методами.

Он не сказал прямо о том, что в развале дела по группе подрывников есть и его вина, однако болезненный корень ее обозначился в самом начале его повествования. Ему бы не следовало в далеком 1996 году браться за грязную работу по выкупу заложников, но как не выполнить приказ? Вот где корень зла.

Марк искренне удивлялся этому человеку и не решался спросить в лоб: “Коля, а кто-то из твоих родственников или друзей не погиб при взрыве, подготовленном диверсионной группой, за которую ты “хлопочешь”?”

Не спросил. Обидел бы? Дело не в этом, а в другом; Марковцев знал общий ответ: погибли люди, сотни людей. Может, оттого он общий? В корне – да. Но не обидный. И здесь круг замыкался.

– Мы напали на след п-подрывников два года назад, – продолжал Гришин. – Ты должен был слышать о 12-й бригаде Закавказского военного округа.

Марковцев покивал: одна из бригад спецназа почившего Советского Союза. Поминки получились невеселыми: пять сухопутных и одна флотская бригады отошли к отделившимся республикам, три расформировали. А из четырех оставшихся две были переданы из ГРУ в ВДВ.

– 12-я бригада дислоцировалась в Грузии, в городе Лагадехи, – продолжал Николай. – Расформирование планировали закончить к концу 1992 года и доставить вооружение в Вазиани, на склады Закавказской группы войск России. На то имелось письменное распоряжение председателя Вооруженных сил Грузии и министра обороны Китовани. Однако грузовики с оружием были блокированы грузинскими военными. Выяснилось, что министр обороны Грузии отменил распоряжение о вывозе вооружения. 10 января на территорию городка вошли больше сотни сотрудников службы безопасности, Минобороны Грузии и пограничники грузинского батальона на бронетехнике. А перед этим люди из госбезопасности Грузии захватили в Лагадехи около пятидесяти человек в заложники: российские офицеры и их семьи. Если не выдадут вооружение, заявили грузины, заложники будут расстреляны.

На складах ничего не осталось, все разграбили. Что-то отошло грузинской армии, что-то пограничникам, остальное забрала служба госбезопасности. И вот два года назад “заговорили” мины, состоявшие на вооружении бригады спецназа. Хотя нет, еще раньше на территории Чечни у боевиков и в схронах обнаружили автоматы бригады. В Ингушетии рванула “МОН-100” мощная противопехотная мина.

Машина еще не въехала в Карабулак, а полковник Гришин уже возненавидел ингушский город. Дорога лежала через лагерь чеченских переселенцев “Барт”. Жара, солнце палит как в последний раз, словно отыгрывается и на чеченских беженцах, и на российских офицерах службы безопасности. Окна в машине не закроешь, задохнешься, а с опущенными стеклами тоже невозможно дышать. Будто проезжаешь мимо птицефабрики: вонища, гам, толкотня, голова кругом.

– Гони! – Николай даже не тронул, а толкнул в плечо водителя легковушки. Крикнул таким страшным голосом, словно все переселенцы, приготовившись как на старте, вот-вот рванут за “Волгой”. Тысячная необузданная толпа, что может быть хуже? Толпа, которая, словами одной чеченки, только “пьет, жрет, срет и на диване валяется”. Срет на улице или в “картонных” нужниках, которые и распространяли на всю округу нестерпимое зловоние.

– Как же они живут здесь? – через носовой платок спросил Николай.

Водитель, ингуш по национальности, которому такое соседство было не в радость, промолчал. И полковник до самого отдела ФСБ не проронил ни слова.

“Контора” находилась в квартире на первом этаже жилого дома. Гришин постучал в дверь и услышал из-за двери приглушенный голос:

– Кто там?

Николай переглянулся с напарником: нормально. А что будет, если не ответить?

– Свои! Открывай!

Тишина.