Нэнси Прайс - В постели с врагом Страница 29

Лора время от времени переговаривалась со своим соседом-пижоном. Тайна окружала ее, как черная вуаль вдовы в пьесах из жизни девятнадцатого века. Она была почти непроницаема для взгляда В этом, несомненно, был свой шарм.

Он поглядывал на нее краем глаза. Прошли целые недели, а он ни разу не поцеловал ее. А ведь он был с ней один на один в собственном доме.

— Грэг Миллер, — сказала миссис Неппер.

— Кто? — прошептал Бен.

— Тот, что сидит с нами, — ответила миссис Неппер. — Народный банк принадлежит его отцу.

Пожилая женщина заиграла на скрипке. Свободно висевшие складки кожи у нее на руках колыхались при каждом ударе смычка.

— Грэг Миллер, — продолжала шептать миссис Неппер. — Банк в Ватерлоо. Он уже помощник управляющего. Неглуп. Я вас попозже познакомлю. Банк в Ватерлоо.

Лора, вся разряженная, сидела с помощником управляющего банком, а он, Бен, так до сих пор и не знал, откуда она взялась, замужем она или нет. Симпатичная девушка запела о любви, которая останется навсегда.

Миллер снова шепнул что-то Лоре, она улыбнулась, повернула к нему голову и нечаянно встретилась взглядом с Беном. Ему показалось, что она слегка покраснела.

Бен с отвращением уставился на витраж со святым, который держал ключ величиной с него самого. Женщины всегда играют. Только ты убедишь себя, что им хорошо с тобой, а они уже с кем-то другим. Бен ссутулился. В церкви зазвучали звуки органа.

Появился жених и замер рядом с каким-то другим парнем. Казалось, что он, как жук, был приколот белой гвоздикой к петлице. Подумать только, все нарядные и вспотевшие собрались тут и уселись ряд за рядом, чтобы услышать, когда эти двое объявят принародно, что они собираются спать только друг с другом до конца дней своих. Было бы естественно, если бы они постарались устроить это без лишнего шума.

Но вот орган заиграл свадебный марш, и появилась невеста. В своем наряде красотки-южанки она казалась вдвое шире своего жениха.

Бен украдкой взглянул на Лору. Ему пришло в голову, что она плачет. Похоже, что на платье появились темные пятна от слез и она не смотрела, как жених надевал невесте кольцо и как они оба стояли на коленях перед алтарем.

Он знал ее так мало, что ему трудно было представить, почему она плачет. С другой стороны, женщины сентиментальны и почему-то всегда плачут на свадьбах. Лицо миссис Неппер блестело от пота. Венчание — это женское дело. Женщины это любят. Для этого существуют специальные магазины и журналы.

Жених и невеста быстро и неловко поцеловались и направились к выходу. Странное сочетание. Одна вся в белом, цветы в руках, а другой — в обычном костюме, коротко стриженый, с пустыми руками. Сейра не могла остановить слез. У нее перехватило горло. «Порознь». Кому в голову придет применять такие слова иначе как на свадьбе.

— Мне пора на работу, — прошептала Сейра миссис Неппер. Она пробралась мимо Грэга Миллера, сказав, что была очень рада их знакомству. Ей удалось быстро пробраться сквозь толпу гостей. Бен не успел напомнить ей, что, когда она освободится, они договорились побывать в театре.

Птицы распевали в кронах деревьев. Сейра смахнула слезы и поспешила к Мейн-стрит. Было уже без четверти двенадцать. Она забралась в автобус и уселась под взглядами трех мужчин.

Как жарко. Она сошла на углу рядом с домом доктора Ченнинг. В глазах Бена и посадке его головы, в его голосе читалось возмущение тем, что она не хочет показываться вместе с ним.

Следы от слез на платье высохли. Надо перебираться отсюда. Правда, сначала она хотела бы сделать еще одну вещь. Прохлада, царившая в доме доктора Ченнинг, охватила ее.

Выглядевшая по-светски женщина стояла в дверях кухни.

— Так вот вы какая, — сказала она. — Лора Прей? Меня зовут Джорджия Пэриш. Я слышала о вас. Вы помогаете Хейзл, читаете ей Генри Джеймса. — Она была седая, с минимумом косметики на лице, которая только подчеркивала ее серые глаза.

— Да, — ответила Сейра, с трудом подавляя нежелание знакомиться с еще одним чужим человеком. В мечтах о Сидер Фоллз она всегда была одна.

— Мы с Хейзл иногда путешествовали вместе, бывали во Франции, в Греции, и видеть ее теперь в таком состоянии, — Джорджия опустила глаза, — когда она не хочет говорить, запрещает двигать себя. — Она остановилась, теребя полотенце своими длинными красными ногтями. — Она даже со мной не хочет разговаривать.

Вошла Элен Гарнер со стопкой книг в руках, сказала до свидания и закрыла за собой двери. Джорджия была очень обеспокоена.

