Блейк Пирс - Прежде Чем Он Начнёт Охоту Страница 3

Макензи смотрела на него, понимая, что пусть Гарри и был у неё дома больше дюжины раз, и иногда они целовались, он никогда прежде не оказывался в её квартире без рубашки. Кроме этого, впервые после расставания с Заком полураздетый мужчина находился от неё так близко. Возможно, дело было в адреналине, бурлящем в крови после победы, или в завтрашнем выпускном, но ей нравилось то, что происходит.

Она подошла ближе и положила руку на здоровую часть груди Гарри, там, где было сердце. «Ещё болит?» – спросила Макензи, делая шаг вперёд.

«Сейчас уже нет», – нервно улыбаясь, ответил Гарри.

Она медленно провела рукой по коже и осторожно коснулась места, где был синяк. Потом, действуя исключительно на инстинкте, который она давно забыла, заменив скукой и обязанностью, она наклонилась и поцеловала синяк. Макензи почувствовала, как Гарри мгновенно напрягся. Она положила руку ему на талию и потянула ближе к себе. Она поцеловала его в ключицу, потом в основание плеча, потом в шею. Он вздохнул и прижал её ещё ближе к себе.

Такое происходило с ними уже не в первый раз. Они целовали друг друга, пока кто-то из них не понимал, что последует дальше. В предыдущие четыре раза казалось, что ими овладевала какая-то неведомая сила, и то, что с ними происходило, было неожиданно и незапланированно.

Меньше чем через десять секунд Гарри слегка прижал Макензи к кухонному столу. Правой рукой он гладил её грудь, а левая забралась под юбку. Сердце Макензи неистово билось в груди, и каждая мышца в теле кричала о том, что она его хочет, и что она готова.

Пару раз они заходили достаточно далеко, но оба раза всё завершалось, не успев начаться, и всё из-за Макензи. В первый раз она отстранилась в тот момент, когда Гарри начал лихорадочно расстёгивать пуговицу на её брюках. Во второй раз он был достаточно пьян, а она – трезвой, как стёклышко. Ни один из них не говорил об этом вслух, но подобная нерешительность была вызвана взаимным уважением и неуверенностью в будущем. Кроме того, Гарри слишком много значил для Макензи, чтобы она использовала его исключительно для удовлетворения физиологических потребностей. Он нравился её всё больше и больше, но секс для неё всегда был чем-то очень личным. До Зака в её жизни были всего двое мужчин, и отношения с одним из них свелись скорее к насилию, чем к сексу по взаимному желанию.

Об этом она думала, целуя Гарри. Макензи вдруг поняла, что её руки уже давно спустились ниже его груди. Гарри тоже это заметил: он снова напрягся и сделал глубокий вдох.

Макензи неожиданно отняла руки и отодвинулась. Она уставилась в пол, боясь увидеть разочарование в глазах Гарри.

«Постой, – сказала она. – Гарри… прости… я не могу…»

«Я понимаю, – немного разочарованно ответил он. – Я знаю, что…»

Макензи сделала глубокий вдох и отошла в сторону. Она отвернулась, не в силах выносить смятение и разочарование, которые читались в его взгляде: «Мы не можем. Я не могу. Прости».

«Всё в порядке, – всё ещё взволнованно сказал он. – Завтра важный день, и уже поздно. Поэтому я лучше пойду, пока не до конца осознал, что ты снова меня отшила».

Макензи повернулась к нему лицом и кивнула. Его колкое замечание её не обидело. В какой-то степени она его заслужила.

«Так будет лучше», – добавила она.

Гарри натянул рубашку, испачканную краской, и медленно направился к двери. «Сегодня ты себя отлично показала, – выходя, добавил он. – Никто не сомневался в том, что ты победишь».

«Спасибо, – безучастно ответила Макензи. – Гарри… мне, правда, жаль. Я не понимаю, что меня останавливает».

Он пожал плечами и открыл дверь. «Всё нормально, – сказал Гарри. – Просто я не думаю, что меня надолго хватит».

«Я понимаю», – с горечью ответила Макензи.

«Спокойной ночи, Мак».

Он закрыл дверь, и Макензи осталась одна. Она стояла на кухне и смотрела на часы. Было 1:15 ночи, но она совсем не устала. Наверное, игра в Хоганс-Элли вызвала слишком большой выброс адреналина.

Она всё же легла спать, но провела большую часть ночи, ворочаясь с боку на бок. В полузабытье ей снились сны, которые она не могла запомнить, но знала, что в каждом из них видела лицо отца. Он улыбался и гордился тем, чего она добилась, тем, что завтра она выпускалась из Академии.

Помимо его улыбки во всех снах присутствовало ещё кое-что, то, к чему она уже привыкла, и что видела всегда, как только выключался свет, и приходило время сна: взгляд его мёртвых глаз и кровь.

