Тест Тьюринга - Александр Петрович Никонов Страница 27

– Какая это любовь! – задохнулась женщина. – Какая это любовь, если ты отправил меня…

Дальнейшей тирады я разобрать не смог и уверен, что Андрей тоже не разобрал из-за помех. Связь просто подвисла на несколько секунд, сожрав фразу. Но я также был уверен, что Андрей понял, что она хотела сказать.

– А при чем тут это? Да, любовь! И да – послал! Я тебя до сих пор люблю. Уверен, и ты меня. Но ты сделала свой выбор, и выбрала не меня, а ее. Хотя результаты были у тебя на руках. И хотя я настаивал. На кой черт ты тогда ходила сдавать анализы, если результатами не воспользовалась?

– Ты сам сказал сходить…

– Твою мать! А я просто так, что ли, попросил? Ради развлечения?.. Как так можно было поступить – раздавить жизнь и счастье двух людей ради… Ради пустоты!

– Это не пустота! Она не пустота! Она наша…

– Это сейчас она не пустота! – перебил Андрей, который почти кричал. – Сейчас! Но тогда она была пустотой, никем… Ты же естественник, почти врач! Ты же не религиозная фанатичка из этих… И тем не менее, ты отказалась, ты выбрала ярмо на всю жизнь вместо счастья… я не понимаю, я этого не понимаю! Не понимал тогда и не понимаю сейчас! И никогда не пойму!

– Она человек!

– Нет! Это она сейчас человек. Но тогда она им не была. Тогда ее вообще не было, и все можно было исправить. Но твоя тупая бабская… я не знаю… прихоть, дурь, животный инстинкт самки… И этот инстинкт самки победил другой инстинкт самки – тот, который притянул тебя ко мне. А значит, из двух нас – ее, которой еще не было, и меня, который был, – ты выбрала ее. Она оказалась для тебя важнее, черт побери!

– Ты даже не хочешь ее увидеть? Я набрала, чтобы показать тебе ее.

– Не хочу. Зачем? Если бы я ее хотел… Я бы не ставил тебе тогда никаких условий. Я бы не отправил тебя на скрининг… Я хочу нормальной жизни! Я хочу жить своей жизнью, а не чужой. Я не хочу всю жизнь перешептываний за спиной и сочувственных взглядов. Я не хочу сам себе сочувствовать всю жизнь, а потом думать, что будет с моим ребенком после моей смерти… Все можно было исправить. Ты не захотела. Ты предала меня и нашу любовь!

Динамик планшета что-то пробулькал…

– Не обвиняй меня в эгоизме! Эгоисткой оказалась ты! И дурой к тому же… Господи! – Андрей почти простонал. – Надо ж было так растоптать жизнь трех человек!..

Я развернулся и тихо пошел по коридору к лифту. И только нажав кнопку первого этажа, догадался, чей это был голос, и о чем они говорили.

Глава 1000

Серый утренний асфальт, пересеченный кое-где усталыми темными трещинами, послушно подстилался под мои кроссовки. Наверное, по московским меркам я выглядел нелепо – пиджак и кроссовки. Но я настолько давно жил в свободном мире, где плюют на условности, что мне доставляло удовольствие взламывать стереотипы той страны, которая когда-то был моей родиной, а потом равнодушно выплюнула, как выбитый гнилой зуб.

Да, кажется бабье лето подходит к концу, и осень дальше будет постепенно поворачивать на зиму. Зонтик у меня есть, а вот куртки я не взял. Отвык. Придется, наверное, купить. Или обойтись каким-нибудь тонким свитерком под пиджак? Успею же до холодов улететь?..

Слева нарисовался тот магазин, где я вчера покупал вино. Зайти, что ли, купить еще одну бутылку. Или уж сразу водки?

Подумав пару секунд, я все-таки зашел в магазин. И неожиданно для себя купил шампанского. Не пойдем на поводу у судьбы! Покажем жизни, чего мы хотим!..

Помахивая таким же пакетом, что и вчера, я вошел в двери института, но вместо того, чтобы сразу приложить пропуск к турникету, подошел к окошку вахтера.

– Здравствуйте. Не обратили внимание, Фридман уже пришел? На месте?

Вахтерша отложила кроссворд, подняла на меня светлые глаза, не улыбнулась. Седая челка, двое внуков, зять пьет, живут наверняка все вместе в «двушке» где-нибудь на окраине города или в ближнем пригороде.

– Кажется, проходил. Да, прошел! Вспомнила. С трубой.

– Спасибо…

По дороге к лифту я все же решил сначала заскочить в свою рабочую конурку, чтобы поставить бутылку в холодильник. Во-первых, охладится, как положено шампанскому, во-вторых, чтобы не выглядеть перед Андреем алкоголиком. Ему, наверное, уже доложили про вчерашнюю пустую бутылку.

И уже войдя к себе в узкий кабинетик, подумал, что идти обратно, в принципе, не к спеху. Схожу к Фридману во время обеда, захватив с собой из холодильника сыр с колбасой, заодно чаи с Андреем погоняем. Ну, или вечером забегу, вчера не вышло поговорить, сегодня попробую…

Я закрыл холодильник, сложил пустой пакет – пригодится, и вчера не нужно было выкидывать, – накинул пиджак на спинку крутящегося кресла, хлопнул зеленую кнопку, и пока разгорался экран, по традиции сделал четыре шага к двери и повернул крутилку замка.

– Запускай, запускай, – покрутив пальцем в воздухе, поторопил я шлюз, который привычно зачитывал мне свои механические приветствия и инструкции. – Да. Голосом. Да, с изображением. Давай уже…

Я плюхнулся в кресло. Потом сразу встал, пошел наливать в чайник воду из кулера. Чай-то ведь – наше все! Он как Пушкин!

– …через несколько секунд ваш собеседник будет подключен.

Я захлопнул пластмассовую крышку, поставил чайник на подставку. Щелкнул внизу выключателем. Кружка и стакан из-под вина, которые я вчера оставил на рабочем столе, были вымыты и стояли на месте. Глянул вниз. Мусорная корзина очищена. Хорошо они тут работают. Как у нас, в Америке.

– Почему я вас не вижу? – спросил живой женский голос за спиной.

– Иду! Прошу прощения…

Я направился от чайного столика к монитору, но сесть не успел. Потому что увидел на экране ее.

– Сукин сын!

Я бросился к двери, рванул ручку. Да я же ее сам закрыл только что… Злобно дважды крутнул ручку замка, рванул снова и выскочил в коридор в желании бежать по лестнице туда, к Фридману, – чтобы орать, выть, трясти за грудки… А через два шага опомнился. Темнота в глазах упала куда-то вниз, к паху, и