Нельсон Демилль - Золотой берег Страница 24

Я изобразил на лице страдальческую улыбку и снова уткнулся в свои бифштексы. Они не так уж плохи, а еще если их зажевать орешками да запить пивом, так вообще становятся съедобными. Я научился этому приему в Нью-Хэйвене. Так мы между собой называем Йельский университет. Нью-Хэйвен. И звучит не так напыщенно.

К тетушке Корнелии я должен был прибыть к трем часам. Там на Пасху у нас всегда происходит что-то вроде семейного сбора. Тетка живет в Локаст-Вэлли, это в пятнадцати минутах езды отсюда. Сейчас было без чего-то два. Тетка Корнелия — это сестра моей матери, и, если вы припоминаете, у нее есть своя теория относительно рыжих волос. Интересно, что она скажет, если увидит своего племянничка, сидящего без пиджака и галстука за стойкой бара, небритого и пахнущего пивом и солеными орешками.

Надо честно признать, что Сюзанна, со своей стороны, всегда очень мила с моими родственниками. Нет, она не близка с ними, а именно мила. Ее собственная семья совсем не велика, даже если сосчитать всех самых дальних родственников, разбросанных по всему свету. Их и родными-то не назовешь.

Итак, я торчал в этой «трубе» уже целый час, размышляя о том о сем, когда место рядом со мной заняла новая посетительница. Должно быть, она вынырнула из какого-нибудь темного угла заведения, так как входную дверь никто не открывал. Я взглянул на нее и получил в ответ широкую улыбку. Я уставился в зеркало, но и там наши глаза встретились. Она снова улыбнулась. Вероятно, она была очень дружелюбно настроена.

Ей было лет тридцать, но можно было дать и все сорок. Она была разведена и жила сейчас с человеком, который время от времени поколачивал ее. Работала она официанткой, а с детьми сидела ее мать. Здоровье у нее было неважнецкое. Она должна была бы ненавидеть мужчин, но не ненавидела. Она играла в лотерею и отказывалась признавать тот факт, что в ее жизни уже не будет ничего хорошего. Впрочем, ничего этого она о себе не сказала, она вообще не вымолвила ни слова. Просто у людей, которых вы можете встретить в «Ржавой якорной трубе», все это написано на лбу. Даже удивительно, как такая процветающая нация, как американцы, может порождать таких несчастных людей. А может быть, все дело просто в том, что некоторые люди рождаются неудачниками и на Марсе в 3000 году тоже будет стоять где-нибудь бар «Ржавая якорная труба», посетителями которого будут люди с плохими зубами, татуировками и одетые в черную кожу. Они будут рассказывать друг другу истории из своей жизни, жаловаться на неудачи и на то, как кто-то вставляет им палки в колеса. Я услышал, как рядом сбросили на пол туфли.

— Ноги гудят по-черному.

— Почему? — поинтересовался я.

— О, да я пропахала все утро. Даже на мессу не попала.

— А где ты работаешь?

— В ресторане «Звездная пыль» в Глен-Ков. Знаешь это место?

— Да, конечно.

— Что-то я тебя там никогда не видела.

И никогда не увидишь.

— Хочешь угощу?

— Давай. Закажи «мимозу» Терпеть не могу, когда приходится пить, а еще не вечер. Но сейчас мне надо промочить горло.

Я сделал жест бармену.

— Одну «мимозу». — Повернулся к своей соседке — Будешь бифштексы?

— Нет, спасибо.

— Меня зовут Джон.

— Салли.

— Не Салли Грейс?

— Нет, Салли Энн.

— Рад нашему знакомству.

Появилась ее «мимоза» — мы чокнулись, поболтали, затем она спросила:

— А что ты делаешь в этой дыре?

— А что, разве мне здесь не место?

— Да нет, знаешь ли. — Она рассмеялась.

Мне было приятно осознавать, что меня здесь принимали за инородное тело даже до того, как я раскрыл рот и обнаружил свой акцент. Соответственно, если бы кто-то из этих людей оказался в клубе «Крик», я бы тоже поинтересовался, как они туда попали.

— Просто я в разводе, один как перст и ищу любви где только можно, — абсолютно серьезно сообщил я.

Она снова весело расхохоталась.

— Да ты, видно, сумасшедший.

— В моих клубах сегодня выходной день, моя яхта стоит в сухом доке, а моя бывшая жена улетела с детьми в Акапулько. У меня был выбор — пойти на обед к главарю мафии, к своей тетке или сюда.

— И ты пришел сюда?

— А разве ты не сделала бы то же самое?

— Нет, я бы пошла на обед к главарю мафии.

— Интересная мысль. Твоя фамилия случайно не Рузвельт? — поинтересовался я.

— А твоя случайно не Астор? — хихикнула она.

