Ночные гости - Альбина Равилевна Нурисламова Страница 24

По тому, как громко ахнула мама, Миша сразу понял: в точку попал.

– Метка, – потрясенно сказала мама. – Под волосами нечто вроде клейма! Похоже на знак бесконечности.

Женщина прижала мальчика к себе и расплакалась. Плакса она у меня, думал Миша, постепенно успокаиваясь и давая себе слово больше маму не огорчать. Не мотай он ей нервы, не отправила бы она его так легко к бабушке. Да и незачем было бы, если бы мама могла положиться на сына.

С той поры три месяца прошло, каникулы кончились, учебный год в разгаре. Мама с Мишей теперь жили в другой квартире, в другом конце города. Мама побоялась оставаться в старом жилье: вдруг бабка найдет, отомстить захочет, что внук ее планы сорвал, или еще чего? Управу на нее не найти, куда с таким пойдешь – в полицию? На смех поднимут, старуха все отрицать станет.

Решили сбежать, потому и сменили квартиру, работу, школу. В тот день сразу ушли, некоторое время жили у маминой подруги, потом сняли квартиру, пока старая продавалась через агентство. Хорошо, что быстро продалась.

Такие дела.

А с Борей Миша подружился, они теперь лучшие друзья.

Вот так и бывает: не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

Кабинет отца

В родной город Тарас возвращался с тяжелым сердцем. Похороны отца – тяжелое испытание, а если не видел его последние десять лет, то и подавно.

Тарас узнал о смерти вчера вечером. Предупредил начальство, выехал около одиннадцати утра, рассчитывая к вечеру добраться. На подступах к городу, где прошли его невеселое детство и юность, Тарас сбросил скорость: небо потемнело, ветер пригнал серые тучи, начался дождь.

Погода под стать настроению, невольно подумалось Тарасу.

Внезапно остро, до боли захотелось развернуться и уехать обратно, в свою с трудом налаженную жизнь, где у него были жилье, небольшая, очень уютная (разумеется, купленная в ипотеку) квартирка. Полгода назад Тарас начал встречаться с девушкой, и их отношения перерастали в нечто серьезное, основательное, что немного пугало, но вместе с тем и радовало парня, у которого никогда не было длительных отношений.

Не складывалось.

Нынче модно в собственных неудачах и нескладной жизни винить родителей и детские травмы, но у Тараса (хотя он этого и не делал!) в самом деле были основания полагать: его молчаливость, замкнутость, граничившая с угрюмостью, неспособность доверять другому человеку родом из детства.

Он ехал, следил за дорогой и пытался быть честным с самим собой, понять, что в действительности сейчас испытывает. Горе? Пустоту в сердце? Стыд за то, что не общался с родителем, отделывался парой формальных звонков на Новый год и день рождения, никогда не приезжал навестить престарелого отца?

Честность так честность: ни горя нет, ни чувства вины. Ужасно, на первый взгляд. Ведь умер человек, к тому же самый близкий по крови, никого ближе нет, должна быть скорбь! Но о мертвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды (так звучит высказывание целиком). А правда в том, что единственными чувствами, которые Тарас всегда испытывал по отношению к отцу, были страх и неловкость.

Отец был сложным человеком. Пожалуй, всякий человек, занятый творческой работой, по определению непрост. Но есть люди светлые, а бывают, как отец Тараса. Темные.

Иван Шелестов был талантливым, щедро одаренным природой художником. Тарасу достались от отца хороший художественный вкус и чувство пространства, зоркость и внимание к деталям, что позволило успешно работать в сфере дизайна.

Дар отца был куда глубже.

Когда-то в юности, окончив художественное училище, Иван Шелестов работал оформителем, писал картины, которые нравились людям. Мог бы, наверное, преуспеть: галереи, выставки, портреты на заказ. Однако Иван увлекся искусством создания диорам – живописных картин с передним предметным планом.

Само по себе это прекрасное занятие, и отец нашел применение своему таланту, работая в городских театрах и музеях, создавая великолепные диорамы, реконструируя исторические события, батальные сцены, древние здания, сказочные сюжеты, театральные постановки ушедших эпох и многое другое.

Получалось отлично, вскоре имя Ивана Шелестова стало широко известно, ему то и дело поступали заказы от всевозможных организаций и частных лиц. Он мог выбирать, с кем работать, за что браться, прилично зарабатывал, а еще успевал создавать диорамы для себя, по собственным сюжетам.

В трехкомнатной квартире, где Иван жил к тому времени с женой и сыном Тарасом, под мастерскую была выделена отдельная комната. Семья жила счастливо, в достатке, но те времена Тарас не помнил, с трудом верил старым фотографиям, на которых отец был полноватым крепышом с густой шевелюрой, улыбался, обнимал жену и сына, выглядел довольным и счастливым.

Все изменилось еще до того, как Тарас пошел в первый класс. Пожалуй, спуск во тьму начался с всероссийского конкурса диорам, на который Иван Шелестов представил свою работу.

Надо отметить, что для души отец создавал диорамы по библейским сюжетам, по книгам и фильмам. Постепенно реконструкции становились все более мрачными и зловещими, Шелестову нравилось воспроизводить смертельные исходы, катастрофы, кровавые сражения и сцены, маньяков, убийц и их жертв. На его диорамах были изображены зомби и вампиры, оборотни перегрызали глотки женщинам и детям, Иван удивительно точно и ярко изображал мертвые тела, искаженные ужасом лица, горе и смерть.

Одну из наиболее натуралистичных диорам художник, уверенный в своей победе, и отправил на конкурс. На тот момент о нем уже хорошо знали в профессиональных кругах, восторгались потрясающей техникой и реалистичной манерой.

Однако вышло иначе.

Работу отца сняли с конкурса, вдобавок разразился страшный скандал. Ивана клеймили за нарушение этики, за вызывающую натуралистичность, смакование физиологических подробностей. Критики говорили, что художник маскирует нехватку вкуса изображением увечий и потоков крови, писали, что работам Шелестова не хватает аллегоричности, тонкости и смысловой наполненности.

Художник был раздавлен, замкнулся в себе, обозлился на весь свет. Поток заказов сильно сократился, чаще всего они поступали от неоднозначных личностей, которым все, за что клеймили Шелестова, приходилось по душе.

От кошмарных сюжетов он отходить и не думал, и чем более жуткими становились диорамы, тем сильнее портился характер художника. Он похудел, поседел, высох, стал резким и грубым, часами просиживал в мастерской, срывался на жену, орал на сына. Тарас часто слышал, как родители ругаются, как плачет мама.

Прекратились совместные ужины и обеды, поездки в отпуск и на речку, выходы в