Эрик Ластбадер - Черный клинок Страница 24

– Как это? – Вулф даже подскочил, будто его током дернуло.

– За последние полгода погибли два члена нашего конгресса при таинственных обстоятельствах – один в автокатастрофе, другой из-за неисправности лифта. Оба они занимали либеральную позицию в вопросе экономических запретительных санкций в отношении Японии, иначе говоря, играли на руку Юджи Шияну. Теперь в конгрессе преобладает большинство сторонников твердой линии. Мы считаем, что все это козни "Тошин Куро Косай".

– Я что-то ничего не понял.

– До чего же умны Нишицу и его общество Черного клинка! Представьте только, лейтенант, что столь хрупкая экономическая разрядка между США и Японией вдруг окажется бесповоротно нарушенной. В течение какого-то времени в конгрессе США доминировали сторонники жесткой японской политики. Теперь же в результате изменений радикальной политики в отношении Японии и усиления позиций твердолобых конгрессменов последствия могут быть просто ужасными: будут воздвигнуты таможенные барьеры на пути японского импорта автомашин, электроники, бытовых компьютеров. А после этого неизбежно наступит расплата: прекратится ввоз в США важнейшей компьютерной технологии. Пентагон, ЦРУ, министерство обороны – вся система безопасности нашей страны зависит от поставок японских компьютерных микросхем. Что же станет с нами, когда мы не сможем больше приобретать схемы? Да еще в то время, когда Япония будет до-прежнему продавать их странам Западной Европы, даже странам бывшего восточноевропейского блока, всем, только не нам?

Шипли еще ближе придвинулся к Вулфу, а тот, глядя ему в глаза, подумал, что он и впрямь носит цветные контактные линзы.

– Мы считаем, что Америке долго не выдержать конкуренции на мировом рынке, если будет перекрыта помощь от японских технократов. А если мы проиграем в конкурентной борьбе, то наша экономика неизбежно ослабнет, а производство начнет сворачиваться настолько быстрыми темпами, что только сторонники Нишицу, которые уже захватили командные посты в крупнейших мировых многонациональных конгломератах, смогут спасти нас. Но какой, спрашивается, ценой? Они будут править нами, регулируя поставки компьютерных микросхем. Мы попадем в вечную экономическую зависимость от них.

Автомашина остановилась, и дверь открылась. Вулф вышел вслед за Шипли и увидел, что они подъехали к аэровокзалу Национального аэропорта. Несколько секунд Яшида пристально рассматривал его, будто стараясь запомнить. Небо немного просветлело, но в воздухе пахло грозой.

– До сих пор вы вели расследование в одиночку, лейтенант, – сказал Шипли. – Теперь же считаю нужным предупредить вас. Если вы займетесь тайным обществом Черного клинка, это может стоить вам многого. – Он отвел Вулфа в сторону от тротуара и подальше от толпы. – Вот мой совет: подумайте, как следует. Еще один ваш шаг в этом расследовании, и они уже не позволят вам выйти из игры. Они могут поступить с вами так же, как с Моравиа. Я знаю этих людей и отдаю отчет своим словам. Но у вас есть преимущество. Как вы сами сказали, вы не частное лицо, а официальное, на государственной службе.

– Ну а что еще вы никак не решитесь сказать мне?

– Извините, не понял.

– Там, в Хиллвуде, вы мне вообще ничего не хотели говорить, потому что думали, вероятно, что я хлопочу насчет страховки. Но когда я упомянул о заключении медэксперта относительно Моравиа, вы сразу же начали посвящать меня в дела. Почему? – Вулфу показалось, что Шипли не расположен объяснять причину, поэтому он сказал: – Обещаю, что не отстану от вас до тех пор, пока все не выложите.

Шипли понимающе кивнул и с явной неохотой ответил:

– Ходят всякие слухи. Те, кто знают членов "Тошин Куро Косай", болтают между собой, будто в них есть нечто такое, что отличает их от прочих людей. Точно никто не знает. Но все же члены этого общества, похоже, не подвластны разрушительной силе времени.

Вулф не совсем понял объяснение и поэтому попросил:

– Не можете ли рассказать все это подоходчивее?

– Разговорчики эти – они больше похожи на всякие бредни про вампиров и оборотней – в основном о том, что члены общества Черного клинка вроде как бы стареют медленнее, чем вы и я.

– Ну это какая-то чушь, – заметил Вулф, но все же в душу закралось сомнение. – В мире ведь полным-полно людей, которые выглядят моложе или старше своих лет.

