Деннис Лихэйн - Мистик-ривер Страница 24

Дейв наблюдал, как мальчик, расставив ноги, по всем правилам, высоко вскинул биту. Он чуть покачивался, согнув колени – привычка, с которой он постоянно боролся, но стойкая и неискоренимая, как нервный тик. Дейв, тут же решив воспользоваться случаем, сильным движением направил к нему мяч, маскируя маневр неполным взмахом руки, причем ладонь его отозвалась ноющей болью.

Майкл тут же перестал раскачиваться, уловив движение Дейва в самом начале, и как только мяч взвился над базой, как коршун кинулся на него. Дейв увидел, как лицо мальчика осветилось улыбкой надежды, смешанной с удивлением собственной ловкостью. Дейв чуть было не упустил мяч, но все-таки отбил его на землю, и улыбка сына моментально погасла, обрушив что-то в груди Дейва.

– Эй, – воскликнул Дейв, решив поощрить мальчика, – вот это игра, это я понимаю, молодец!

Майкл криво усмехнулся:

– Как же ты тогда отбил?

Дейв поднял мяч с травы.

– Не знаю. Наверное, потому, что я выше ростом, чем мальчики в младшей лиге.

Лицо Майкла опять осветилось, готовое расплыться в улыбке.

– Да?

– Вот скажи, ты видел во второй лиге таких высоких игроков?

– Нет.

– А я еще и подпрыгнул.

– Ага.

– Вот. Так что тренируйся и не сомневайся. Все будет как надо.

Майкл рассмеялся, довольный. Смех у него был звонкий, раскатистый, как у Селесты.

– Ладно.

– Но ты опять качался.

– Я знаю, знаю.

– Как только встал и принял позу, стой как вкопанный.

– А вот Номар...

– Про Номара я все знаю. И про Дерека Джитера тоже. Понятно, что это твои кумиры. Вот когда тебе будут платить по десять миллионов за матч, будешь покачиваться. А до тех пор что?

Майкл пожал плечами, роя землю носком ботинка.

– До тех пор что, я спрашиваю?

– До тех пор надо отрабатывать школу.

Дейв с улыбкой подкинул мяч в воздух, не глядя, поймал его.

– Но бросок был что надо.

– Правда?

– Господи, да эта штука на Стрелку летела, прямо за город.

– За город, – повторил Майкл и опять рассмеялся раскатисто, как мать.

– Кто «за город»?

Они оба повернулись и увидели Селесту – та стояла на заднем крыльце босиком, с затянутыми назад волосами, в рубашке Дейва навыпуск и в линялых джинсах.

– Мам, привет.

– Привет, лапка. Ты с папой едешь за город?

Майкл покосился на Дейва. Только они вдвоем понимали нелепость сказанного.

– Да нет, мам...

– Это про мяч. Майкл запулял его за город.

– Ах, мяч...

– Я здорово пульнул его, мам. Папа смог отбить только потому, что он такой длинный.

Дейв чувствовал ее взгляд, направленный на него, хотя смотрела она на Майкла. Она следила за ним, хотела о чем-то его спросить. Вспомнилось, как ночью она хрипло шепнула ему, поднявшись с кухонного пола, обхватив за шею, прижавшись губами к его уху:

– Я теперь – это ты. А ты – это я.

Дейв не очень понял, что она имеет в виду, но ему было приятно слышать ее голос. Эта хрипотца действовала возбуждающе.

А вот теперь он усмотрел в этом очередную попытку Селесты влезть к нему в душу, выведать что-то, и это его рассердило. Потому что, если влезет, не обрадуется и отшатнется.

– Что-нибудь случилось, милая?

– Да нет, ничего. – Она зябко обхватила себя руками, хотя утренний холодок уже почти рассеялся. – Послушай, Майкл, ты позавтракал?

– Нет еще.

Селеста кинула хмурый взгляд на Дейва, словно немного пошвырять мячик, прежде чем засесть за эти сладкие хлопья с молоком – бог знает какой грех.

– Твоя миска на столе. Молоко рядом.

– Хорошо. А то есть ужасно хочется.

Майкл уронил биту, и в стремительности этого движения, в том, с какой готовностью мальчик направился к лестнице, Дейв усмотрел предательство.

– Есть ужасно хочется? Я что, тебе рот затыкал, что ты не мог мне это сказать?

Майкл ринулся к матери вверх по ступенькам с такой скоростью, словно через минуту лестница может обрушиться.

– Пропускаешь завтраки, Дейв?

– А ты спишь до полудня, Селеста?

– Всего лишь четверть одиннадцатого, – возразила Селеста, и Дейв понял, что свежее чувство обновления, которое они испытали ночью на кухне, рассеялось как дым.

Он заставил себя улыбнуться. Хорошей улыбкой можно отгородиться так, что никто не пробьется.

– Как дела, милая?

Селеста спустилась во двор, и загорелые ноги ее на траве казались особенно смуглыми.

– Куда делся нож?

– Что?

– Нож, – прошептала она, оглядываясь через плечо на окно Макалистера. – Нож, который был у грабителя. Куда он делся, Дейв?

Дейв подбросил мяч и поймал у себя за спиной.

– Исчез.

– Исчез? – Она поджала губы, потупилась, глядя на траву. – Плохо, Дейв.

– Что «плохо», милая?

– Куда исчез?

– Исчез, и все.

– Ты уверен?

Дейв был уверен. Он с улыбкой смотрел ей в глаза.

– Точно.

