Майкл Смит - Слуга смерти Страница 29

Компьютер в этом отношении чем-то напоминает автомобиль, только куда глубже протягивает свои щупальца в твою жизнь. Компьютер — словно отражение твоей души, многослойное, снабженное системой меню представление о том, кто ты есть, кто имеет для тебя значение и какие грехи ты совершаешь. Если ты провел вечер, блуждая по Сети в поисках голых женщин, твои следы остаются в истории браузера и дисковом кэше, не говоря уж о том, что твой адрес фиксируется всеми сайтами, на которых ты побывал, так что они могут заваливать тебя спамом до скончания времен. Если ты обмениваешься легкомысленными посланиями с коллегой по работе, но тщательно избавляешься от них, — этого все равно недостаточно, пока ты не выполнишь команду очистки корзины.

Даже если ты считаешь себя очень умным и удаляешь ненужное, очищая корзину, — этого тоже мало. Все, что происходит, когда ты «стираешь» файл, — это то, что компьютер лишь удаляет ссылку на него. Точно так же, как если уничтожить каталожную карточку, которая указывает, на какой полке можно найти книгу, — сама книга останется на месте, и если поискать, то ее можно обнаружить или случайно на нее наткнуться.

Или представим себе человека, который пишет заметки карандашом на огромном листе бумаги. Если ослепить его, записки останутся там же, где и были. Он не может показать, где находится каждая из записей, но они никуда не делись. Если он будет продолжать делать записи (иными словами, если продолжать сохранять файлы), он начнет писать поверх старого текста. Его новые записи, его новый опыт будут перекрывать куски предшествовавших файлов, лишая возможности вернуться к тому, что было раньше, понять или даже вспомнить, что произошло прежде и сделало его жизнь такой, какой она стала теперь. Однако фрагменты этих файлов, хотя и кажутся утраченными навсегда, продолжают существовать — словно прежний опыт компьютера, отрезанный от внешнего мира, но все еще обитающий в некоторых частях диска, подобно призракам и воспоминаниям, смешанным с событиями настоящего. Собственно, так же бывает и у нас самих.

Программе потребовалось полчаса, чтобы завершить проход. Результат оказался нулевым и лишь подтверждал то, что уже выяснил компьютерщик Нины: диск был тщательно очищен от информации, прежде чем на него скопировали два файла. Человека, делавшего записки, не только ослепили, но еще и увели подальше и расстреляли.

Кофе в кружке остыл. Я запустил одну из специальных программ Бобби, которая обследовала поверхность диска в поисках нерегулярности — или неожиданной регулярности — в двоичном мусоре, пытаясь как можно глубже проникнуть в туманные отголоски воспоминаний цифрового разума. Прошлое сопротивляется вторжению, даже среди тех, у кого кремниевый мозг.

На экране появилось диалоговое окно, сообщавшее, что процесс займет чуть больше пяти часов. Наблюдать за ним было не слишком интересно, и я, проверив, что компьютер включен в сеть, отправился прогуляться.

В три часа позвонил из аэропорта Зандт. Я сообщил ему, как добраться до «Эспрессо», и отправился обратно к отелю дожидаться его. Сорок минут спустя подъехало такси, из которого вышел Джон и, бросив яростный взгляд на швейцара в форме перед входом, двинулся в мою сторону — размеренным и очень ровным шагом. Я прекрасно знал, что это означает.

Велев проходившему мимо официанту принести ему пива, он сел напротив меня.

— Привет, Уорд. А ты тут, похоже, уже вполне обжился.

— Я? В таком случае ты похож на процветающего наркодельца. Как Нина?

— У нее все в порядке, — ответил он.

Он замолчал, ожидая, когда ему принесут пиво. На этот раз он был без бороды. За весь свой недолгий опыт общения с Зандтом я успел понять, что он крайне неразговорчив. Он просто говорил то, что считал нужным сказать, а затем или умолкал, или уходил. К тому же в последнее время он много пил. Требуется провести с пьющим человеком некоторое время — как когда-то пришлось мне в течение года, — чтобы начать замечать внешние признаки пьянства. Мешки у него под глазами потемнели, и он потянулся к кружке в то же мгновение, как только ее поставили на стол; но взгляд его был ясным, а голос — спокойным и бесстрастным.

— И что там у нас в Якиме?

— Как я уже сказал — почти ничего. Я вернулся в Лос-Анджелес и рассказал Нине о том, что мы нашли. Она доложила об этом своему начальству, и на этом все. Собственно, и я-то в основном стал этим интересоваться потому, что…

Он пожал плечами.