– Оба мы скептики, лейтенант, – заметил Шипли. – Представьте в таком случае, как я удивился, услышав от вас о заключении медэксперта относительно Моравиа. – Он быстро посмотрел вокруг и, увидев, что Яшида бдительно охраняет их, повернулся опять к Вулфу. – У меня теперь нет выбора, и я прошу вас сотрудничать со мной. Нам нужна ваша помощь, лейтенант. Очень нужна. Если в этих слухах есть хоть какая-то доля истины, – он на секунду-другую примолк, чтобы перевести дух, – то последствия их восхождения к власти станут в сотни, тысячи раз пагубнее. Их нужно остановить, лейтенант, в вы просто обязаны это сделать.

– Минутку, – ответил Вулф. – Вы говорите, будто я уже вхожу в заключительную стадию своей миссии.

– Может, и входите. Убрав двух наших сенаторов, Нишицу и его клика переступили черту, – подчеркнул Шипли, и глаза его с контактными цветными линзами ярко сверкнули. – Догадываюсь, о чем вы все время думаете, лейтенант. Вы сделали верный вывод: мы начинаем тайную войну с Японией.

Токио – Нью-Йорк

Шото Вакарэ получил зашифрованные инструкции в тот час, когда принимал душ. Он вышел из ванной, чтобы прочесть семь страничек, лежавших на приемном поддоне портативного телефакса. Капельки холодной воды блестели на его рельефном безволосом теле. Подойдя к факсу, он уставился на колонку цифр. Без специального электронного дешифровального устройства, полученного от Яшиды, прочитать их было бы невозможно.

Утро у него проходило по раз и навсегда заведенному порядку. Вставал Вакарэ в четыре, надевал тренировочный костюм и два часа подряд интенсивно занимался сложными гимнастическими упражнениями. За это время кожа становилась гладкой и блестящей, а мускулы наливались и твердели так, что он минут по пятнадцать любовался их игрой и получал от этого не меньшее удовольствие, чем если бы находился в музее современного японского искусства, который посещал регулярно раз в неделю.

Под теплым душем он выбривал руки, подмышки, йоги, а затем, изгибаясь и приплясывая, становился под холодную воду и стоял так под ледяной струёй, пока у него от холода не начинали лязгать зубы, а под ногтями не появлялась синева.

И все же после душа он еще с четверть часа вертелся мокрый перед трюмо, разглядывая свой пенис, который от холода становился совсем маленьким. Тогда он сгибал колени, приседал и хлопал себя по упругим мускулам бедер до тех пор, пока кожа не начинала краснеть и ноги дрожать от боли.

Выходя из ванной, он в первую очередь глядел на обрамленную бамбуковой рамкой литографию Юкио Мишимы, поэта-самурая, который в 1970 году совершил харакири, чтобы своей смертью подчеркнуть гибель самобытности Японии. Он считал, что в адском котле западного влияния гибнут прекрасные национальные традиции японского народа.

На литографии Мишима был изображен в виде распятого на кресте страдальца, из его тела выпирали стрелы в виде мужских членов. Литография эта – скрупулезное подражание знаменитой картине, на которой изображена казнь святого Себастьяна. Поэт был его горячим поклонником. Да и неудивительно. Себастьян служил в римской преторианской гвардии и тайно исповедовал христианство. Когда его тайна стала известна императору Диоклетиану, тот приказал лучникам расстрелять солдата. Мистическое преображение бренного тела казненного солдата, которому предначертано было стать мучеником, казалось Вакарэ самым ярким символом короткой жизни Мишимы, полной страданий и мук.

И вот пока Вакарэ, еще неодетый и налитой силой, занимался подготовкой к дешифровке поступивших инструкций, он продолжал думать о Мишиме и святом Себастьяне. Вакарэ тоже обожествлял человеческое тело. Эротизм мужских форм не волновал его и не оставлял следа в памяти. С болезненной гримасой Вакарэ положил руку на листки шифровки с длинными колонками цифр. Цифры трудно запомнить, они бесстрастны, но он, занятый работой, где думать особенно не приходилось, ощутил прилив крови к конечностям и вспомнил о своем друге Юджи Шияне, который запрещал ему заниматься такими делами. Юджи тоже благоговел перед Юкио Мишимой и его бессмертной поэзией.

Вакарэ, прищурившись, убрал руку с листков и увидел пятно, оставленное влажной ладонью, как некое клеймо на бездушных цифрах зашифрованного сообщения. Клеймо, которое, как его предупреждал Юджи, появится и на его лице, лишь только он выскажет ему свое желание.

И все же Юджи не был единственным человеком, по которому тосковал Вакарэ, он любил еще и секс во всех его проявлениях. Он, например, обожал настоящих японских женщин, понимающих с полуслова, чувственных, нежных, достигших совершенства. Это вам не кокетки, продажные исполнительницы всяких мерзких штучек, до которых так охочи развратные западные мужчины. Нет, Мишима понимал в них толк. Такие японки – актрисы высшего класса. Только мужчина с высокими помыслами может столь тонко изобразить истинную женщину, создать ее идеал.