Михаил Зайцев - Наследник волхвов Страница 27

Опять смутное «бу-бу-бу» бабы Глаши – и снова чеканный ответ Андрея: говорит, где, как и когда учился.

Настырное «гур-гур-гур» старухи – и отчетливое Андрея: «Не женат. Была невеста Марина, мы с ней расстались потому, что...» И далее вкратце, но предельно откровенно о причинах размолвки с Мариной.

«С чего это Андрюха так разоткровенничался с Графирой Иванной, а? Так, с ходу, с бухты-барахты, с места в карьер?» – недоумевал Сергач, вслушиваясь в реплики Крылова.

Ответов Андрея на вопросы бабы Глаши Игнат услышал множество. Ответов на вопросы без вопросительных знаков в конце, которых не слышно практически, лишь «бу-бу-бу» да «гур-гур-гур». Вступительное: «И... к... с...у» – единственная понятная, додуманная Игнатом фраза «русской Ванги».

Запись оборвалась, когда Андрей Крылов рассказывал Глафире Ивановне о своей фобии, о страхе заболеть раком легких. У Крылова, оказывается, все предки по материнской линии умирали от рака легких...

Черт! Что-то не так с этой «шпионской» записью. Но что?! Да, конечно, и Федор, и Виктор однозначно правы: помощи в поисках без вести пропавшего от прослушивания его откровений перед «русской Вангой» никакой, и все же...

– Тук-тук-тук. – Виктор постучал костяшками пальцев в стекло. Открыл автомобильную дверцу, попросил: – Сергач, подвинься. С той стороны, со стороны руля, не залезть, тачка встала впритирку к деревьям, елкам колючим, мать их. Двигайся, Сергач, рядом с тобой посижу, холодает в лесу.

Сергач перелез в водительское кресло, Виктор бросил скомканное, с прилипшими сухими листьями пальто на задний диванчик, плюхнулся на согретое Игнатом седалище.

– Игнат, я не понял, легенда про, мать их в лоб, оборотней – дезинформация? Староста болтал: волкодлаки с языческих времен страдают ликантропией...

– Ты уже все, что ли, прочитал? Так быстро?

– Начало прочел, легенду просмотрел по диагонали и вот здесь... – Витин палец заскользил вдоль рукописных строчек, – здесь остановился, не понял: что такое «сугетивная оценка»?

– Дай-ка гляну... – Игнат наклонился к блокноту, прочитал подчеркнутую ногтем Виктора строчку: – «... по моей, Сергача, субъективной оценке «Ниву» окружало человек пятьдесят местных жителей...»

– «Субъективной»? Мать-перемать, а я прочел «сугетивной».

– Ха! Во-первых, товарищ редактор с телевидения, слово «суггестия» пишется с двумя «гэ», а во-вторых...

– Погоди... – Виктор задумался, – погоди-ка, дай вспомнить, где я слышал это слово, от кого я его...

– От меня! Еще в Москве. Я просвещал вас с Федей на предмет Вангелии Дмитровой и, помнится, обмолвился, дескать, бабка Ванга числилась научным сотрудником болгарского Института суггестологии. Еще ты мог слышать это греческое, кажется, слово из уст доктора Валерьянки. Не помню, произносил ли термин «суггестия», что означает «внушение», словоблуд Валерьянка, когда разглагольствовал о гипнозе, однако... – Игнат замер, окаменел на секунду, – однако, ой... – он выпучил глаза, как это делал староста николаитов в момент приступов заикания, – ой, мама, мама моя! Ой, блин!.. – Игнат обмяк в кресле, откинулся на спинку, спрятал лицо в ладонях.

– Сергач... – Виктор осторожно похлопал Игната по плечу. – Сергач, ты чего? Тебе плохо?

– Ой, Витя, плохо мне, плохо... – Игнат взъерошил волосы, хлопнул в ладоши. – Браво, бис! Браво, Глафира Иванна! Бис Пете, аплодисменты Павлу! Великолепная афера! Классная лажа! Ведь знал же, знал! И без Валерьянки знал, что смеющегося человека не берет гипноз. И Бублик-хохотунчик говорил, что я пробыл у бабы Глаши чертову уйму времени, а мне показалось – минуты. Блин горелый! Витя, Витенька, Витюша, мне чертовски плохо, чертовски неприятно осознавать себя дураком, балбесом, кретином! Как же я сразу не догадался, а? Ведь все очевидно, все на поверхности!

Игнат стукнул себя кулаком по лбу, достал из-за уха последнюю сигарету, из кармана зажигалку.

– Игнат, я не...