ГЛАВА ВТОРАЯ

И хотя Макензи поставила будильник на восемь часов утра, разбудил её виброзвонок телефона в 6:45. Она проснулась, недовольно кряхтя. «Если это звонит Гарри, чтобы извиниться за то, что он даже не сделал, я его убью», – подумала она. Спросонья она взяла телефон и посмотрела на дисплей полузакрытыми глазами.

К счастью, звонил не Гарри, а Колби.

Удивлённая, Макензи ответила на звонок. Колби никогда не была ранней пташкой, и они не общались уже как минимум неделю. Дотошная до мозга костей, Колби, наверное, просто нервничала из-за выпускного и неясного будущего. Колби была единственной подругой Макензи среди других друзей-мужчин, поэтому она старалась делать всё возможное, чтобы сохранить дружбу, даже если это означало ранние звонки в день выпуска после четырёх с половиной часов плохого сна.

«Привет, Колби, – сказала Макензи. – Что случилось?»

«Ты ещё спишь?» – спросила подруга.

«Да».

«Боже, прости. Я думала, что, учитывая ситуацию, сегодня ты проснёшься на рассвете».

«Это всего лишь выпускной», – ответила Макензи.

«Ха! Как бы ни так», – с истерическими нотками в голосе заметила Колби.

«С тобой всё в порядке?» – спросила Макензи, медленно оторвавшись от подушки и выпрямившись.

«Всё будет отлично, – сказала Колби. – Послушай… Может, встретимся в Starbucks на Пятой улице?»

«Когда?»

«Как можно скорее. Я уже выхожу».

Макензи не хотелось никуда идти, ей даже не хотелось вылезать из постели. При этом она никогда не слышала Колби такой взволнованной. Макензи решила, что в такой важный день она должна поддержать подругу.

«Дай мне двадцать минут», – сказала она.

Вздохнув, Макензи встала с кровати и начала собираться, не обращая особого внимания на то, как будет выглядеть: она почистила зубы, натянула толстовку и спортивные штаны, собрала грязные волосы в хвост и вышла из дома.

До Пятой улицы было шесть кварталов, и по дороге туда Макензи начала чувствовать всю важность сегодняшнего дня. Сегодня ещё до полудня она выпустится из Академии ФБР. Она была одной из лучших на потоке. В отличие от других выпускников, с которыми она познакомилась за прошедшие двадцать недель с небольшим, её родные не приедут, чтобы отпраздновать такое событие вместе с ней. Она будет одна, как было почти всегда с шестнадцатилетнего возраста. Макензи очень старалась убедить себя, что этот факт её мало заботил, но это было не так. Ей не было грустно, просто это порождало в душе тревогу – чувство, которое было ей так хорошо знакомо.

Дойдя до кофейни, Макензи заметила, что сегодня на дорогах было больше машин, чем обычно, возможно, из-за наплыва членов семей и друзей других выпускников. Макензи не стала сильно на этом зацикливаться. Последние десять лет жизни она пыталась не обращать внимания на то, что думают о ней мать и сестра, так зачем начинать сейчас?

Войдя в Starbucks, она заметила Колби. Та пила кофе и задумчиво смотрела в окно. Рядом стоял второй стакан кофе; и Макензи решила, что он был для неё. Она села напротив Колби, всем своим видом пытаясь показать, как она устала. Усевшись, Макензи угрюмо сощурилась.

«Это для меня?» – спросила она, беря стакан в руки.

«Да», – ответила Колби. Она выглядела уставшей, печальной и недовольной.

«Так что случилось?» – спросила Макензи, не дав Колби возможность начать разговор издалека.

«Я не выпускаюсь сегодня», – ответила подруга.

«Как это? – искренне удивившись, спросила Макензи. – Я думала, ты сдала все экзамены на отлично».

«Так и есть. Просто… я не знаю. Учёба в Академии выжила из меня все соки».

«Колби, ты ведь не серьёзно».

Голос Макензи прозвучал натянуто, но сейчас это было неважно. Это было так не похоже на Колби. Это решение стало следствием долгого копания в себе и не было шуткой или последним театральным выпадом неврастенички.

Неужели, она сдастся?

«Я говорю серьёзно, – ответила Колби. – Последние недели три я охладела к учёбе. Я как в клетке. Иногда я возвращаюсь домой и плачу в одиночестве. Я больше так не хочу».

Макензи была поражена. Она не знала, что сказать:

«День выпуска – не лучшее время для таких решений».

Колби пожала плечами и снова уставилась в окно. Она казалась измученной и побеждённой.

«Колби, ты не можешь бросить учёбу. Не делай этого». Макензи хотела добавить ещё кое-что, но не сказала: «Если ты уйдёшь сейчас, это будет значить, что последние двадцать недель не имели смысла. Это будет означать, что ты струсила».