Жан-Кристоф Гранже - Конго Реквием Страница 26

– Может, этот не такой, как все.

– Ты не понимаешь: эта область основана на очень строгих правилах. Не дело психотерапевта копаться в твоей жизни, он должен заставить тебя сделать это самой. Он не может вмешиваться. Даже приглашение уже выглядит диковато. А история с сумочкой может означать только одно: Кац что-то ищет.

Одри затянулась сигаретой, не переставая поглядывать на бомжей, которые разбрелись по всей площади, поглощая свои пайки. Иногда она бросала взгляд и на телохранителей, которые, казалось, были заинтригованы этими дамскими тайнами.

– За ужином вы о чем говорили?

– Обо всем и ни о чем.

Сыщица явно никогда не бывала на приеме у психоаналитика.

– Я виделась с ним дважды в неделю на протяжении целого года. Он уже знает абсолютно все о моей жизни.

– Он тебя кадрил?

– Он предложил мне свою дружбу. Что еще более странно.

Одри кивнула с искоркой восхищения в глазах – красота Гаэль не всегда раздражала других женщин, иногда она пробуждала молчаливое уважение, замешенное на смиренной покорности судьбе.

– Выкладывай, – бросила она через несколько секунд. – Говори, что у тебя на уме.

– Я хочу узнать, что именно он ищет. Почему он старается со мной сблизиться. – Она прикурила сигарету. – Я всю жизнь хожу по психиатрам. И всегда им не доверяла. Бесчувственные манипуляторы, извращенцы в вечном поиске чего-то этакого. Может, Кац желает добавить меня в свою коллекцию.

– В таком случае он бы оставил тебя своей пациенткой, верно?

Одри попала в точку. Гаэль прошагала вокруг фонаря. Чавканье и ворчанье бездомных, казалось, стали громче.

– Возможно, он хотел понаблюдать за мной под другим углом…

– Что ты в действительности о нем знаешь?

– Ничего или почти ничего. Он практикует только в своем кабинете, на улице Николо. Никаких консультаций в больницах, никаких иных профессиональных обязательств.

– А про семейную жизнь?

– Вроде бы у него есть жена и двое детей, но я не смогла проверить.

– Еще какие-нибудь сведения имеются?

Гаэль объяснила, что ничего не нашла в Интернете – хотя верилось в это с трудом, – потом, после некоторых колебаний, рассказала и о своем неудавшемся взломе.

– Ты хоть понимаешь, чем рисковала?

– Ножом под ребра.

Одри захохотала над богатым воображением Гаэль, но тут же замолкла: слишком быстро она выкинула из головы предшествующие события.

– Даже не заходя так далеко, он мог просто подать жалобу.

– Он ничего не заметил. Я сослалась на внезапный приступ тревоги. Он посоветовал обратиться к другому психиатру и любезно подтолкнул к двери.

– Вы договорились о следующей встрече?

– Пока нет, но…

– Но?

– Я боюсь, что он за мной следит, наблюдает… Когда он снова появился, то был уже в курсе той истории в Сент-Анн. Рассказал, что ему позвонили из больницы. Я уверена, что он соврал: официально он просто не существует.

Одри скрутила новую сигаретку и уселась на скамейку, освобожденную предыдущими обитателями. Добрый знак.

– А эта парочка? – спросила она, указывая на громил напротив.

– Каторжникам приковывали пушечное ядро к ноге, у меня их два.

– Они же тебя охраняют, верно?

Гаэль пожала плечами. Она опасалась куда более извращенной угрозы. Психологического вторжения, заразы, с которой подобные телохранители ничего не могли поделать.

– Ты так и не сказала, чего от меня хочешь.

– Чтобы ты разузнала о нем, с твоими возможностями.

– Всего-то…

Гаэль наклонилась к девице в брезентовой куртке: она была сыта по горло ее снисходительными выкрутасами.

– Я проверила, что могла. Говорю же, этот тип словно не существует. Он нигде не учился. Не связан ни с одной больницей. Не числится ни в одной ассоциации психоаналитиков.

– Но он есть в справочнике?

– В «Желтых страницах»[40], как психиатр, но не в общем справочнике.

– Это ж нормально для профессионала?

Гаэль неохотно кивнула.

– Как ты с ним познакомилась?

Еще один отрицательный штрих в ее деле.

– Я уже не помню.

– Как это?

– Думаю, на какой-то вечеринке. Самое вероятное предположение. Я наверняка была под кайфом или на таблетках. У меня бывали моменты… скажем, неполной ясности сознания.

Одри прикурила свою самокрутку. Казалось, она колеблется, стоит ли ввязываться в эту странную историю. Ни слова ни об Эрване, ни о Падре: она знала, что те в Африке.

– После всего, что я пережила за последние месяцы, – продолжала настаивать Гаэль, – мне есть чего опасаться, верно?