– На нем ведь твоя кровь, твой ДНК, Дейв. Он так «исчез», что не может опять возникнуть?

Ответа на этот вопрос Дейв не знал и потому лишь молча глядел на жену, пока она не переменила тему.

– Ты утреннюю газету смотрел?

– Конечно, – сказал он.

– Есть что-нибудь?

– О чем?

– "О чем"! – негодующе прошипела Селеста.

– Ах, об этом... – Дейв покачал головой. – Нет, ничего нет. Учти, что время было позднее.

– Позднее. Брось! Ну а «Хроника событий»? Она печатается последней. Они обычно ждут полицейских сводок.

– Ты что, в газете работала?

– Мне не до шуток, Дейв.

– Конечно, милая. Я просто хочу сказать, что в утренней газете ничего нет. Почему – не знаю. В полдень посмотрим новости. Может, там что-нибудь будет.

Селеста опять опустила голову; разглядывая траву, она несколько раз кивнула своим мыслям.

– Мы можем что-то такое увидеть, Дейв?

Дейв слегка отпрянул.

– Я хочу сказать, увидеть что-нибудь про негра, избитого до полусмерти на стоянке возле... как называлось заведение, Дейв?

– А... «Последняя капля».

– Ну да... «Последняя капля».

– Так оно называлось, Селеста.

– Хорошо, Дейв, – согласилась она. – Ясно.

Она ушла. Повернулась к нему спиной, поднялась на крыльцо, вошла в дом, и Дейв слышал мягкие шаги ее босых ног на лестнице.

Вот так всегда с ними. Они покидают тебя. Может быть, не реально, не физически, но в мыслях и чувствах. Когда они нужны, их нет рядом. Так же было и с его матерью. В то утро, когда полицейские доставили его домой, она готовила ему завтрак, повернувшись к нему спиной, мурлыча «Старика Макдональда», лишь изредка бросая на него взгляд через плечо, улыбаясь нервной улыбкой, – так улыбаются малознакомому жильцу, который неизвестно еще как себя поведет.

Она поставила перед ним тарелку с недожаренной яичницей и пережаренным беконом, хлеб тоже был недожарен, и спросила его, хочет ли он апельсинового сока.

– Мам, – сказал он, – кто они были, эти мужики? Зачем они...

– Дейви, – сказала она, – так ты хочешь сока или нет? Я не поняла.

– Конечно, хочу. Слушай, мам, я понять не могу, зачем они...

– Вот сок, пожалуйста. – Она поставила перед ним стакан. – Ешь скорее, а мне пора... – Она неопределенно махнула рукой, словно не очень зная, куда именно ей пора. – Мне пора в... Хочу постирать твою одежду, ладно? А потом, Дейви, мы пойдем в кино. Как ты насчет кино?

Дейв глядел на мать и искал возможности открыть рот и рассказать ей все: рассказать о той машине, о доме в лесу, о том, как пахло от Жирной Бестии лосьоном после бритья, но видел он лишь непробиваемую натужную веселость, вид, который мать иногда напускала на себя по пятницам, собираясь куда-нибудь в гости, когда она перебирала платья в судорожной надежде принарядиться.

Дейв опустил голову и занялся яичницей. Он слышал, как мать выпорхнула из кухни и напевала «Старика Макдональда» в прихожей.

Сейчас, стоя во дворе и сжимая распухшую кисть, он опять слышал эту мелодию «Старик Макдональд-фермер». Хозяйствовал – славно. Пахал он и сеял. Он собирал урожай и не знал горя. Все ладилось, коровы телились, куры неслись, и никому не надо было ничего рассказывать, потому что ничего и не случалось, и не было ни у кого никаких тайн, ведь тайны – удел плохих людей, а не тех, кто ест яичницу, удел тех, кто лезет в пахнущие яблоками машины с незнакомцами и пропадает четыре дня, а потом возвращается домой и видит, что все пропало и кругом одни улыбки и готовность сделать что угодно, но только не выслушать тебя, что угодно, только не это.

9

Водолазы в канале

Первое, что увидел Джимми у входа в парк с Розклер-стрит, был стоявший поодаль на Сидней-стрит полицейский автофургон. Задние дверцы фургона были открыты, и двое полицейских выволакивали оттуда шестерых немецких овчарок на кожаных поводках. Он прошел дальше по Розклер, стараясь не убыстрять шага, туда, где возле эстакады, проходившей над Сидней-стрит, толпилась кучка зевак. Люди стояли на скате, там, где начинался пешеходный мост через канал, за которым уже на другой стороне Розклер переходила в Вэленс-бульвар, соединявший Бакинхем с Шомутом. За их спинами была стена из пористого цемента, в которую упирался тупик, а путь им преграждала проржавевшая решетка, в нескольких шагах от которой виднелись лиловые камни парапета. Мальчишками они здесь назначали свидания или сидели в прохладной тени, передавая по кругу бутылки пива «Миллер» и издали вглядываясь в мельтешенье на экране кинотеатра для автомобилистов. Иногда с ними был и Дейв Бойл, не потому, что кто-нибудь из их компании очень уж симпатизировал ему, а из-за того, что Дейв был докой по части кино, смотрел все, что выходило в прокат, и мог подсказать, в чем там дело, если мелькавшие изображения ставили тебя в тупик. Иногда Дейв так распалялся, что начинал говорить на разные голоса, копируя актеров. А потом Дейв вдруг оказался способным бейсболистом, прославился, и тут уж никто не рискнул бы над ним потешаться.