Джон Гришэм - Клиент Страница 24

Он был на «ты» почти с каждым полицейским в городе. Многие из них с восхищением называли его Молью. Моль Мюллер сделал то. Моль Мюллер сделал это. Поскольку Слик превратилось в настоящее имя, еще одно прозвище его не волновало. Его вообще мало что трогало. Он пил кофе с полицейскими в сотне круглосуточно работающих забегаловок города. Смотрел, как они играют в софтбол, знал, чья жена подала на развод и кто какое получил взыскание. Он находился в Центральном участке практически двадцать часов ежесуточно, и нередко сами полицейские интересовались у него, что происходит. Кого пристрелили? Кто и где попал в катастрофу? Сколько погибших? Был ли пьян водитель? Слик рассказывал им все, что мог. Помогал, когда имел такую возможность. Его имя упоминалось на занятиях в полицейской школе Мемфиса.

Вот почему никто не удивился, когда Слик провел все утро в центральном участке, что-то вынюхивая. Он позвонил в Новый Орлеан и познакомился с основными фактами. Он знал, что в городе появились Рой Фолтригг и агенты ФБР из Нового Орлеана. Это его заинтересовало. Значит, тут не просто самоубийство, слишком уж много ничего не выражающих лиц и ответов типа «Никаких объяснений». Прошел слух о какой-то записке, но, кого ни спроси, никто о ней ничего не знает. Но он умел читать по лицам полицейских, занимался этим много лет. Выяснил он и о мальчиках и о том, что младший находится в тяжелом состоянии. Шли разговоры об отпечатках пальцев и сигаретных окурках.

Он вышел из лифта на девятом этаже и пошел в сторону, противоположную от столика медсестры. Он знал номер палаты Рикки, но, поскольку отделение было психиатрическим, он не собирался врываться туда со своими вопросами. Он никого не хотел пугать, особенно восьмилетнего ребенка в шоковом состоянии. Он опустил два четвертака в автомат и пошел дальше, попивая диетическую кока-колу, как будто он здесь уже весь вечер. Мимо прошел санитар в светло-голубой куртке, толкая перед собой тележку с различными причиндалами для уборки. Это был парень лет двадцати пяти с длинными волосами, которому явно обрыдла его неквалифицированная работа.

Слик продвинулся поближе к лифту и, когда санитар вошел туда, последовал за ним. На кармане куртки было вышито имя «Фред». Кроме них в лифте никого не было.

— Работаете на девятом этаже? — спросил Слик без интереса, но с улыбкой.

— Ага. — Фред даже не взглянул на него.

— Я — Слик Мюллер из «Мемфис пресс». Пишу статью о Рикки Свее из 943-й палаты. Ну, знаете, стрельба и все такое. — Он давно уже уяснил, что лучше всего сразу выкладывать, кто ты и зачем пришел.

Фред неожиданно заинтересовался. Он выпрямился и посмотрел на Слика с таким видом, как будто хотел сказать: «Я много чего знаю, но вам из меня это не вытащить». Тележка, разделяющая их, была заполнена различными моющими средствами. Внизу в поддоне лежали грязные тряпки и шприцы. Судя по всему, Фред мыл туалеты, но в мгновение ока превратился в человека, владеющего важной информацией.

— Вы видели мальчика? — спросил Слик равнодушно, наблюдая, как мелькают цифры над дверью.

— Ага, только что оттуда ушел.

— Я слышал, он в сильном шоке.

— Не знаю, — самодовольно заметил Фред с видом человека, умеющего хранить тайны. Но ему ужасно хотелось все выложить, и это никогда не переставало удивлять Слика. Возьмите любого среднего человека, скажите ему, что вы репортер, и в девяти случаях из десяти он будет считать, что должен говорить. Больше того, он жаждет говорить. Расскажет вам все свои самые сокровенные тайны.

— Бедный парень, — пробормотал Слик, глядя в пол. Он несколько секунд молчал, и Фред не выдержал. Что это за репортер? Почему не задает вопросов? Он, Фред, знает мальчишку, только что вышел из его палаты, разговаривал с его матерью. Он, Фред, участник всей этой игры.

— Да, ему скверно, — сказал Фред, тоже глядя в пол.

— Все еще в коме?

— То так, то эдак. Может, еще долго протянется.

— Да. Я тоже об этом слышал.

Лифт остановился на пятом этаже, но тележка Фреда загораживала вход, так что никто не вошел. Дверь закрылась.

— Мало чем можно помочь ребенку в таком состоянии, — заговорил Слик. — Я много раз подобное видел. Ребенок видит что-то ужасное на какую-то долю секунды, впадает в шоковое состояние, и требуются месяцы, чтобы его из этого состояния вывести. Нужны психиатры и все такое. Этот Рикки Свей, он все так же плох?

— Не похоже. Доктор Гринуэй считает, что он придет в себя через день-другой. Придется его полечить, но он будет в порядке. Я много раз такое видел. Сам подумываю поступить в медицинский.

— А полицейские тут шныряют?

Фред обвел взглядом кабину лифта, как будто надеялся обнаружить подслушивающие устройства.

— Тут, значит, фэбээровцы. Семья уже наняла адвоката.

