D.O.A. - Почтенное общество Страница 28

Откуда-то сбоку выныривает Пьер Моаль; Парис не видел, как тот появился, и вздрагивает от удивления. Что выводит его из себя.

— Здравствуйте, вы ведь Парис, да? — Моаль протягивает руку, представляется: — Моаль, «Журналь дю суар».

Парис молча пожимает ему руку. В кармане у него звонит мобильник, и он пользуется этим предлогом:

— Вы позволите?

Отходит, вытаскивает телефон. Жена. Он не отвечает и стирает послание, даже не прослушав его. Отвязавшись от Моаля, он старается избегать его.

Речи окончены. Реквием. Дверцы печи распахиваются, виден пылающий огонь, гроб начинает двигаться.

Парис выходит на улицу, делает несколько шагов, чтобы укрыться в тени деревьев, и ждет.

Не проходит и двух минут, как появляется Борзекс, направляется прямо к нему, останавливается, снимает шарф, расправляет рукой волосы.

Парис ждет.

— Скажите мне, майор, зачем вы забрались ко мне тайком? Вы что, ищете орудие убийства? — Тон вызывающий, агрессивный.

Парис заинтересованно улыбается:

— Так у вас дома кто-то побывал?

Борзекс теряет терпение, запихивает шарф в сумку:

— Я жду объяснений!

— Это не мы. — Полицейский чувствует себя раскованно. — Тайные обыски не по части Криминальной полиции. Тем более что я могу сделать это совершенно открыто, и вам это известно. А вот тайные агенты наших крупных предприятий…

Борзекс, не зная, что возразить, старается не смотреть на Париса, потом открывает было рот, но решает промолчать.

Парис же усиливает натиск:

— Если в вашей квартире действительно кто-то рылся, не лишним будет порекомендовать вам быть осмотрительной. Во всей этой истории есть уже один труп, и вы, как никто, в курсе.

Не говоря ни слова, Борзекс поворачивается спиной к Парису и очень быстро удаляется к выходу с кладбища.

Парис следит за ней, пока она не исчезает из виду. «Итак, кто-то побывал у нее в квартире. Теперь она знает, кто это, и боится. Но этот страх не заставит ее со мной говорить, и я обложен со всех сторон».

Церемония закончилась. Зал крематория пустеет, все выходят на эспланаду, толпятся вокруг родственников Субиза.

Парис видит, как Моаль вертится вокруг присутствующих. Подзывает журналиста, тот подходит.

— Через полчаса в баре «Фар» на площади Бастилии.

Моаль не скрывает своего удивления и удовольствия.

Парис устроился в глубине зала, недалеко от сортира. В это время в баре никого нет, только официант, который накрывает обеденные столы. Рядом с чашкой кофе со сливками кипа ежедневных газет, раскрытых на странице со статьями, повествующими приблизительно одну и ту же историю об убийстве Субиза, экотеррористическом следе и возможной связи этих экологов со Шнейдером. Парис заказал бутерброд с маслом и ветчиной — после похорон всегда хочется есть. Взгляд полицейского блуждает в пространстве: встреча с журналистом — сплошная импровизация, просто так вышло. Что он скажет? Очевидно, как можно меньше, но и этого хватит, чтобы тот что-нибудь написал.

Моаль пунктуален.

Парис приветствует его улыбкой, приглашает присесть. Показывает на газеты:

— Вы делаете из этих экологов настоящих злодеев-террористов. Я слушал утром радио. И там то же самое. Все повторяют вашу историю: убийство Субиза, след радикально настроенных зеленых, Шнейдер в ловушке. Практически других вариантов нет. Вы должны радоваться.

— А я и радуюсь.

— Вам не кажется, что экотеррористы — версия, конечно, отличная, только костюмчик слегка великоват для Скоарнека и его приятелей?..

Подходит официант. Моаль заказывает эспрессо. Парис еще чашку кофе со сливками. Молча ждут заказа.

На лице Моаля играет улыбка, когда он перелистывает газеты.

— Так вы считаете, что Скоарнек не имеет отношения ко всей этой истории с Субизом? Тогда я вас слушаю, майор. И конечно, я вас не встречал, и вы мне ничего не говорили.

— Я этого не говорю. Но у полиции есть и другие версии, и мне странно, что газетчики сосредоточились только на этой. У меня даже возникает вопрос: почему это происходит?

— Потому что про другие нам ничего не известно. Все в ваших руках…

— Почему, например, не любовница Субиза? Она юрисконсульт ПРГ. Труп обнаружила она. Обстоятельства ее знакомства с полицейским агентом, внедренным в Комиссариат по атомной энергетике, по крайней мере вызывают вопросы. Вам бы покопаться вокруг «Серкль д’авиасьон».

