Хеннинг Манкелль - Мозг Кеннеди Страница 27

— Что ты собираешься делать дальше? — спросила Бланка.

— Не знаю. Но я дам о себе знать.

Бланка порывисто погладила ее по щеке.

— Мужчины всегда сбегают, когда считают, что с них хватит, — сказала она.

— Арон обязательно вернется.

Луиза повернулась и быстрым шагом пошла по улице. Только бы не разрыдаться.

В гостинице ее ждали двое полицейских. Они устроились в креслах, в углу просторного холла.

Заговорил молодой полицейский. Читал записи из блокнота, и понять его английский не всегда было легко.

— К сожалению, мы не нашли вашего мужа, господина Арона Кантора. Ни в больницах, ни в моргах его нет. Равно как и ни в одном из наших полицейских участков. Его данные внесены в нашу оперативную систему. Теперь остается только ждать.

Луиза словно задохнулась, у нее не осталось сил.

— Спасибо вам за помощь. У вас есть мой номер телефона, в Мадриде есть шведское посольство.

Полицейские козырнули и ушли. Она снова опустилась в мягкое кресло и подумала, что теперь потеряла все. Ничего не осталось.

Усталость терзала ее, сводила судорогой. «Надо поспать, — подумала она, — другого выхода нет. У меня все плывет перед глазами. Завтра я уеду отсюда».

Она встала, пошла к лифтам. Еще раз окинула взглядом холл. Там никого не было.

12

Когда поздним вечером самолет поднялся с мадридского аэродрома, ей показалось, будто все эти сотни тысяч лошадиных сил исходили из нее самой. Луиза Кантор сидела у окна, на месте 27 А, и прижималась щекой к стеклу, заставляя самолет взлететь. Она была в подпитии, еще между Барселоной и Мадридом выпила водки и красного вина, не притронувшись к еде. А во время ожидания в Мадриде продолжила возлияния. И только ощутив тошноту, заставила себя съесть омлет. Оставшееся время она нервно бродила по аэропорту. Думала, что обнаружит какое-нибудь знакомое лицо. Растущий страх и убеждение, что за ней все время следят, делали свое дело.

Из аэропорта она позвонила Назрин и отцу. Назрин стояла где-то на улице в Стокгольме, связь никуда не годилась, и Луиза была совсем не уверена, что Назрин действительно поняла насчет квартиры Хенрика в Барселоне. Разговор оборвался, точно кто-то заглушил радиоволну. Луиза еще четыре раза пыталась прозвониться, но голос в телефоне каждый раз просил ее перезвонить позднее.

Артур сидел на кухне, когда она позвонила. «У него обычный «кофейный» голос, — подумала она. — Я помню его еще с тех пор, как мы развлекались, когда я переехала в Эстерсунд и звонила домой. Я должна была угадать, пьет ли он кофе, или сидит и читает, или, может, готовит еду. Он записывал очки. И один раз в год докладывал мне результаты. Больше всего очков я зарабатывала, когда угадывала, что он пьет кофе».

Луиза старалась собраться с мыслями, говорила медленно, но отец сразу же раскусил ее.

— Сколько сейчас в Мадриде?

— Столько же, сколько и у тебя. Может, часом больше или меньше. Почему ты спрашиваешь?

— Значит, еще не вечер?

— Середина дня. Идет дождь.

— Почему ты так пьяна в середине дня?

— Я не пьяна.

В трубке стало тихо. Артур тут же отступил, ложь всегда действовала на него как удар. Ей стало стыдно.

— Я выпила вина. Что в этом особенного? Я боюсь летать.

— Раньше никогда не боялась.

— Я не боюсь летать. Я потеряла сына, своего единственного ребенка. А теперь и Арон пропал.

— Ты ни за что не справишься со всем этим, если не сможешь оставаться трезвой.

— Черт тебя побери!

— Черт побери тебя!

— Арон пропал.

— Он и раньше пропадал. Привык поджимать хвост, когда ему так удобнее. Арон сбегает, если ноша становится слишком тяжелой. И ускользает через одну из своих потайных дверей.

— На сей раз ни о хвостах, ни о потайных дверях речи нет.

Она подробно рассказала отцу, что произошло. Он не задавал никаких вопросов. В трубке слышалось только его дыхание. Самое надежное чувство в детстве. Видеть, чувствовать и слышать его дыхание. Когда она закончила рассказ, воцарилось молчание, блуждавшее взад и вперед между Херьедаленом и Мадридом.

— Я поеду по следам Хенрика. С письмом и фотографией девушки по имени Лусинда.

— Что ты знаешь об Африке? Ты не можешь ехать туда одна.

— Кто поедет со мной? Ты?

— Я не хочу, чтобы ты ехала туда.

— Ты учил меня рассчитывать на себя. Мой страх служит гарантией, что я не наделаю глупостей.

