Юхан Теорин - Мертвая зыбь Страница 29

По сравнению с такой мелочью Нильс Кант — великан, он чувствовал себя больше, чем весь Стэнвик, вместе взятый. Сегодня он в этом убедился, когда сражался там, на пустоши.

Почти стемнело, он открыл калитку, вошел в сад и поднялся по каменным ступеням гордой и уверенной походкой. В саду оказалось пусто, все вокруг росло и зеленело, пахло травой.

Все было точно так же, как когда он уходил из дома утром поохотиться на кроликов. Но Нильс Кант вернулся новым человеком.

12

Леннарт Хенрикссон стоял возле письменного стола Йерлофа и держал в руке пластиковый пакет с маленькой сандалией. Похоже было на то, что он будто бы взвешивает ее в руке. Вроде как это поможет ему определить, та самая эта сандалия или нет. По лицу Леннарта было видно, что эта находка не доставляет ему никакой радости.

— О таких вещах надо тут же сообщать в полицию, Йерлоф, — сказал он.

— Я знаю.

— И не медлить.

— Ну да, ну да, — тихо ответил Йерлоф. — Но как-то не сложилось. Так что ты думаешь?

— Про это? — Полицейский посмотрел на сандалию. — Не знаю, я обычно не тороплюсь с выводами. А ты?

— Мне кажется, что нам бы стоило поискать не в воде, а где-то в другом месте.

— Мы так и сделали, — заверил Леннарт. — Ты разве не помнишь? Мы обшарили всю каменоломню, все дома и все сараи и даже уборные во всем поселке. Я сам объездил всю округу вдоль и поперек и даже пустошь. Мы ничего не нашли. Но коль скоро Джулия говорит, что это та самая сандалия, то, конечно, тут уже не до шуток. Это серьезно.

— Мне кажется, что это сандалия Йенса, — сказала Джулия, выглядывая из-за его плеча.

— Ты, значит, получил ее по почте? — спросил Леннарт.

Йерлоф кивнул с неприятным ощущением того, что он оказался на допросе.

— Когда?

— На прошлой неделе. Я позвонил Джулии и рассказал про это. Собственно, это одна из причин, почему она сюда приехала.

— У тебя конверт сохранился?

— Нет, — быстро ответил Йерлоф, — выбросил… Я иногда бываю немного рассеянным, но там не было никакого письма, обратного адреса тоже, точно говорю. На конверте было написано: «Капитану Йерлофу Давидссону. Стэнвик». А потом на почте переслали это сюда. А что за важность с этим конвертом?

— Да вообще-то есть такая вещь, которая называется отпечатки пальцев, — тихо сказал Леннарт и вздохнул. — Там мог быть волос, да много чего, что… Ну да ладно, во всяком случае сейчас я займусь сандалией, может быть, на ней остались какие-нибудь следы.

— Я совсем не хочу… — начал было Йерлоф, но Джулия прервала его вопросом:

— Ты ее в лабораторию пошлешь?

— Да, — ответил Леннарт, — ближайшая криминалистическая лаборатория есть в Линчёпинге.[43] Они как раз такими вещами и занимаются.

Йерлоф промолчал.

— Хорошо, пошли ее к ним, — сказала Джулия.

— А я квитанцию какую-нибудь получу или расписку? — поинтересовался Йерлоф.

Джулия раздраженно посмотрела на него, как будто ей было стыдно за отца, но Леннарт кивнул и устало улыбнулся:

— Само собой, Йерлоф. Выпишу я тебе квитанцию, так что ты сможешь поставить на уши боргхольмскую полицию или лабораторию в Линчёпинге; если они сандалию потеряют. Но я бы на этот счет не беспокоился.

Через несколько минут после того, как Джулия проводила полицейского, она вернулась обратно в комнату Йерлофа. Йерлоф по-прежнему сидел за письменным столом, держа в руке заполненную корявым почерком Леннарта Хенрикссона квитанцию. С печальным и рассеянным видом он смотрел в окно.

— Леннарт сказал, что мы не должны никому говорить про сандалию, — напомнила Джулия.

— Значит, так он сказал.

Йерлоф продолжал смотреть в окно.

— В чем дело? — спросила Джулия.

— Да не надо тебе было про сандалию ему рассказывать, — ответил Йерлоф.

— Но ты же меня сам просил с людьми разговаривать.

— Но не с полицией же. Мы сами со всем справимся.

— Справимся? — спросила Джулия, повышая голос. — Что это значит: сами справимся? Что ты себе на самом деле вообразил? Ты что думаешь, что тот, кто украл Йенса, если кто-то действительно это сделал, — что эта самая личность заявится сюда и попросит, что ли, на сандалию полюбоваться? Ты серьезно так считаешь? Ну да, он сюда придет и выложит, что сделал.

Йерлоф ничего не ответил. Он по-прежнему смотрел в окно, повернувшись к дочери спиной, и от этого Джулия разозлилась еще больше.