– Дай мне его имя и адрес. Я позвоню, когда что-то узнаю.

– У тебя есть мой телефон? – спросила Гаэль, протягивая заготовленный листок.

– Как и у всех в группе, – бросила та, уже уходя, засунув руки в карманы.

Получи прямо в морду.

– Могу я задать тебе вопрос? – крикнула Гаэль.

Одри обернулась:

– Какой?

– Почему ты занимаешься… этим каждую среду?

Офицер судебной полиции Венявски бросила насмешливый взгляд на оборванцев, чьи тени терялись в испарениях печек и контейнеров.

– Я отсюда родом. И если бы не твой брат, здесь бы и оставалась.

После беседы с отцом они снова пустились в путь в направлении Анкоро. Расстояния и длительность больше не имели смысла. Путешествие, которое они должны были завершить где-то в середине дня, к вечеру по-прежнему продолжалось, и Сальво предсказывал еще часов пятнадцать дороги.

Эрван больше не реагировал. Двадцать часов в машине его доконали. Неровное колыхание на ухабах погрузило его в некую прострацию, из которой он относительно выныривал только в те моменты, когда они проезжали очередной пост, – наличность, пополнение запасов и снова в путь… Сидя на заднем сиденье, он, как во сне, наблюдал за трудностями продвижения: алые лужи, листья, хлещущие по ветровому стеклу, булыжники, оказывающиеся под капотом, жирная грязь, в которой они буксовали…

Приходилось вылезать, подкладывать металлические листы под колеса, толкать, погружаясь в землю, похожую на разодранную плоть. А еще нужно было рубить, поднимать, раздвигать ветви, стволы, лианы… Когда дорога освобождалась и они трогались с места, при каждой встряске его сводила судорога, а о том, чтобы заснуть, конечно же, и речи не было.

В довершение картины кондиционер в машине вышел из строя. Они ехали с открытыми окнами, что служило приглашением на борт самых разных тварей. Комары, слепни, осы, непонятные разновидности, и все чудовищных размеров… Покрытый слоем репеллентов и крема от укусов, француз говорил себе, что одна из этих гадин наверняка его чем-нибудь уже заразила. Вцепившись в ручку двери, он представлял себе паразитов, которые размножаются в его крови, уничтожая красные кровяные тельца.

Теперь они катили в сумерках. Стекла пришлось поднять из-за ливня. Внутри трясло, как в ящике с инструментами. Дождь был таким яростным, будто сама ночь разбивалась об их «тойоту» на миллиарды частичек. Вдали проблескивали молнии, напоминая прожекторы с гигантской сторожевой вышки, проверяющие, хорошо ли сделана работа и понял ли мир, кто здесь главный.

Прокручивая в голове разговор с отцом, Эрван зажег лампочку, чтобы еще раз просмотреть фотографии «Саламандр». С их соломенными шляпами, цветами в волосах и мальчишескими фигурами, они походили на сборище муз семидесятых годов. Ему виделось, как на это изображение накладывалось другое: гроздья гвоздей, воткнутых в их тела, осколки зеркал, вонзенные в глазные яблоки, раны в брюшной полости – именно там, откуда убийца изъял их органы и куда поместил волосы и ногти будущей жертвы…

Эрван приехал сюда, чтобы выяснить личность убийцы Катрин Фонтана, но медсестра, возможно, была и вправду седьмой жертвой Человека-гвоздя. Зато Фарабо хранил секрет, о котором сыщик даже не подозревал. Мотив мести… В таком случае почему, начиная с Кати, цели переменились? Ни Колетт Блох, мать семейства, ни Ноортье Эльскамп, монахиня, не принадлежали к клану Белых Строителей. И почему Фарабо не убил Мэгги де Креф, дочь одного из самых влиятельных лиц в Лонтано? Трудно найти более мощный символ, чтобы задеть основателей шахтерского города.

А еще оставался рисунок на земле. Атомная структура какого-то минерала, в самом деле? Он был убежден: Человек-гвоздь посылал весточку хозяевам города. Чтобы его могли вычислить? Арестовать? Или просто чтобы напомнить им о давнем грехе? Мысль о мести не покидала Эрвана: он должен докопаться до мотивов Фарабо. Отец – он был уверен – знал правду, но это последний человек, который станет ему помогать. Какая связь между всеми действующими лицами трагедии?

Морван распевал, укрывшись под сеткой из пальмовых веток у подножия гигантского моаби. Он прикончил косячок – чудодейственное снадобье Снопа – и совершенно поплыл. В нескольких метрах от него потрескивал костер. Чернокожие натянули непромокаемый тент из запасов ООН и расположились под ним всем скопом. Последние капли еще гулко падали по закоулкам сумерек. Вдали по-прежнему грохотал гром – ночь прочищала горло.