Я понял. Сказать ему больше было особо нечего. В свое время он занимался расследованием убийств, совершенных «Мальчиком на посылках», в результате чего оказалась похищена его дочь Карен, которую он так больше и не увидел живой. Брак его распался. Он ушел из полиции. Я считал его очень хорошим детективом — именно ему удалось выяснить, что Человек прямоходящий стоял во главе группы, поставлявшей жертвы для очень богатых психопатов из Холлса, похищая людей по их заказу. Но даже если бы Зандт и хотел вернуться на службу, что на самом деле было не так, вряд ли полиция Лос-Анджелеса предоставила бы ему такую возможность. Так что ему оставалось делать? Стать телохранителем? Уйти в бизнес? В качестве кого? У Зандта точно так же не было никаких шансов найти нормальную работу, как и у меня.

— Мы могли бы пойти в ФБР.

— Ну да, конечно. Тебя ведь вышвырнули из ЦРУ, а это всегда производит хорошее впечатление. Ладно. Помнишь слово на двери той хижины, что мы нашли?

— Не совсем, — сказал я. — Я видел там какие-то буквы, но мне показалось, что в них нет никакого смысла.

Он достал из кармана небольшой кусочек глянцевой бумаги.

— Одна из фотографий, которые я сделал. Высококонтрастный отпечаток. Теперь видишь?

Я посмотрел внимательнее. На двери определенно были вырезаны буквы. Присмотревшись, можно было даже разобрать слово или имя «Кроатан». Видимо, надписи было уже немало лет, и она успела стать неразборчивой.

— Что это значит?

— Я думал, что это название какого-то старого рудника или что-то в этом роде. Но ничего похожего мне найти не удалось. Единственная ссылка, которую мне удалось обнаружить, выглядит весьма странно.

Он пододвинул ко мне толстую стопку листов бумаги. Я увидел множество слов, отпечатанных разными, очень мелкими шрифтами, разделенных на отдельные главы под общим заголовком «Роанок».

— Надеюсь, у тебя есть краткое изложение всего этого?

— Ты ведь слышал про Роанок, верно? На восточном побережье?

— Да, — ответил я. — Довольно смутно. Там много лет назад пропали люди. Кажется, так.

— На самом деле люди там пропадали дважды. Роанок был первой попыткой англичан основать колонию в Америке. Британскому мореплавателю Уолтеру Рэли королева Елизавета Первая пожаловала участок земли, который должен был положить начало Новому Свету. В тысяча пятьсот восемьдесят четвертом году Рэли отправил туда экспедицию, чтобы выяснить, что же он получил во владение. Территория эта называлась Роанок, и находилась она на побережье, там, где сейчас Северная Каролина. Они обследовали ее, установили контакт с местным племенем — кроатанами — и вернулись назад в Англию.

В тысяча пятьсот восемьдесят шестом году туда отправилась вторая экспедиция из ста человек. Им уже не настолько повезло. Они взяли с собой слишком мало провизии, встретили не слишком радушный прием со стороны туземцев, и в итоге всех их, кроме пятнадцати, подобрал проходивший корабль, на котором они и вернулись домой. Однако Рэли намеревался основать там действующую колонию и на следующий год послал туда еще одну экспедицию, поставив во главе ее человека по имени Джон Уайт, который должен был стать тамошним губернатором. Всего отправилось сто семнадцать человек: мужчин, женщин и детей — с мыслью о том, что семейные группы сделают сообщество более устойчивым. Им не ставилась задача направляться именно на Роанок, но… именно там в конце концов они и оказались. Они нашли оборонительные сооружения, построенные предыдущей экспедицией, но никаких следов пятнадцати человек, которых оставили их охранять. Они просто исчезли. Уайт сумел восстановить отношения с кроатанами, которые сказали, что на форт напало вражеское племя и убило по крайней мере нескольких солдат. Уайт, естественно, разозлился и, когда одного из новых колонистов нашли мертвым, решил напасть на местное враждебное племя поухатанцев. Вот только его люди все перепутали и умудрились вместо этого убить нескольких кроатанов, вероятно, по давнему принципу «для меня они все одинаковы».

Я покачал головой.

— Остроумно, ничего не скажешь.

— Само собой, все прежние добрые отношения с кроатанами по понятным причинам тут же прекратились, и те отказались снабжать их едой. Колонисты прибыли летом, и сеять семена было уже поздно, а то немногое, что было у них с собой, успело испортиться.