Андрей Троицкий - Черный Бумер Страница 29

Когда по грунтовке к дому подъехали иномарки, Рыбников сидел за столом у окна, снаряжая патроны мелкой дробью. Расстелив на столе газету, Рыбников отмерял порох «Сокол»на аптекарских вечах, в самодельной подставке по правую руку стояли бумажные гильзы, отдельно лежали прокладки, пыжи. В большой банке из-под чая мелкая дробь. Ружья у Рыбникова были старыми с изношенными стволами, поэтому, чтобы добиться нормальной кучности на утиной охоте, приходилось немного уменьшать величину заряда и снаряд дроби. Глянув в окно, Вадим Рыбников решил, что автомобилисты заехали не туда, пропустив поворот в охотничье хозяйство, свернули к лесничеству.

Он с удивлением разглядывал темный БМВ и Вольво. Что-то много народу. И автомобили из дорогих, обычно охотники выбирают тачки попроще. Из БМВ вышли трое мужиков, осмотревшись по сторонам, направились прямиком к дому. Поглощенный своим занятием, Рыбников не сразу сообразил, что мужики одеты явно не для охоты, будто приехали отдохнуть в кабак, а не дичь пострелять: костюмы, галстуки. Уж не бобрика ли ищут эти мужики, — подумал Рыбников и отогнал эту мысль. Вряд ли. Очень уж представительная делегация.

Привычного забора здесь никто не ставил, его заменяла ограда из нескольких продольных жердин, прикрепленных к деревянным столбикам, калитки и вовсе не было. Навстречу чужакам лениво вышел из конуры Трезор, большая овчарка, на вид грозная, но на самом деле добродушная и старая, уже съевшая половину своих зубов. Собака даже не тявкнула на чужаков для порядка, только дружелюбно помахала хвостом и села рядом с порогом. Рыбников услышал грохот опрокинутого ведра в темных сенях. Он ссыпал с газеты неиспользованный порох обратно в банку, поднялся из-за стола, снял крючок и распахнул дверь.

В следующую секунду лесник ослеп от боли. Чей-то кулак вылетел из темноты и влепился в верхнюю челюсть. Чудом удержавшись на ногах, Рыбников отступил назад, приподнял руки, защищая лицо, но противник, перешагнув порог, нанес боковой удар в ухо. Голова дернулась, кажется, готовая слететь с плеч. Зазвонили колокола, перед глазами поплыл серый туман, из этого темного марева вылетел, как снаряд, тяжелый кулак, на этот раз незнакомец ударил в грудь так, что перехватило дыхание, а сердце сначала остановилось, а потом застучало отбойным молотком. Рыбников услышал, как овчарка, почуяв неладное, зашлась лаем. Трезор спешил на помощь хозяину, попавшему в беду. Перескочив ступени крыльца, широкой грудью распахнул дверь в сени.

— Назад, Трезор, назад, — выдохнул Рыбников. — Назад…

Псина не успела заскочить в комнату. Один за другим прозвучали три пистолетных выстрела, собака завыла в темных сенях. Вой сделался слабым, похожим на стон ребенка. Снова пальнули из пистолета, раз, другой… Вой стих.

Рыбников, плохо соображая, что делает, рванулся вперед, но чьи-то сильные руки держали его за плечи, рубаха лопнула от ворота до пупа, по полу разлетелись пуговицы. Кто-то навернул Рыбникову по шее. Краснопольский со злости пнул лесника носком ботинка, целя в колено. Когда тот, вскрикнув от боли, согнулся в пояснице, напоролся встречный на удар снизу, и почувствовал, как хрустнуло основание носа. Он пропустил еще пару тяжелых ударов, после третьего, в лицо наотмашь, влетел спиной в стену и тяжело сполз вниз.

Бобрик доел гречневую кашу, сдобренную тушенкой, поставил миску на пол у изголовья лежанки. Здешний кот Спартак, сейчас спящий под столом, когда проснется, вылижет миску до блеска, мыть не нужно. Бобрик сделал глоток сладкого чая, пахнувшего распаренным банным веником и подумал, что поварское дело — не Ленкин талант, девчонка готовила так себе, на тройку с двумя минусами. Правда, в армии и в столовке при автосервисе Бобрику доводилось глотать такую пищу, в сравнение с которой эта неряшливая стряпня просто чудо кулинарного искусства.

— Спасибо, — Бобрик облизал ложку. — Но соли надо сыпать поменьше.

— Это ты своей будущей жене расскажешь.

Ленка сложила тарелки в тазик, плеснула в него воды из чайника. Взяла карточную колоду и, усевшись на своей койке, стала раскладывать пасьянс. Бобрик, взглянув на часы, решил, что сейчас самое время позвонить Элвису: он просыпается около двенадцати, значит, уже на ногах. Достав из сумки свой мобильник, Бобрик набрал номер и, когда Элвис поднял трубку, почти дословно пересказал ему разговор с неким Игорем, стараясь не упустить ни одной самой мелкой детали или вскользь брошенного слова.

— Ясно, они нарисовались, — ответил Элвис. — М-да, я надеялся, что события будут развиваться по нашему сценарию. Лариса со вчерашнего вечера дежурит на съемной квартире рядом с автостоянкой. Думал, оттуда будут новости. Но раз так… Ты уничтожил тот мобильник, который тебе передал дядя Дима?