— Лежать в этом своем доме и гнить заживо. Знали бы вы ее раньше. Вам бы такое и в голову не пришло.

— Говорят, что после аварии ее парализовало. Можно поверить, что ей больше не хочется жить, — сказала Сейра.

— Вы получили образование — это очевидно. Вы любите книги и музыку, умеете думать и говорить. Вы так хорошо читаете Генри Джеймса Генри Джеймс! И она готова расстаться со всем этим и просто умереть? — Джорджия Пэриш говорила о Хейзл Ченнинг, а сама внимательно разглядывала Лору Прей: дешевое платье, мила и очень худа, но умна, сдержана. Печально, что ее место оказалось на кухне.

Продолжая рассматривать Лору, Джорджия сказала, что при первой же возможности снова заедет в Сидер Фоллз. Она архитектор, и сейчас по ее проекту строится здание в Демойне. Она попрощалась и, улыбаясь, положила ладонь на руку Сейры, как бы утешая ее.

Сейра следила за тем, как Джорджия Пэриш садилась в свой новый автомобиль. Когда она положила руку на руль, у нее на пальцах сверкнули кольца.

Горячий ветер ворвался в открытую дверь, и Сейра захлопнула ее.

Влажная жара от полуденного солнца не ощущалась в комнате доктора Ченнинг.

Там, снаружи, кукуруза тянулась все выше и выше к солнцу, в воздухе пахло землей и травой, а здесь солнечные лучи теряли свою силу.

— Привет, — сказала Лора. — Я говорила с вашей подругой. А утром я была на венчании Карен Энн Берч и Джадсона Баркера. — Она расстелила салфетку, затем отколола цветы, приколотые к платью, и поставила их в воду.

Карие глаза Хейзл следили за Лорой. Двигаясь в рассеянном свете, Лора производила впечатление женщины сдержанной, не желающей раскрываться перед другими. Хейзл Ченнинг понимала это нежелание, когда тебя постоянно беспокоят вопросами.

Она многое пережила, думала Хейзл. Она не могла объяснить, но и губы, и тонкая шея Лоры говорили об этом. Она держала себя так, что становилось ясно, что она нигде не собирается задерживаться дольше, чем. это необходимо. Хейзл чувствовала, что Лора рада, что ей не будут задавать вопросов.

Хейзл смотрела на Лору Прей. Кому какое дело до того, что случилось, приходят друзья или нет, какое сегодня число, какого года и чьи планы о безмятежной старости разлетелись вдребезги вместе с автомобилем в кювете?

Их глаза встретились Хейзл может умереть закованная в свое молчание, как погибают африканские животные в высыхающем июле.

Но она послушно открыла рот и начала есть. Лора открыла томик Генри Джеймса. Она собиралась читать самую прекрасную из его вещей — «Золотую чашу».

Хейзл казалось, что она помнит ее наизусть. Снова итальянский аристократ влюблялся в Лондон, потому что он напоминал ему об имперском Риме: «Если римлянин захочет восстановить это ощущение, ему надо посетить Лондонский мост или побывать солнечным майским днем в Гайд Парке».

Хейзл закрыла глаза и вместе с ложкой риса проглотила комок в горле. Темза стояла у нее перед глазами такой, какой любил ее Генри Джеймс — корабли и солнечные блики на волнах под бледно-голубым английским небом, которого ни она, ни Джеймс больше никогда не увидят.

Но после Джеймса остались его слова, и теперь Лора читала их своим негромким мелодичным голосом.

Хейзл слушала. Что-то было не так. Появилось что-то новое, неправильное, что меняло смысл и звучание знакомых слов. Она лежала и смотрела на Лору Прей.

24

Бен слонялся по дому в ожидании того часа, когда они с Сейрой условились встретиться у театра. Он нервничал. Надо же наконец попытаться. За ужином у него перед глазами постоянно возникала кушетка в зимнем саду. Потом ему пришла в голову мысль — а не предпринять ли это прямо на сцене — будет что вспомнить, когда раз за разом ставишь пьесы на этих досках, когда занавес поднимается.

Она была у него в доме, и он был у нее. Теперь на очереди театр. Можно будет повозиться в костюмерной — возможности там неограниченные. Может быть, она немножко не в себе. Наконец солнце село и наступил вечер.

Здание театра выходило на шоссе. При взгляде сквозь сплошную стеклянную переднюю стену на машины, проезжавшие мимо, создавалось впечатление, что ты смотришь на рыб, проплывающих в аквариуме. Здание убиралось по пятницам. Сейчас в нем никого не было. Он глубоко вдохнул запах театра — запах пыли и опилок, пережженного металла после сварочных работ. Это был запах его надежд и разочарований. Он прошел по театру — нигде никого. Оставив включенным свет там, где его не будет видно с улицы, он стал ждать у бокового входа.