— Нет, моя Уитмен. Знаешь такого поэта Уолта Уитмена?

— Конечно. «Листья травы». Я проходила это в школе.

— Боже, благослови Америку.

— Это тоже он написал?

— Возможно.

— Так ты его родственник?

— Что-то вроде этого.

— Тоже поэт?

— Пытаюсь им стать.

— А ты богатый?

— Был. Все проиграл в лотерею.

— Господи, сколько же ты купил билетов?

— Все, которые были.

Она опять захихикала. Я был в ударе. Я подвинул свой табурет поближе к ней. Когда-то она была милашкой, но годы, как говорится, взяли свое. При этом у нее сохранилась прекрасная улыбка, веселый смех, все зубы и, как я предполагал, доброе сердце. Я мог заметить, что нравлюсь ей, а если еще немного постараюсь, то она и полюбит меня. Многие мои однокурсники баловались с дешевыми девчонками, но я себе такого никогда не позволял. Возможно, теперь я пытался наверстать упущенное. Кстати, в здешних местах есть обычай, сохранившийся до сих пор, — в среду вечером у прислуги выходной, и все бары на побережье заполнены очаровательными девчонками из Ирландии и Шотландии, приехавшими сюда на работу. Но это уже другая история. А что касается дела, то я должен признаться, что давненько не был один на один с женщиной из народа и не знал точно, как себя с ней вести. Вероятно, лучше всего быть самим собой. Кстати, с Салли Энн я ощущал себя значительно лучше, чем с Салли Грейс. При этом я чувствовал себя на коне. Мы еще немного поболтали, Салли прыскала со смеху уже в свою третью «мимозу», а компания в коже, похоже, начала подозревать, что ее надули с рассказом о жене, лежавшей в коматозном состоянии.

Я мельком взглянул на часы и понял, что пробило три. Следовало выбирать между Салли Энн и визитом в ее лачугу и посещением званого ужина у тетушки Корнелии. Скажу честно, мне не нравилось ни то ни другое.

— Ну, — сказал я, — мне пора.

— О… ты спешишь?

— Да, по правде говоря. Мне надо прихватить на вокзале герцога Суссекса и затем отправиться к тете Корнелии.

— Серьезно?

— Ты мне дашь свой телефон?

Она уставилась на меня, потом глупо улыбнулась.

— Я думаю…

— У тебя есть визитная карточка?

— Погоди… сейчас посмотрю… — Она запустила руку в свою сумочку и вытащила огрызок карандаша, которым, очевидно, записывала заказы клиентов. — Ты хочешь, чтобы я написала номер на карточке?

— Можно и на салфетке. — Я протянул ей чистую салфетку, и она нацарапала на ней свое имя и телефон.

— Я живу здесь, в Бейвилле. Почти у самого берега.

— Можно только позавидовать. — Я положил салфетку в карман, туда же, где уже лежала гильза от ружья. Мой карман потихоньку превращался в свалку. — Непременно позвоню, — пообещал я и сполз с высокого табурета на пол.

— До конца этого месяца я работаю по вечерам. С пяти вечера до полуночи. Поэтому сплю как попало. Так что звони когда захочешь, не стесняйся. К тому же у меня включен автоответчик.

— Понял. До свидания. — Я оставил на стойке деньги и вынырнул из «Ржавой якорной трубы» на свет Божий. Конечно, где-то в мире есть место и для меня, но вряд ли «Ржавая якорная труба» входит в число этих уголков.

Забравшись в свой «бронко», я понял, что теперь мне придется выбирать между доном Белларозой и тетушкой Корнелией. Я помчался на юг вдоль побережья, надеясь, по всей видимости, на то, что в ход событий вмешается провидение и что-нибудь случится с моей машиной.

Но в результате я оказался на Грейс-лейн. Я проехал мимо ворот Стенхоп Холла, они были закрыты. Алларды, вероятно, отправились в гости к своей дочери, а Сюзанна закатилась либо к моей тете, либо к Фрэнку в гости. Там она уже отъедает нос у бедного ягненка и прикидывает, что ей делать со мной.

Я проследовал дальше — до начала каменного забора, ограждавшего «Альгамбру». Здесь я притормозил и заехал на площадку, устроенную напротив ворот.

У ворот продолжали нести вахту двое джентльменов в черных костюмах — они сразу же уставились на меня. За их спинами у сторожевого домика стоял огромный, футов шести, если не считать ушей, пасхальный кролик. В лапах он держал большую пасхальную корзину, в которой, как я подозревал, были припрятаны раскрашенные к празднику ручные гранаты.

Я снова взглянул на двух помощников кролика: они продолжали сверлить меня глазами. Я не сомневался, что хотя бы один из этих охранников — «солдат» дона Белларозы — преследовал меня сегодня утром с собаками.