— Раздавил в лепешку. Ты сам так сказал…

— Все правильно. Рыбников заходил?

— Обещал патроны с мелкой дробью принести, на уток. Но пока его чего-то не видно.

— Тогда вот что: сходи к нему сам, — сказал Элвис. — Передай, что я просил подбросить тебя до места на его «жигуле». Сейчас у Рыбникова дел немного, он не откажет.

— У меня мотоцикл вон стоит…

— Мотоцикл, особенно твой мотоцикл, это — слишком приметно. Приезжайте на час раньше и остановитесь у бензоколонки на шоссе, это не доезжая пивняка примерно километр. Ленка с собой не таскай, там ей нечего делать. Пусть остается там на месте и ждет. Уловил?

— Уловил, — кивнул Бобрик. — Что еще?

— Пусть Рыбников положит в багажник пару ружей и патроны.

— Думаешь, будет стрельба?

— У меня пока нет никакого плана. Понятия не имею, как все получится. Со стрельбой или без. Но надо все кончить сегодняшним вечером. Сейчас позвоню дяде Диме. Мы с ним перетрем ситуацию. Возможно, он придумает дельный вариант. А там видно будет. Ты не волнуйся. Рядом с тобой будем мы все. Димка, Иностранец и я. На улице Рыбников. Может быть, еще кого-нибудь из Москвы прихватим. В помощь. Но сейчас об этом рано говорить. Я еще перезвоню.

Элвис дал отбой. Бобрик положил трубку на столик и прикрыл газетой.

— Он обо мне вспоминал? — спросила Ленка, отложив карты.

— Конечно, вспоминал, — кивнул Бобрик. — Привет тебе передавал. И еще сказал, чтобы, когда мы с Рыбниковым вечером уедим, ты сидела здесь и носа не высовывала. Волнуется за тебя.

— Как же, ври больше, — вздохнула Ленка. — Станет Элвис из-за меня волноваться.

Сунув ноги в кеды, Бобрик завязал шнурки.

— Пойду, схожу к Рыбникову.

— Брось, — махнула рукой Ленка. — Куда ты пойдешь? Он сам обещал придти. Разминетесь, а потом будете друг друга искать.

— Пожалуй, ты права. Подожду немного. Время еще есть.

Бобрик прикурил сигарету и подумал, что в борьбе за Элвиса у Ленки слишком мало шансов. Наверное, она это понимает, и особенно не раскатывает губы. Ленка простая девчонка и вся ее жизнь, бедная событиями и приключениями, как на ладони, она уместится в носовом платочке или спичечном коробке. И в этой жизни нет ничего интересного, никакой изюминки. После школы, не зная, куда податься, и как заработать лишний грош, Ленка устроилась продавщицей в торговом павильоне в двух шагах от вокзала. Под одной крышей там помещались распивочная, столовка и лавочка, торговавшая дешевым ширпотребом. В прошлую зиму, в Тверь из своего поселка приходилось мотаться в стылом автобусе, она простудила седалищный нерв и, угрохав на лечение две месячных зарплаты, решила уйти из торговли. Но хозяин павильона, симпатизирующий девчонке, назначил ее старшим продавцом.

Еще через месяц у Ленки, пробавлявшаяся пирогами и паршивой вокзальной баландой, нашли язву желудка. На этот раз решение бросить работу было окончательным, но хозяин назначил ее менеджером торгового зала, пообещал дальнейшее продвижение по службе и большую зарплату. Ленка осталась, а летом ее положили в больницу с подозрением на гепатит. На этот раз она все же написала заявление по собственному, потому что дальнейшие перспективы карьерного роста ее просто пугали. Если дальше так пойдет, до могилы останется всего шаг. Она решила послушаться отчима, который по пьяному делу обожал давать умные советы, и поступить в техникум. Когда все было на мази, какие-то заезжие архаровцы напоили Ленку какой-то отравой и отвезли в московский дом терпимости. И вот она здесь, в этой избушке.

— Я все-таки пойду, — Бобрик поднялся, его деятельная натура протестовала против бессмысленного сидения на месте. — Схожу к этому бородатому черту. Блин, он мобильники презирает. Каменный век.

Прикрыв дверь, он вышел за порог и двинулся по едва приметной тропинке вдоль камышовых зарослей.

Рыбников пришел в себя, испытав странное ощущение: будто кто-то венчиком травинки водил у него под носом и по подбородку. Это капельки крови из разбитого рта и носа, стекали вниз, щекотали кожу под усами и бородой. Он открыл глаза, оттолкнувшись рукой от досок, сел, привалившись к стене. Мужик в костюме и модных туфлях сидел рядом на стуле и листал какую-то книжечку в красочном переплете. Другой мужик слонялся по комнате, разглядывал фотографии в рамках, поделки из дерева, выставленные в серванте и два ружья, висевшие на противоположной стене. Со стола сорвали кленку, по всей комнате раскатились снаряженные ружейные патроны, пустые гильзы, мелкие шарики дроби. По крашенным половицам рассыпан черный порох, блестят капсюли от патронов.