— Ты пьяна.

— Это пройдет.

— У тебя есть деньги?

— У меня есть деньги Арона.

— Ты уверена, что поступаешь правильно?

— Нет. Но я должна ехать.

Артур надолго замолчал.

— Здесь идет дождь, — наконец произнес он. — А скоро пойдет снег. Видно по вершинам гор, тучи сгущаются. Скоро выпадет снег.

— Я должна ехать. Должна узнать, что случилось, — ответила она.

Закончив разговор, Луиза укрылась под козырьком лестницы, спряталась среди брошенных багажных тележек. Ощущение было такое, будто кто-то хватил дубиной по куче черепков, собранных с огромным трудом. Теперь они сделались еще меньше, и собрать их в одно целое стало еще сложнее.

«Я и есть это целое, — подумала она. — Сейчас черепки являют собой мое лицо. Больше ничего».

Она села в самолет на Йоханнесбург за несколько минут до одиннадцати вечера. И уже готовясь шагнуть с трапа в салон, вдруг засомневалась. Я сумасшедшая. Погружаюсь в туман, вместо того чтобы выйти из него.

Ночью она продолжала пить. Рядом с ней сидела негритянка, которая, похоже, мучилась животом. Они не разговаривали друг с другом, обменялись лишь взглядами.

Еще в аэропорту, в ожидании посадки, Луизе пришло в голову, что, по сути, ничто не свидетельствует, что они направляются в африканскую страну. Чернокожих и мулатов среди пассажиров было немного, в самолет садились в основном европейцы.

Что она вообще знала о Черном континенте? Какое место занимала Африка в ее сознании? В годы студенчества в Уппсале борьба против апартеида в Южной Африке была частью широкого движения солидарности. Луиза участвовала в разных митингах, но никогда не вкладывала в них всю душу. Нельсон Мандела представлялся ей загадочной фигурой, обладавшей почти нечеловеческими способностями, вроде греческих философов, о которых она читала в учебниках. Африка, собственно говоря, не существовала. Черный континент состоял из размытых картин, зачастую невыносимых. Мертвые, раздувшиеся тела, континент, покрытый горами трупов. Мухи, облепившие глаза голодных детей, апатичные матери с высохшими грудями. Луиза помнила портреты Иди Амина и его сына, похожих в своих карикатурных мундирах на оловянных солдатиков. Ей всегда казалось, что она видит ненависть в глазах африканцев. Но, может быть, в этих темных зеркалах она прозревала свой собственный страх?

Ночью они пролетели над Сахарой. Она летела на континент, такой же белый и неизученный, каким он был для европейцев, прибывших сюда сотни лет назад. Внезапно ее ошеломила мысль, что она не сделала никаких прививок. Ей запретят въезд в страну? Она заболеет? Надо бы принять лекарства, чтобы не заболеть малярией? Она не знала.

Ночью, когда огни в огромном салоне погасли, Луиза решила посмотреть фильм. Но никак не могла сосредоточиться. Натянув плед до самого подбородка, опустила спинку сиденья и закрыла глаза.

И почти сразу, вздрогнув, открыла глаза в темноту. Что она сказала сама себе? Каким образом ищут то, что кто-то искал? Она не сумела додумать мысль до конца, та ускользнула. Луиза снова закрыла глаза. Время от времени она задремывала, дважды перелезала через спящую рядом женщину, чтобы отыскать стюардессу и попросить воды.

Над тропиками они неожиданно попали в зону сильной турбулентности, самолет трясло, снова загорелись сигналы о необходимости пристегнуть ремни безопасности. В иллюминатор Луиза видела, что они летят над мощным грозовым фронтом. Молнии вспарывали ночь, словно кто-то работал огромным сварочным аппаратом. «Вулкан, — мелькнуло у нее. — Стоит в своей кузнице и бьет по наковальне».

На рассвете она заметила у горизонта первые слабые лучи света. Позавтракала, ощутила, как в желудке сжимается кулак страха, и, наконец, разглядела серо-бурый ландшафт внизу. Но разве Африка не тропический зеленый континент? То, что предстало ее глазам, напоминало скорее пустыню или выжженное жнивье.

Луиза ненавидела посадки, они всегда внушали ей страх. Зажмурив глаза, она крепко вцепилась в ручку кресла. Самолет шлепнулся на асфальт, сбросил скорость, вырулил к зданию терминала и остановился. Она долго сидела, не обращая внимания на толчею в проходе, — люди словно бы изо всех сил спешили вырваться из клетки. Сквозь стерильный воздух кондиционера постепенно проникал африканский зной, полный незнакомых запахов. Луиза снова задышала. Жара и запахи, пусть и непохожие, напоминали о Греции. Не тимьян и не коринка. Другие пряности, может перец или корица. Дым костров.