— ПРГ, Комиссариат… Какая между всем этим связь?

Парис встает, оставляет на столе деньги:

— Пока не знаю. Но узнаю обязательно.

Парис прощается и отправляется к Жюльену Курвуазье, где все еще идет обыск.

Перед домом 18 он натыкается на делопроизводителя их группы Анж Баллестер, укладывающую изъятые в машину вещественные доказательства.

— Ну, что похороны?

— Народу было много. Любопытно. Ну а у нашего пирата что?

— Барахтаемся в грязи. Еще один, которого так и не научили, что в комнате нужно убирать.

— Это ладно. Но что-то конкретное есть?

— Документы, компьютерные примочки. Мы забрали все что можно, разбираться будем позже. Ах да, есть, кажется, кое-что о его сестре.

— Пресловутая анархистско-богемная семейка, в которой даже родители не знают, где их дочь?

— Так точно. Она, похоже, живет в сквоте в Монтрё.

— Надо бы нанести визит?

— Конечно, намечается. Есть и еще хорошая новость: вычислено место, откуда звонили в последний раз с одного из мобильников трех наших беглецов.

— Наконец-то! Кто звонил?

— Девушка. В субботу. Она активировала телефон где-то на берегу Сены. Дюран должен отправиться туда днем.

Парис одобрительно кивает:

— Перейра там?

— Да. Ты к нему поднимаешься?

Парис удовлетворенно кивает и направляется ко входу в здание. Один из офицеров бюро сбора информации докладывает ему, что группа, выполняющая скрытое наблюдение в тринадцатом округе, только что заметила, как Джон-Сейбер поднялся к Скоарнеку. Ребята спрашивают, что им делать.

На губах Париса появляется улыбка.

— Пусть они мне его берут прямо на месте. Тепленького. Я еду.

С мигалкой на крыше машины, по полосе для автобусов — меньше чем за десять минут Парис пересекает Париж с одного конца на другой и оказывается на Альпийской площади. Англичанин ждет его в холле здания под ненавязчивым надзором полицейского. Мужик уже не так безмятежен: ссутулился, лицо осунулось. Похоже, понял наконец, в каком дерьме оказалась его дочь. Не факт, однако, что он от этого станет более покладистым.

— Месье Джон-Сейбер, вы позволите мне подвезти вас до гостиницы?

— А у меня есть выбор?

— Конечно. Я могу также отвезти вас к нам на набережную Орфевр, в дом тридцать шесть, для дачи показаний по всей форме.

Обменявшись взглядами, оба направляются к машине.

Нил держится настороже. Существует ли связь между этим полицейским из Криминалки и двумя вчерашними амбалами? По опыту он знает, что, если не понимаешь, что к чему, лучше помолчать.

— От дочери по-прежнему ничего?

— Ничего.

— А как вы достали адрес ее приятеля?

— О котором я узнал, лишь приехав в Париж.

— Для ресторанного критика у вас большие возможности.

Нил предпочел промолчать и не отвечать на скрытый вопрос.

— Этот парень, — продолжал Парис, — ввязался в поганую историю, в которой есть труп.

— Вы мне это уже говорили. И я читаю газеты.

На радио, на телевидении, в прессе имя Скоарнека постоянно соседствует со словом «терроризм», а с нынешнего утра вместе с его именем употребляется и другое — одного из двух наиболее вероятных кандидатов на президентских выборах. Дело воняет политическими махинациями, и дочь этого человека в нем замешана. And when the shit hits the fan…

— Но вашу дочь ни в чем не обвиняют. По крайней мере пока Сефрон можно оставить в покое.

«Сефрон — этот полицейский назвал ее по имени. — Нил усмехнулся. — Старые полицейские штучки: навязаться в друзья, выказать сопереживание… Журналюги тоже так делают».

— Тем не менее вы ее ищете.

— Чтобы поговорить. Мы думаем, она может нам помочь.

— Я тоже ее ищу. — Нил замолчал. — Потому что, мне кажется, я потерял ее уже давно.

Парис не отреагировал, ему хочется услышать продолжение.

— Она должна была приехать ко мне в Каор в эту субботу. Мы каждый год собираемся там в это время — друзья, родственники Люсиль… Это моя жена… — Голос англичанина дрогнул. — Люсиль погибла двадцать восьмого апреля.

«И он до сих пор не может это пережить».

— Это также день рождения моей дочери.

Парису понятна эта ситуация: черт, как тяжело с этими дочками!

— Когда Сефрон мне позвонила сказать, что она не приедет, я пришел в ярость. Я почувствовал, что что-то не так, но раздражение тогда было моим основным чувством. Как она могла так поступить со своей матерью? — Нилу было жаль себя. Он повернулся к Парису, спросил: — А у вас дети есть?