Эрик Ластбадер - Возвращение Борна Страница 28

— Полностью, сэр!

Спалко протянул молодому человеку бумажку, на которой был написан номер кресла Молнара в опере.

— Ну что ж, желаю приятно провести время, — сказал Спалко. И с улыбкой добавил: — И — желаю удачи!

Выполненный в напыщенном романском стиле фасад был залит светом. Внутри все сияло позолотой и бронзой. Три яруса балконов сияли в свете десяти тысяч лучей, исходивших из бесчисленных ламп гигантской хрустальной люстры, свисавшей с куполообразного потолка наподобие огромного колокола.

В эту ночь давали оперу Золтана Кодая[6] «Хари Янош», несомненный и многолетний фаворит театра. Эта постановка не покидала репертуарный список с 1926 года. Этан Хирн торопливо вошел в просторный мраморный вестибюль, наполненный голосами представителей будапештской элиты, собравшейся на вечернее представление. На молодом человеке был прекрасно сшитый смокинг из изысканной ткани, однако этот наряд вышел не из-под руки какого-нибудь прославленного модельера. При той работе, которой занимался Хирн, то, как и во что он одевался, имело огромное значение, поэтому он предпочитал одежду хоть и элегантную, но нарочито приглушенных цветов, никогда не надевая кричащих либо слишком дорогих вещей. Простота и умеренность — вот что должен демонстрировать человек, который выпрашивает деньги у богачей.

Хирну не хотелось опаздывать, но он намеренно сбавил шаг, желая насладиться каждым мгновением этих волшебных секунд, предшествующих той, последней, когда поднимется занавес. Сердце гулко билось в его груди. За то время, пока Хирн прилежно изучал все привычки венгерского высшего общества, он и сам успел превратиться в страстного поклонника оперы. «Хари Яноша» он любил с особенной страстью, причем не только из-за прекрасной музыки, берущей истоки в народных венгерских мелодиях, но и из-за захватывающего сюжета, построенного на основе старинной фольклорной легенды. Это была история, в которой солдат Янош отправляется на поиски императорской дочки, дослуживается до генерала, одной левой побеждает Наполеона и наконец становится избранником той, кого отправился искать. Это была добрая, чудесная сказка, хотя и родившаяся в кровавом потоке венгерской истории.

В конце концов, то, что Хирн вошел в зал позже остальных зрителей, было даже к лучшему. Сверившись с листком, полученным от Спалко, он без труда отыскал взглядом Ласло Молнара, который, как и большинство других, уже занял свое место. Это был мужчина среднего возраста и среднего роста, немного располневший в талии, с копной густых и блестящих темных волос, придававших его голове сходство с грибом. Из ушей Ласло Молнара торчали пучки темных волос, которыми густо поросли и его короткопалые руки. Он не обращал никакого внимания на женщину, сидевшую слева от него и чересчур громко болтавшую со своим спутником, а вот кресло справа от Молнара пустовало. Судя по всему, он пришел в театр один. Оно и к лучшему, подумалось Хирну, и с этой мыслью он занял место неподалеку от оркестровой ямы. Через секунду свет погас, оркестр заиграл увертюру, и занавес медленно поплыл вверх.

Во время антракта Хирн купил в буфете чашку горячего шоколада и смешался с изысканной публикой. До чего же любопытно устроен человеческий мир! В отличие от мира животных самки здесь гораздо ярче и самовлюбленнее самцов. Женщины блистали вечерними нарядами из шелка, венецианского муара, марокканского атласа, которые всего пару месяцев назад демонстрировали лучшие модели на самых престижных подиумах Парижа, Милана и Нью-Йорка. Мужчины в смокингах от самых дорогих кутюрье, всем своим видом изображая крайнюю утомленность, тем не менее самодовольно расхаживали вокруг своих спутниц, подавая им то бокал шампанского, то чашку горячего шоколада. А те в свою очередь, разбившись на небольшие группы, отчаянно сплетничали.

От первого отделения оперы Хирн получил ни с чем не сравнимое наслаждение и теперь с нетерпением ждал начало второго. Он, однако, не позабыл о полученном задании. Наоборот, в течение некоторого времени, пока шло представление, мысли его были заняты только тем, как наилучшим образом найти подход к Ласло Молнару. Он не любил загонять себя в рамки четкого, единожды выработанного плана, полагаясь больше на первое впечатление, на импровизацию. Внешность, жесты, повадки могут сказать опытному глазу очень многое. Заботится ли объект о своей внешности, или эта сторона жизни ему безразлична? Любит ли он поесть? Курит ли он, страдает ли тягой к спиртному? Является ли он интеллектуалом или неотесан, как бревно? Даже недолгое наблюдение могло дать ответы на все эти и еще множество других вопросов.

