Майкл Доббс - Прикосновение невинных Страница 24

Премьер-министр явно не понимал, куда клонит его министр, — в отличие от посла. Он налил себе еще виски (Деверье отказался), прежде чем отбить подачу англичанина.

— Что вы имеете в виду, Пол?

— Если мы и включимся в разработку нового военного самолета… — (посол отметил про себя это «если»), — то только в обмен на поддержку нашего видения будущей роли Англии в мире — значительной, ведущей роли.

— Безусловно, — кивнул посол.

— Это только слова, — настаивал Деверье. Тон его был холодным, аргументы точно выверенными. — Иначе «Дастер» станет для моей страны дорогостоящей излишней роскошью.

Американец отставил свой стакан. Он начал эту игру и хотел сохранить ясную голову, чтобы успешно завершить ее.

Деверье наклонился вперед, всем своим видом подчеркивая, что эта беседа — не пустая светская формальность.

— В вашем государственном департаменте возникла идея, что Японию и Германию следует ввести в Совет Безопасности ООН. Это значит, что кому-то придется уступить свое место. И роль жертвы уготована Англии.

Последовало долгое молчание. Посол не хотел опровергать утверждения Деверье. Считается, что дипломаты обязаны врать ради своей страны, но тут явная ложь не пройдет.

— Лев растерял еще не все зубы, господин посол. Не надейтесь, что британское правительство согласится. Иначе союзники разорвут нас на куски. И будут правы. Президент не может рассчитывать получить и «Дастер», и наше место в Совете Безопасности.

— Вы связываете два эти вопроса?

— Такова политическая логика. Великобритания не может превратиться в мальчика для битья.

— Я не уверен, что президент уже принял какое-то решение по проблеме Совета Безопасности. Это всего лишь пробный шар, запущенный некоторыми его советниками.

— Вот именно, — сказал Деверье с тонкой усмешкой. — Нам даже не придется просить его изменить свое решение.

— Справедливо, — согласился посол. — Я сообщу, какое значение вы придаете этому вопросу. Ничего не могу обещать, вы понимаете… Но, думаю, президенту ваши аргументы покажутся… убедительными.

— Мы очень гордимся нашей ролью в мире, — патетически вставил премьер-министр.

— И поэтому будем настаивать на американской поддержке нашей позиции по Кипру, — продолжил Деверье. — Мы должны сохранить базу в Акротири. Без этого нам не удастся удержать стратегические позиции на Ближнем Востоке.

— Ну и аппетиты! — воскликнул посол с шутливым протестом. — Вы знаете, Америка не может вмешиваться. Мы сохраняем нейтралитет, Пол.

— Чушь, господин посол!

Премьер-министр даже вздрогнул от такой воинственности Деверье, расплескал виски и начал вновь наливать стакан. Он упорно молчал, не зная, что сказать, и вряд ли вообще понимал, о чем идет речь. Деверье продолжал наступать.

— Если вы хотите остаться нейтральными, когда какой-то жалкий выскочка-националист, незаконно прорвавший к власти, нарушает все договорные обязательства, невольно начинаешь сомневаться, так ли уж Америка ценит союзнические отношения.

— Нет, Пол, вмешательство исключено.

— Вы уже вовлечены, хотите вы того или нет, раз вовлечены мы. Ваш помощник государственного секретаря увяз по самую потную лысину. Вот что получается, когда какой-то чертов грек получает слишком большую волю в государственных делах…

— Прошу вас…

— Он вредит нам при каждой возможности!

— О чем вы?

— Его подстрекательские высказывания расклеены в витринах каждой харчевни. Их даже цитирует радио греко-киприотской общины в северной части Лондона.

— Никогда не слышал, — возразил посол.

— Вы не знаете греческого.

Посол не нашелся, что ответить, и счел за лучшее промолчать.

— Послушайте, мы не требуем от вас объявления войны. Мы требуем — и настаиваем — ясного заявления в поддержку международного права и уважения договорных обязательств. Проблема должна быть решена путем переговоров между двумя сторонами, а не путем односторонних инициатив и избиения британских военных на улицах Лимассола, когда они отправляются в увольнение. Остальное предоставьте нам. Это жалкое ничтожество, их чертов президент, долго не продержится, его уберут раньше, чем снимут новый урожай маслин, мы просто подождем. Впрочем, за одним маленьким исключением. Вы можете расследовать деятельность этого вашего чертова Костаса. С пристрастием.

