Патриция Корнуэлл - Все, что остается Страница 26

— Попросту говоря, — перебила я, — ты хочешь сказать, Пэт Харви подозревает ФБР в убийстве ее дочери и Фреда?

— Ну наконец-то до тебя дошло, что в деле замешано ФБР.

— Ты сама пришла к такому выводу?

— Я уже многое научилась понимать сама.

— Ну надо же. Боже мой! — прошептала я, тяжело вздохнув.

— Я знаю, как все это мне аукнется. Но без колебания скажу о том, что ФБР обладает информацией о подробностях совершенного преступления и, скорее всего, там знают имя убийцы, именно поэтому я для ФБР — как кость в горле. ФБР совсем не хочет, чтобы я совала нос в это дело. Они обеспокоены тем, что вдруг я докопаюсь до истины.

— Но если дела обстоят таким образом, — сказала я, — то, на мой взгляд, «Пост», наоборот, должна повысить тебя в должности, а не предлагать освещать в печати фильмы. Мне всегда казалось, что такую солидную газету, как «Пост», не так-то просто запугать.

— Я же не Боб Вудворд, — с горечью заметила Эбби. — Я не так давно работаю в редакции, а работая в полицейской патрульной службе, занималась всякими мелкими делами, вроде поимки каких-нибудь мелких жуликов. Если Директор ФБР или кто-нибудь из Белого дома затеет тяжбу с руководством газеты относительно моего пребывания в «Пост», им совсем не обязательно приглашать меня на это обсуждение или сообщать мне об этом.

«Пожалуй, в этом Эбби была действительно права», — подумала я про себя. Если и в отделе новостей она вела себя так же, как сейчас, вряд ли кто-либо захотел с ней поддерживать отношения. Теперь меня не очень удивлял факт ее отстранения от любимой работы.

— Извини, Эбби, — сказала я. — Дело Деборы Харви как-то еще можно увязать с политикой, ну а другие случаи? Другие четыре пары никак не вписываются в предполагаемое тобой политическое убийство. Ведь они исчезли более двух с половиной лет назад, то есть гораздо раньше Деборы и Фреда.

— Кей, — горячо ответила она. — Я и сама не знаю на это ответа. Но я могу поклясться самим Господом Богом, что-то здесь скрыто. Что-то, что и ФБР, и правительство упорно скрывают от общественности. Помяни мое слово, даже если убийства прекратятся, причина их так и не будет найдена, поскольку в этом не заинтересовано ФБР. Но ведь и ты, и я, мы против этого. — Опустошив свой бокал с вином, она добавила: — Может быть, само по себе это и неплохо, если убийства прекратятся. Но вся проблема заключается в том, когда же они прекратятся? Может быть, они хоть сейчас остановятся?

— Зачем ты мне все это говоришь? — спросила я резким тоном.

— Ведь речь идет об убийстве ни в чем не повинных молодых людей. А уж если быть до конца откровенной, я признаюсь, что очень тебе доверяю. Может быть, мне очень нужен близкий друг.

— Ты собираешься продолжать работу над книгой?

— Да, конечно. Осталось дописать последнюю главу.

— Пожалуйста, будь осторожна.

— Поверь мне, — ответила она, — я постараюсь. Когда мы вышли из бара, на улице было холодно и темно. Я шла по наводненному людскими толпами тротуару, и мысли мои путались. И даже за рулем автомобиля, по дороге в Ричмонд, я продолжала находиться в водовороте своих чувств и мыслей относительно нашего с Эбби разговора. Мне очень хотелось поговорить с Пэт Харви, но я бы не осмелилась прийти к ней. Мне также хотелось побеседовать с Уэсли, но я была уверена, что он не раскроет мне свои секреты, если таковые действительно существовали. Теперь меня еще больше стали одолевать сомнения по поводу искренности нашей с ним дружбы.

Как только добралась до дома, я позвонила Марино.

— Ты не можешь мне сказать точный адрес, по которому проживает Хильда Озимек в Северной Каролине? — поинтересовалась я.

— А что? Что-то удалось выяснить в Смитсоньене?

— Сначала ответь, — пожалуйста, на мой вопрос.

— Она живет в каком-то захолустном городишке под названием Шесть миль.

— Спасибо.

— Послушай, прежде чем попрощаться со мной, может быть, ты мне все-таки скажешь, что интересного происходит сейчас в федеральном округе Колумбия?

— Только не сегодня вечером, Марино. Если я не найду тебя завтра, сам позвони мне.

Глава 7

Без четверти шесть утра ричмондский международный аэропорт был совершенно пуст. Рестораны были закрыты, газетные стопки лежали рядом с закрытыми еще автоматами, дворник выкатывал мусорный бак, какой-то лунатик ходил рядом, подбирая обертки от жвачек и сигаретные окурки.

Войдя в здание аэропорта, я увидела Марино, который, подложив пальто под голову, дремал, закрыв глаза, в душной, залитой дневным светом комнате с пустыми стульями и пятнистым ковром голубого цвета. С минуту я глядела на него глазами совершенно постороннего человека, и сердце мое дрогнуло от умиления и печали. Только сейчас я заметила, как постарел Марино.