— А ты-то сам в тот день что делал?

— Ты отлично знаешь, — тихо сказал Йерлоф.

— Я знаю: мама устала, за твоим внуком надо было присматривать… а ты пошел к морю заниматься сетями, потому что собрался рыбки половить.

Йерлоф кивнул.

— Потом пришел туман, — добавил он.

— Ну да, густой, как гороховый суп. Ну и что: ты пошел домой?

Йерлоф покачал головой.

— Ты продолжал возиться с сетями, — сказала Джулия. — Ясное дело: куда как веселее тусоваться у моря, чем пасти маленького ребенка. Ведь так?

— У меня со слухом все в порядке, и я услышал бы все, когда был там, внизу, — произнес Йерлоф, не глядя на нее. — Но было тихо. Я бы, конечно, услышал Йенса, если бы он…

— Да не о том речь, — прервала его Джулия. — Я говорю, что ты всегда находился где-то, когда был нужен дома. Самым главным для тебя являлось делать то, что ты хотел. Все время так оно и было.

Йерлоф ничего не ответил. Ему казалось, что небо за окном заметно потемнело. Неужели уже сумерки? Он внимательно выслушал все, что ему выдала дочь, но никак не мог найти подходящего ответа.

— Наверное, я был плохим отцом, — сказал он в конце концов, — я часто отсутствовал, но не по своей воле. Если бы я только мог сделать что-нибудь для Йенса в тот день или, еще лучше, изменить тот день совсем… — Его голос сорвался, Йерлоф приумолк, стараясь справиться с собой.

В комнате повисло тягостное молчание.

— Я знаю, папа. Мне не стоило это говорить, меня вообще на Эланде не было. Я ехала в Кальмар и видела, как наступает туман под мостом с пролива. — Джулия вздохнула. — Как ты думаешь, сколько раз я проклинала себя за то, что уехала тогда от Йенса? Я даже с ним толком не попрощалась.

Йерлоф тяжело вдохнул, потом выдохнул, как будто бы никак не мог отдышаться. Он повернулся к Джулии и посмотрел на нее:

— Во вторник день похорон Эрнста. Но мы с тобой съездим к тому, кто прислал сандалию.

Джулия молчала.

— Как это возможно? — спросила она.

— Я знаю, кто это.

— Уверен на сто процентов?

— На девяносто пять.

— И где он живет? — задала вопрос Джулия. — Здесь, в Марнессе?

— Нет.

— В Стэнвике?

Йерлоф покачал головой:

— В Боргхольме.

Джулия помолчала, как будто бы размышляя, в чем тут фокус.

— О'кей, — сказала она наконец.

Она подошла к кровати, чтобы забрать куртку.

— Чем ты сейчас займешься? — спросил Йерлоф.

— Не знаю… поеду, наверное, в Стэнвик, листья сгребу во дворе. Электричество включено, вода тоже, так что еду я могу себе приготовить в летнем доме, а ночевать пойду в домик на берегу — я там высыпаюсь.

— Хорошо, но будь, пожалуйста, в контакте с Йоном и Астрид, — сказал Йерлоф. — Мы должны держаться вместе.

— Само собой. — Джулия взялась за куртку. — Я сегодня на кладбище побывала, на маминой могиле поминальную свечу зажгла.

— Хорошо. Она пять дней гореть будет, до выходных. Церковный совет за могилой присматривает. К сожалению, я не могу бывать там часто. — Йерлоф закашлялся. — Для Эрнста могилу уже выкопали?

— Я по крайней мере не видела, — ответила Джулия и добавила: — Но я нашла могилу Нильса Канта. Ты, наверное, хотел, чтобы я ее увидела?

— Ну да.

— Пока я ее не нашла, я считала, что главный подозреваемый — это Нильс Кант. А вот сейчас понимаю, почему мне про него никто не сказал.

Йерлоф задумался, он колебался, стоит или не стоит ему сказать о том, что идеальный выход для убийцы — разыграть собственную смерть, но промолчал.

— Но понимаешь, какая штука: на могиле были розы, — сказала Джулия.

— Свежие? — спросил Йерлоф.

— Не совсем, — ответила Джулия, — могли положить в конце лета. И еще одна вещь…

Она достала из кармана куртки конверт. Тот, что был под розами. Конверт успел высохнуть, и она протянула его Йерлофу.

— Может, нам не надо его открывать? — спросила она. — Это личное, и вообще…

Но Йерлоф, уже вскрыв конверт, достал из него белый листок и прочитал, сначала про себя, потом громко, для Джулии:

— Мы все предстанем перед судом Господа. — Он посмотрел на Джулию: — Вот и все, что здесь написано. Насколько я помню, это цитата из Послания к римлянам. Можно я оставлю это у себя?

Джулия кивнула.

— И что это: обычное дело — цветы и письма на могиле Канта? — поинтересовалась она.