— Неужели?

— Ага, ищейки здорово заинтересовались этим делом. Они пришли поговорить с братом мальчишки. А тут каким-то образом вмешался адвокат.

Лифт остановился на втором этаже, и Фред схватился за ручки тележки.

— А кто адвокат? — спросил Слик.

Дверь открылась, и Фред толкнул тележку вперед.

— Реджи какой-то. Я его еще не видел.

— Спасибо, — сказал Слик. Фред вышел, а лифт наполнился людьми. Мюллер вновь поднялся на девятый этаж в надежде поймать еще рыбку.

К полудню Рой Фолтригг и сопровождающие его Уолли Бокс и Томас Финк безумно всем надоели в офисе прокурора США по Западному округу штата Теннесси. Джордж Орд сидел в этом кресле семь лет и плевать ему было на Роя Фолтригга. Он его в Мемфис не звал. Орд встречался с ним раньше на различных совещаниях и семинарах, где собирались прокуроры и обсуждали, как им лучше защищать американское правительство. Фолтригг, как правило, выступал на всех этих сборищах, всегда готовый поделиться с теми, кто захочет слушать, своим мнением и стратегией, а также похвастать своими великими победами.

После того как Мактьюн и Труманн вернулись из больницы и поведали неутешительные новости относительно Марка и его адвоката, Фолтригг вместе с Боксом и Финком снова устроились в кабинете Орда, чтобы проанализировать события. Орд сидел в тяжелом кожаном кресле за огромным столом и слушал, как Фолтригг допрашивает агентов, время от времени отдавая приказания Боксу.

— Что вы знаете об этом адвокате? — спросил он Орда.

— Никогда о ней не слышал.

— Не может быть, чтобы никто в вашей конторе не имел с ней дела, — допытывался Фолтригг. Вопрос прозвучал как предложение Орду найти кого-нибудь, имеющего информацию о Реджи Лав. Тот вышел из кабинета и посовещался с одним из своих помощников. Поиски начались.

Мактьюн и Труманн тихонько сидели в уголке кабинета Орда. Они между собой решили никому не рассказывать о пленке. По крайней мере, сейчас. Может, скажут попозже, а может, Бог даст, никогда.

Секретарша принесла бутерброды, и они поели, болтая и делая пустые предположения. Фолтриггу хотелось вернуться в Новый Орлеан, но еще больше хотелось послушать Марка Свея. Удивительно некстати, что мальчишка каким-то образом заручился поддержкой адвоката. Значит, он боится говорить. Теперь Рой был убежден, что Клиффорд что-то рассказал ему, и по мере того как тянулся день, он все больше утверждался в мнении, что Клиффорд сказал мальчику, где находится труп. Фолтригг умел делать выводы без особых колебаний. К тому времени как с бутербродами было покончено, он убедил себя и остальных, что Марк Свей точно знает, где спрятано тело Бойетта.

В кабинет вошел Дэвид Шарпински, один из помощников Орда, и сказал, что он учился вместе с Реджи Лав в юридическом колледже в Мемфисе. Он сел рядом с Фолтриггом и принялся отвечать на вопросы. Ему было некогда, он спешил вновь заняться своим делом.

— Мы закончили колледж четыре года назад, — пояснил Шарпински.

— Значит, она практикует только четыре года, — быстро резюмировал Фолтригг. — Какими делами она занимается? Уголовными? Какими именно?

Мактьюн взглянул на Труманна. Они попались на удочку адвоката с четырехлетним стажем.

— Мелкими уголовными делами, — ответил Шарпински. — У нас приличные отношения. Я ее вижу время от времени. Обычно она защищает детей, с которыми плохо обращались. У нее, как бы это сказать, была довольно сложная жизнь.

— Что вы имеете в виду?

— Это длинная история, мистер Фолтригг. Она — человек сложный. Это ее вторая жизнь.

— Вы ее хорошо знаете, не так ли?

— Верно. Мы три года вместе учились, с перерывами.

— Что значит «с перерывами»?

— Ну, иногда она бросала учиться, что-то с нервами. В своей первой жизни она была женой известного врача-гинеколога. Они были богаты, удачливы, все время на виду, благотворительность, загородные клубы, все, что угодно. Большой дом в Джермантауне. По «ягуару» у каждого. Она была членом всех клубов садоводов и общественных организаций в Мемфисе. Чтобы дать мужу возможность закончить медицинский колледж, она преподавала в школе. Через пятнадцать лет семейной жизни он решил поменять ее на что-нибудь новенькое. Начал волочиться за женщинами, связался с молоденькой медсестрой, которая потом стала его второй женой. Реджи тогда звали Региной Кардони. Она тяжело все переживала и подала на развод. Все повернулось против нее. Доктор Кардони заартачился, и она стала разваливаться на куски. Он просто мучил ее. Она чувствовала себя публично униженной. Всех ее друзей — жен врачей, завсегдатаев загородных клубов — их как ветром сдуло. Она даже пыталась покончить жизнь самоубийством. Все можно найти в бракоразводных колонках газет у нас в конторе. Кардони нанял кучу юристов, они нажали в нужном месте, и ее засадили в психушку. Потом он ее обобрал.