К тому времени, когда Хирн решился приблизиться к Ласло Молнару, он уже был уверен, что без труда сумеет завязать с ним разговор.

— Простите за беспокойство, — самым медоточивым тоном, на который только был способен, проговорил Хирн. — Мне показалось, что вы — любитель оперы. Я тоже от нее без ума.

Молнар обернулся. На нем был смокинг от Армани, который подчеркивал ширину его плеч, но зато скрывал от посторонних взглядов солидный животик своего хозяина. У Молнара были очень большие уши, причем при ближайшем рассмотрении они оказались еще более волосатыми, чем Хирну показалось издалека.

— Я не просто люблю оперу, я ее изучаю, — ответил он медленно, и острый слух Хирна безошибочно уловил в его голосе усталость.

Хирн одарил собеседника еще одной обворожительной улыбкой и заглянул в его темные глаза:

— И если уж говорить откровенно, я давно превратился в раба этого волшебного искусства.

Все полностью соответствует тому, что рассказывал про этого человека Спалко, подумалось Хирну.

— Я выкупил здесь места на несколько лет вперед, — проговорил он беззаботным тоном, — и, насколько мне удалось заметить, вы — тоже. Сегодня не часто встретишь подлинных ценителей оперы. — Хирн засмеялся. — Например, моя жена предпочитает джаз.

— А моя — любила оперу.

— Вы разведены?

— Я вдовец.

— О, простите, ради бога, мою бестактность!

— Ничего. Это случилось очень давно. — Теперь, когда Молнар сделал незнакомому молодому человеку признание столь личного характера, он, казалось, потеплел и оттаял. — Мне не хватает ее столь сильно, что я так и не смог заставить себя продать ее место.

Хирн протянул ему руку и представился:

— Этан Хирн.

После секундного колебания венгр ответил на его рукопожатие, сунув ему волосатую лапу, и тоже назвал свое имя:

— Ласло Молнар. Рад познакомиться с вами.

Хирн нагнул голову в коротком вежливом поклоне и предложил:

— Не согласитесь ли выпить со мной по чашечке горячего шоколада, мистер Молнар?

Это предложение, похоже, пришлось венгру по душе, и он согласно кивнул:

— С превеликим удовольствием!

Пробираясь сквозь густую толпу столичных бонвиванов, они обсуждали свои любимые оперы, обменивались именами знаменитых композиторов. Хирн вежливо пропустил Молнара первым в дверь и заметил, что это тоже польстило его спутнику. Спалко верно подметил, что Хирн обладает некоей аурой открытости и честности, которая привлекала к нему даже самых скрытных людей. Он умел казаться естественным в любых неловких ситуациях, и именно эта искренность покорила Молнара, развеяв его извечную подозрительность.

— Вам нравится спектакль? — спросил он, пока они потягивали шоколад.

— Чрезвычайно, — не покривив душой, ответил Хирн. — Но, думаю, он понравился бы мне еще больше, если бы я мог разглядеть лица главных героев. Грустно признаваться, но когда я выкупал эти неудобные места, то не мог позволить себе ничего лучше, а потом, когда у меня появились деньги, все хорошие места были уже раскуплены.

Несколько секунд Молнар хранил молчание, и Хирн уже забеспокоился, что тот проскочит мимо приготовленной для него ловушки, но затем он сказал, словно озвучивая только что пришедшую в голову мысль:

— Может, хотите пересесть в кресло моей жены?

— Давай еще раз, — велел Хасан Арсенов. — Мы должны снова отрепетировать все наши действия. Любая ошибка — и нам никогда не завоевать свободы.

— Но я уже изучила их столь же хорошо, как твое лицо! — заверила его Зина.

— Настолько хорошо, что сможешь найти дорогу к конечному пункту нашего назначения с завязанными глазами?

— Перестань меня мучить! — чуть не плача, взмолилась женщина.

— По-исландски, Зина! Мы теперь говорим только по-исландски!

На большом столе в их гостиничном номере были расстелены схемы отеля «Оскьюлид» в Рейкьявике. В уютном свете настольной лампы все архитектурные детали отеля были как на ладони — от фундамента до помещений охраны, от канализации и систем отопления и вентиляции до планов каждого из этажей. Чертежи были испещрены многочисленными пометками, разноцветными стрелками, как на плане генерального наступления, значками, отмечающими расположение групп служб безопасности, в сопровождении которых на саммит прибудут руководители иностранных государств. Разведданные, предоставленные Спалко, были безукоризненно точны.