Я проработала всего лишь несколько дней на моей новой работе, когда впервые встретилась с ним. Стоя в морге на вскрытии, я вдруг увидела, как в комнату вошел крупный мужчина. Остановившись по другую сторону моего рабочего стола, он стал наблюдать за мной с совершенно бесстрастным выражением лица. Я очень хорошо помню его холодный, испытующий взгляд и это жуткое чувство неловкости, когда мне казалось, что он рассекает меня взглядом так же тщательно, как и я лежащего на столе мертвеца.

— Итак, вы и есть наш новый главврач, — сказал он. Эта фраза прозвучала как вызов или как официальное уведомление о том, что я занимаю должность, которую никогда раньше не занимала женщина.

— Я — доктор Скарпетта. Полагаю, вы живете в Ричмонде? — спросила я.

Он тихо произнес свое имя и стал молча наблюдать за тем, как я извлекла несколько пуль из тела убитого. Я отдала их ему, поскольку именно ему было поручено это дело. Он вышел из комнаты, не поблагодарив меня и не сказав, хотя бы из приличия, дежурной фразы: «Был очень рад с вами познакомиться». Вот так мы и стали коллегами по работе. Я поняла, что он меня недолюбливает исключительно из-за моей принадлежности к женскому полу. Я же, в свою очередь, отвечала ему тем же, считая его болваном с мякиной вместо мозгов. По правде говоря, он сильно меня раздражал тогда.

А сейчас, глядя на Марино, мне было так странно вспоминать о том, что когда-то я находила его очень грозным. Теперь он выглядел постаревшим, подавленным, с большим животом. На голове клоками торчали непослушные волосы, а опущенные брови придавали сердитое выражение испещренному глубокими морщинами лицу, хмурое выражение которого было следствием хронического напряжения и недовольства жизнью.

— Доброе утро, — поприветствовала я его, слегка дотронувшись до плеча.

— Что там у тебя в портфеле? — пробормотал он, не открывая глаз.

— Мне показалось, ты спишь, — удивленно сказала я. Потягиваясь и зевая, он встал.

Усевшись рядом с ним, я достала из портфеля пластмассовые чашечки для кофе и булочки с плавленым сыром, которые приготовила в микроволновой печи еще дома, с вечера, перед тем, как отправиться в путь.

— Я полагаю, ты ничего не ел? — спросила я, протягивая ему салфетку.

— Да это настоящие булочки с сыром!

— Да, ты угадал, — ответила я, разворачивая свою порцию.

— Кажется, ты мне говорила, что самолет вылетает в шесть часов.

— В шесть тридцать. Я абсолютно уверена, что назвала тебе именно это время. Надеюсь, тебе не пришлось меня долго ждать.

— Пришлось. И достаточно долго.

— Извини.

— С билетами все в порядке?

— Да, они находятся в моей сумке, — ответила я. Временами мы с Марино разговаривали, как супруги, прожившие вместе долгие годы.

— Если хочешь знать мое мнение, я вовсе не уверен, что ты поступаешь правильно. Я бы ни за что не стал тратить на эту поездку деньги, даже если бы они у меня были. Меня огорчает, что ты здорово потратилась, доктор. Мне будет гораздо спокойнее, если я буду знать, что ты хотя бы попыталась возместить свои убытки.

— От этого мне легче не станет. Однажды мы уже сталкивались с такой проблемой. Я не буду возвращать чек, да и тебе не стоит этого делать. Для того чтобы компенсировать затраты, потребуется написать и составить миллион разных бумаг. И кроме того, — добавила я, потягивая кофе, — я могу себе позволить, у меня есть деньги.

— Если бы мне предоставилась возможность сэкономить шестьсот долларов, я бы написал такое количество бумаг, которым можно было бы выложить дорогу до самой Луны.

— Да ладно тебе. Ты гораздо лучше, чем хочешь казаться, поэтому не говори чепухи.

— Действительно, я несу околесицу. Да все это, вместе взятое, такая дрянь! — Положив несколько кусочков сахара в чашку, он сказал: — Мне кажется, Эбби Торнбулл хорошо запудрила твои мозги.

— Благодарю тебя, — коротко ответила я.

Зал стали заполнять другие пассажиры, и удивительно было, как Марино умел воздействовать на людей. Он занял специально отведенное для некурящих место в зале, затем, подойдя к стойке, вытащил из стопки одну пепельницу и поставил ее рядом со своим стулом. Это послужило своеобразным приглашением остальным полусонным курильщикам, которые незамедлительно уселись возле нас, некоторые даже со своими пепельницами. К моменту нашего отлета в отведенном для курящих пассажиров месте едва ли можно было найти хотя бы одну пепельницу, многие были в растерянности, не зная, куда им следует садиться. Я почувствовала себя неловко и не решилась вытащить из своей сумочки пачку сигарет.