Алексей Мальцев - Шиза Страница 26

У Паука-Лекаря, выходит, получалось!

Деткам все преподносилось как родительский отдых на курорте. Пусть временное, но избавление от ненавистного контроля. На самом деле родительниц ждал темный холодный подвал, кляпы во рту, повязки на глазах и полная обездвиженность. Преисподняя, короче.

Жестоко, ребятки! Пусть вы и были в неведении, но результат получился не хуже, чем у фашистов. Отомстили, нечего сказать.

Я мчался по Комсомольскому проспекту, наслаждаясь скоростью. Руки соскучились по рулю, ноги – по педалям.

Горожане спешили каждый по своим делам. Кто-то в аптеку, кто-то в гости, кому-то предстояло романтическое свидание. Не исключено, что среди них в толпе никому пока не известный маньяк выходил на охоту за своей будущей жертвой. Еще месяц назад я бы подобную мысль отбросил, как вздорную, сейчас – нет.

Итак, что касается треугольника «Бережков – мать и дочь Синайские». Как ни крути, выходит, Яна преподнесла маньяку свою мать на блюдечке с голубой каемочкой. Всю информацию выложила, бери – не хочу.

Бориска под предлогом поиска щенка зиненхунда привел мать в условленное место и там оставил. Похоже, достала она его не меньше, чем Кира Синайская свою дочь, и ненавидел он ее так же.

Как бы много я отдал, чтобы поговорить с Бориской с глазу на глаз. Только кто ж мне позволит воплотить такое в жизнь, а отследить его звонки по сотовому, его путешествия по паутине вполне в состоянии майор Одинцов с коллегами.

В трубке долго слышались гудки, потом «прорезался» голос запыхавшегося майора. Узнав, что я двигаюсь вверх по Комсомольскому проспекту, он предложил встретиться у здания управления МВД.

Только я припарковался, как из стоявшего неподалеку полицейского «уазика» появился майор и направился к моей «тойоте».

Перспектива сидеть в машине во время разговора меня не прельщала, поэтому я вышел навстречу майору.

– Есть ли какие-то новости относительно работы Бережкова в областной детской больнице десять лет назад? – поинтересовался я после приветствия. – Или пока еще не проверяли, Виктор Васильевич?

– Проверял, – не без гордости сообщил он. – Вернее, не я, а мой коллега. И вот что обнаружилось. Хирургом Бережков проработал очень короткое время. После того, как во время его дежурства умерла девочка восьми лет, он уволился, и с тех пор его следы теряются. Во всяком случае, мы их не нашли.

– Обалдеть, – пробубнил я, чувствуя, как холодеет все внутри. Не после того ли случая с нашей Женькой Лекарь ушел из медицины? – Выходит, я его только тогда и застал, больше он нигде не «выныривал».

– Именно так. В девяносто восьмом году вместе с Кирой Синайской они заканчивали школу в одном классе. Школьная любовь, выходит, не ржавеет.

– Выходит. Не покорилась она Лекарю, – начал рассуждать я, прохаживаясь между «уазиком» и своей «тойотой». – Сколько он ни уламывал ее, на каких только машинах ни подкатывал.

– Про машины следствию ничего не известно.

– Это уже из наших с ним бесед, – махнул я рукой.

Рассказав ему, как Паук вышел на Киру Синайскую, я также кратко изложил свои соображения о роли подростков во всей этой истории. В частности, Бориса Ощепкова, сына Лидии Самсоновны.

Майор заинтересованно выслушал, потом огорошил:

– Наши хакеры отследили переписку, о которой вы говорите.

– Простите, кто? – мне показалось, что я ослышался. – Хакеры? Они на вас работают?

– Именно так я называю наш отдел информационных технологий. Так вот, сейчас главное – добраться до компьютера Лекаря. Чего пока не удается.

Признаться честно, я сомневался, что это вообще удастся когда-нибудь сделать. Из наших с Лекарем бесед следовало, что он отнюдь не идиот.

Суровая конкретика

– У вас с пациентом была полная гармония, вы взаимодополняли друг друга, – загадочно улыбаясь, прокомментировал Ираклий на следующий день факт незаметного и коварного исчезновения их с заведующим из кабинета. – Мы с Давидом Соломоновичем не хотели ее нарушать. Мы ж не варвары. Ты так увлекся, что мне стало немного завидно. Ты создан для таких бесед, Илья Николаевич, честно.

– А я уж подумал, – с облегчением признался я, – что вы мне приснились, как безголовый профессор Лекарю.

Я сидел за компьютером в нашей ординаторской и просматривал то, что записалось вчера на камеру. Лекарь в роли Макара Афанасьевича смотрелся настолько естественно, что сам Станиславский ему бы поверил.