– Сейчас! Сейчас все объясню, момент... – Игнат прикурил, затянулся, выпустил дым через нос. – Бублика Глафира Иванна отшила, да? Бублик склонен хихикать в состоянии волнения, а на приеме у ясновидящей он ой как волновался. Смех, хихиканье – защита от гипноза, врубаешься? На «шпионской» записи Андрея, помнишь – шумы в самом начале? Вспомнил? Треск, будто кто-то микрофон руками лапает. Это, блин, ассистент Петя обыскивает загипнотизированного Андрея, ищет у столичного репортера звукозаписывающую аппаратуру, ферштейн? Проморгал, лапоть деревенский, хитрую ручку, а Крылов – молодец! Андрюха ручку не зря взял, видать, подозревал то, до чего я только-только допер! Бабка Глаша – гипнотизер, дошло?! Мощнейший гипнотизер от рождения, понял? К ней приходит клиент, она его раз – гипнотизирует, два – учиняет загипнотизированному допрос на тему интимных эпизодов из его личной жизни, три – выводит из транса, клиент ни фига, естественно, не помнит о сеансе гипноза, и четыре – псевдоясновидящая пересказывает дурачку клиенту все интересное и пикантное, чего он ей сам рассказал в состоянии искусственного сна! И не просто пересказывает, а заковыристо, с фантазией, блин! С Гогами там разными и с Магогами, черт ее подери! Ты, блин, офигеваешь и не обращаешь внимания на то, что она практически ничего не предсказывает, а только душу твою выворачивает наизнанку, садистка!..

– Игнат, я ничего не...

– Непонятно объясняю, да? Ладно, слушай еще раз про...

– Я о другом! – Взрыв возбуждения Сергача немного ошарашил Фокина, и если Игнат пучил глаза, как староста, то Витя моргал сейчас в точности, как тот же контуженый персонаж. – Вспомни, я еще в Москве выдвигал версию, и она, мать ее, подтверждается: Андрей разоблачил «русскую Вангу», а Петр с Павлом его за это...

– Да ну, ты что?! Удостоверение Андрея, улику, нам подбросили в Еритнице, забыл? Крылов разгадал тайну Глафиры Иванны и на крыльях репортерской удачи помчался разбираться с загадкой оборотня. Поставь себя на место тележурналиста. Ты бы признался бабе Глаше, что знаешь секрет ее ясновидения? Нет, конечно! Можно, не спорю, припереть бабку и ее племянников к стенке и снять с них деньги за молчание, но какой репортер согласится продать сенсацию! Наоборот, сенсации обычно покупают! Или я не прав? И потом, бабке Глаше и Петьке с Пашкой слабо решиться на «мокрое дело». Конечно, они могли бы «заказать» московского репортера бандитам, но тогда б улики в виде перепачканных землей и кровью корочек Андрюхи фиг бы материализовались в Еритнице! Однако, дорогой мой Витя, версия твоя заслуживает пристального внимания правоохранительных органов, и мы вполне сможем ею воспользоваться, теперь мы сможем шантажировать «русскую Вангу», врубаешься?

– Ты собрался потребовать у нее деньги за...

– Дурак! В том случае, ежели Федор Василич завтра к девяти ноль-ноль не вернется, я... то есть мы шантажом и угрозами заставим бабку-гипнотизершу работать, блин, на нас, дошло? Будем считать, Витька, ты меня уломал, устыдил, уговорил, и я больше не желаю убегать, «поджав хвост»! В моей буйной головушке только что родился наглый до полного безобразия план действий на тот невероятный случай, ежели диверсант Федя пропадет без вести вслед за братом-репортером. Впрочем, ежели он вернется с «языком», годным для транспортировки, то финальный этап моей задумки, вполне вероятно, мы осуществим все втроем... то бишь, вчетвером, считая и «языка». В любом варианте мы с тобой, Витька, обсуждая детали моего плана, с пользой дела скоротаем время до возвращения Федора... Или до его невозвращения...

Почти летний денек сменил почти осенний вечер, а ему на смену пришла почти зимняя ночь. Всю одежду, которая нашлась в машине, они напялили на продрогшие тела. Они собирались развести костер, но передумали, решили, мол, лучше «не светиться», лучше отсидеться в машине. Они уничтожили все скромные запасы съестного, каковые нашлись, хвала духам, в машине, они выпили половину запаса воды, взятой утром из колодца на хуторе. Фокин, который периодически жаловался, что прошлой ночью не выспался на сеновале, и Сергач, который не спал минувшей ночью вообще и очень-очень страдал от отсутствия курева, – они говорили, азартно перебивая друг друга, вплоть до четырех часов утра. В четыре с минутами их сморило. Они собирались спать по очереди, однако заснули оба. В 9.31 проснулся Фокин, разбудил Сергача. Федора не было, он не вернулся.

10. Госпожа удача

День к полудню еще не определился в своем настроении. Редкие пузатые облака, словно воспоминания о боевых дирижаблях, медленно и чинно плыли низко-низко над землей, угрожая дождем, а то и градом. Солнце то вспыхивало в белесых высотах, то будто бы тухло. А зелени за минувшие сутки – всего лишь за сутки! – заметно прибавилось в пейзаже. Весна, как неизлечимая болезнь, стремительно прогрессировала наперекор всему и вся.

Игнат сбросил скорость, свернул с накатанной дороги. «Нива» накренилась, выровнялась, клюнула носом, вильнула задом. Игнат с минуту гнал тачку по целине, пока в небе висело тухлое солнце, когда же светило вспыхнуло и его озорные лучи мазнули по глазам, Сергач заглушил мотор и, жмурясь, исполнил на клаксоне некое подобие классической мелодии «чижик-пыжик». Короткие «би» и длинные «би-и-ип» звучали нестройно, но звонко. На последних тактах «чижика» из лесу выбежал Фокин.