— Микалидеса, — угрюмо поправил посол. Он потянулся за своим стаканом, проклиная себя за то, что затеял этот разговор.

— И, наконец… Посол подавился.

— …я уверен, что президент постарается обеспечить действительно восторженный прием премьер-министру в следующий его приезд в Вашингтон. Возможно, в конце следующего лета. Вы увидите, мы — ваши лучшие друзья и самые надежные союзники.

— В конце следующего лета?

— Я не стал бы предвосхищать решение премьер-министра, — Деверье кивнул в сторону своего хозяина, не отводя взгляда от собеседника, — но следующей осенью может наступить идеальный момент для выборов. С вашей помощью премьер-министр будет выглядеть на международной арене самой значительной фигурой…

«В сопровождении эскорта полицейских», — подумал посол.

— …поддерживаемой своими верными парламентскими сторонниками, и его противники будут посрамлены. Плюс немножко везения и признаки экономического подъема. Восхитительный и весьма заманчивый сценарий, не правда ли?

Американец повернулся к премьер-министру, игравшему роль безмолвного статиста в этом поединке. Деверье, с которым посол был едва знаком, был так высокомерен по отношению к главе кабинета, так явно демонстрировал, насколько он более искусен как в тактике, так и в стратегии. А в каждом доме может быть только один хозяин. Посол был достаточно умен. Он знал, что утром премьер-министр вспомнит лишь о том, что соглашение достигнуто, и не важно, кто этого добился. Деверье гарантировано полное расположение, он станет счастливым талисманом удачливого генерала. Главнокомандующие любят удачливых генералов. Деверье будет процветать благодаря собственному искусству.

Американец чувствовал себя обессиленным, уставшим, он не мог больше сопротивляться. Собрав остатки сил и выдавив из себя бледную улыбку, он поднял стакан.

— Джентльмены, у меня тост. За «Дастер».

Утром Иза позвонила Кэтти. Она не знала, что делать, куда еще обратиться. Однако до Кэтти ей добраться не удалось.

— Номер занят. Подождете?

Да, она подождет. И она ждала, ждала, ждала… Когда номер Кэтти наконец освободился, трубку взял кто-то еще, какой-то новичок. «Не имею ни малейшего понятия, милочка, где находится Кэтти и кто она вообще такая, кто мог пообещать, что передаст ей просьбу позвонить».

Депрессия. Она надвигалась на нее, как туман с Ла-Манша, пока Иза не отключилась. Она чувствовала, как тают ее способность к сопротивлению, энергия, надежда, все исчезало. Ей говорили, что она может впасть в такое состояние после несчастного случая, это клинические последствия мозговой травмы. Боже, неужели доктора правы? Во всем?

Зазвонил телефон. Иза подпрыгнула от неожиданности.

— Кэтти?

— Нет, боюсь, что нет, — ответил чей-то голос. Она сразу его узнала. Правильная речь человека, получившего хорошее образование, явный ирландский акцент… этот голос ласкал, напоминал о журчании ручья, бегущего по камешкам.

Этот голос она слышала вчера в кабинете редактора.

— Меня зовут Дэниел Блэкхарт.

— Блэк… что?

— Блэкхарт[10]. Несколько столетий тому назад один мой предок владел кусочком побережья у залива Блэкхарт. Западный берег Ирландии. По какой-то непостижимой причине имя до сих пор не исчезло.

— Вы шутите…

— Увы, я совершенно серьезен. Такую фамилию не так-то легко носить. — Смех оборвался.

Ирландцы склонны подшучивать над собой, они скрытны, уклончивы, так не похожи на американцев.

— И чем я могу помочь вам, мистер… — Иза не договорила.

— Дэниел. Зовите меня просто Дэниел. И, возможно, это я смогу помочь вам. — Его слова как будто приподняли окутывавший ее покров депрессии и безнадежности.

— Мы с вами встречались…

— …но не были представлены друг другу. Я случайно услышал, как вы рассказывали моему редактору о пропавшем малыше. Я бы хотел помочь и, возможно, в состоянии это сделать.

Неискренность редактора все еще причиняла Изе боль, так что и от этого предложения она не ждет ничего хорошего.

— Почему я должна вам верить?

— Единственный, кто может пострадать в этой истории, миссис Дин, — я сам. Мне пришлось порыться в записной книжке редактора, чтобы найти ваши данные, так что, если он это обнаружит, я живо пойду ко дну…

— Я не понимаю…

— Может быть, мы все-таки встретимся?