– Думаю, здесь одно из двух, – категорично заявил коллега, поднимаясь с дивана. – Либо параноидная форма шизофрении с галлюцинаторным бредом, что наблюдалось во время первой нашей беседы, либо диссоциативное расстройство, что мы наблюдали вчера.

– Тебя не смущает такое сочетание? Шизофрения с диссоциацией в одном флаконе практически не встречается, в литературе такого не описано! Это – совершенно разных полей ягоды.

– Все когда-то бывает в первый раз, для следствия, кстати, этот нюанс – без разницы, – пожал плечами Ираклий, подходя ко мне и забирая камеру. – Я тебе сброшу это кино на флешку, у тебя будет время насладиться его непревзойденной игрой. А сейчас, извини, тороплюсь, надо еще кое-кого поснимать.

Едва Ираклий вышел из ординаторской, у меня запиликал сотовый. Звонил Немченко:

– Хочешь посмотреть галлюцинацию у твоего Лекаря?

– Не откажусь, – ответил я, тут же срываясь с места и почти бегом покидая ординаторскую. – Где представление?

– Иди на балкон второго этажа, он как раз на прогулке в гордом одиночестве… Просто классика! Давай, жду.

В огороженном секторе для одиночников действительно разыгрывался мини-спектакль. Бережков изображал в буквальном смысле бой с тенью. Невидимый противник наносил ему удары, он уворачивался, ругался, оправдывался, извинялся. Наконец, просто орал от мнимой боли.

Невидимым противником, конечно же, был Макар Афанасьевич, который отчего-то осерчал на бедного медбрата и вымещал злобу, физически воздействуя на подчиненного.

Бережков клялся, что все это – в последний раз, вставал на колени, просил прощения, потом вновь уворачивался от невидимого удара, вскрикивал, падал, вновь поднимался и снова падал.

Вероятно, в Голливуде так рождались много– уровневые шедевры с монстрами, 3D-анимацией. Сначала снимался эпизод с мнимым противником, после чего с помощью компьютерной графики в кадре появлялись двухголовые ящеры. Причем так, что их удары полностью совпадали с уклонением главного героя.

Ящера не хватало – «картинка» была не укомплектована, не закончена. Появись он – все стало бы логичным, естественным, исчерпывающим. Их как будто двое, второго участника кто-то вынул на время из тандема или надел на него шапку-невидимку.

– Обязательно проверь у него потом наличие гематом от наносимых ударов, – прошептал Немченко. – Это все равно что бой в супертяжелом весе за звание чемпиона мира выстоять.

– Считаешь, синяки появятся? Или хохмишь по привычке?

– Считаю, у нас завелся шизофреник-невидимка, – с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, шептал мне коллега на ухо, – который калечит больных во время прогулки. Не удивлюсь, если у него окажется разряд по боксу. Ну, или черный пояс по карате.

– Прекрати! – одернул я его. – У нас сложнейший диагностический случай, а ты тут со своими хохмами.

Жестом показав санитарам, курившим неподалеку, чтобы они доставили пациента в процедурный кабинет, я направился на пост медсестры.

В проходе едва не столкнулся с Либерманом.

– Видел представление? – поинтересовался заведующий. – Думаю, диагноз ясен. Как успокоишь его, сразу же в ординаторскую.

Почти автоматически отдавая распоряжения медсестре, санитарам, я не мог отделаться от мысли, что передо мной только что свершилось чистой воды лицедейство. Гениальное, но лицедейство! Все, что хочешь, на выбор: тут тебе и галлюцинации, и бред, и раздвоение… Бери, ешь не хочу.

Однако существовали факты совсем иного порядка. Убитая Кира Синайская отнюдь не была галлюцинацией. И полиция до сих пор не могла обнаружить логово этого зверя. Десять лет назад он исчез с экранов радаров и появился на них лишь неделю назад. Весь в крови, склонившись над трупом. С молотком в руке.

Спрашивается, где скрывался все это время?

Одно другому не соответствовало. Словно эти поступки совершали два разных человека: один творил злодеяния в подвале, добиваясь руки и сердца неприступной Киры. Другой разыгрывал перед нами сейчас трагикомедию.

Хотелось подвести под всем этим одну большую черту, выведя общий знаменатель, но не получалось. Что-то внутри меня сопротивлялось этому. Возможно, не контактируй я так плотно с майором Одинцовым и с Яной, мне тоже игра Лекаря казалась бы убедительной, даже не игрой вовсе, а серьезной неизлечимой болезнью.

Возможно… Но перед глазами появлялись испуганные глаза Бориса Ощепкова, когда я намекнул ему на то, что знаю предысторию его переписки с Пауком. В памяти всплывал наш последний – незавершенный – разговор с Яной. И тут же все рассыпалось, как карточный домик, ничего невозможно было понять.