Айра Левин - Поцелуй перед смертью Страница 3

В сентябре он поступил в театральную школу, которую ему, как участнику войны, тоже оплачивало правительство. Поначалу преподаватели предсказали ему блестящую сценическую карьеру: он был хорош собой, умен и обладал звучным голосом, хотя ему сказали, что он должен будет избавиться от акцента, характерного для жителей Новой Англии. Поначалу он был полон надежд. Потом обнаружил, как много труда требуется для того, чтобы стать актером. Преподаватели предлагали ему упражнения типа: «Посмотрите на эту фотографию и постарайтесь выразить лицом и движениями, какие она у вас вызывает чувства». Ему подобные задания казались идиотизмом, хотя другие студенты как будто воспринимали их всерьез. Единственное, чем он занялся с усердием, так это дикцией: его обескуражило слово «акцент». Он всегда считал, что акцент может быть у других, но никак не у него.

В декабре, когда ему исполнилось двадцать два года, он познакомился с довольно привлекательной вдовушкой. Ей было за сорок, и у нее имелись немалые денежки. Они встретились на углу Пятой авеню и Пятьдесят пятой улицы. Как они потом решили, знакомство это произошло при весьма романтических обстоятельствах. Попятившись к кромке тротуара, чтобы не попасть под автобус, она оступилась и упала в его объятия. Этот инцидент напугал и смутил ее. Он же высказался в юмористическом духе о способностях и внимательности нью-йоркских водителей автобусов, потом они прошли по Пятой авеню до весьма приличного бара, где выпили по две рюмки мартини, за которые он расплатился сам. В последующие недели они ходили смотреть элитное кино в маленьких кинотеатрах и обедали в ресторанах, где полагалось давать на чай трем или четырем служащим. Он оплатил много счетов, но на этот раз не своими деньгами.

Их связь продолжалась несколько месяцев, в течение которых он постепенно забросил театральную школу — это не причинило ему особых терзаний, — и привык сопровождать ее по магазинам, где многое покупалось для него. Поначалу он несколько стеснялся очевидной разницы в их возрасте, но вскоре это прошло. Однако у него были другие основания испытывать неудовлетворенность положением вещей: при красивом лице у нее было тело отнюдь не молодой женщины и, во-вторых (что было гораздо важнее), он узнал от лифтера в ее доме, что она меняла молодых любовников каждые шесть месяцев. Похоже, мрачно думал он, мне опять ничего не светит. По истечении пяти месяцев, когда она перестала спрашивать, с кем он проводит те ночи, когда не видится с ней, он решил опередить ее и сказал, что ему надо вернуться домой, потому что у него тяжело заболела мать.

Он действительно вернулся домой, предварительно срезав с костюмов бирки дорогих магазинов и заложив швейцарские часы. Первую половину июня он слонялся по дому, сетуя на то, что вдова не была моложе, красивее и более склонной к постоянному союзу.

Он начал строить планы и решил, что, пожалуй, все же поступит в университет. Лето он проработал в галантерейном магазине, поскольку, хотя по закону о трудоустройстве вернувшихся с войны солдат ему не придется платить за обучение, ему нужны будут деньги для того, чтобы держаться наравне со своими однокурсниками — а он собирался поступить в первоклассный университет.

В конце концов его выбор остановился на университете Стоддард в городе Блю-Ривер, штат Айова. Этот университет считался чем-то вроде загородного клуба для отпрысков богатых граждан Айовы. Он легко поступил в Стоддард — ведь у него был прекрасный школьный аттестат.

В первый год он подружился с прелестной девушкой со старшего курса, дочерью президента международного концерна сельскохозяйственного оборудования. Они вместе прогуливали лекции, вместе спали. Однако в мае она сказала ему, что дома ее ждет жених и что к их отношениям не стоило относиться всерьез.

На второй год он познакомился с Дороти Кингшип.

Глава 3

Он достал пилюли. Герми Годсен взял с него за две серые капсулы пять долларов.

В восемь часов вечера он встретился с Дороти в обычном месте — на затененной деревьями скамейке в центре широкой поляны между факультетами искусствоведения и фармацевтики. Сойдя со светлеющей цементной дорожки и шагая через лужайку к скамье, он увидел, что Дороти его уже ждет. Она сидела в напряженной позе, держа переплетенные пальцы на коленях. На ней было темное пальто — ночи в апреле прохладные. От фонаря, стоявшего в стороне, ей на лицо падали тени листьев.

Он сел рядом и поцеловал ее в щеку.

Она тихим голосом сказала:

— Добрый вечер.

Из освещенных окон факультета искусствоведения доносились смешанные звуки нескольких фортепиано. Помолчав минуту, он сказал:

— Я достал пилюли.

Через полянку по направлению к ним шла пара, но, увидев, что скамейка занята, вернулась на светлую дорожку. Они услышали голос девушки:

— Господи, ну везде занято!

Он достал из кармана конверт и вложил его в руку Дороти. Она ощупала капсулы через бумагу.

— Нужно принять сразу обе, — сказал он. — Тебе, возможно, станет нехорошо и будет мутить.

Она положила конверт в карман пальто.

— А что в них?

— Хинин и еще что-то, точно не знаю. — Он помолчал. — Это не опасно для здоровья.

Он поглядел на нее и увидел, что ее взгляд устремлен куда-то вдаль, за здание факультета искусствоведения. Он повернул голову и проследил за ее взглядом — там вдали мелькал красный огонек. Это была передаточная башня местной радиостанции, которая стояла на крыше самого высокого здания в Блю-Ривер — здания муниципалитета, где находилось бюро бракосочетаний. «Интересно, почему она туда смотрит, — подумал он, — потому, что там находится это бюро, или просто потому, что это — единственный мерцающий огонек в темном небе?» Он взял ее за руку и почувствовал, какая она холодная.

— Не волнуйся, Дорри, все будет хорошо.

Несколько минут они сидели молча, потом она сказала:

— Давай сходим в кино. В городе идет картина с Джоан Фонтейн.

— Извини, я не могу. Мне нужно сделать гору упражнений по испанскому.

— Тогда пойдем к нам в общежитие. Я тебе помогу с испанским.

— Хочешь совратить меня с пути истинного?

Он проводил ее до приземистого здания женского общежития и поцеловал.

— Завтра увидимся на занятиях, — сказал он.

Она кивнула и сама его поцеловала. Он почувствовал, что она дрожит.

— Не бойся, детка. Не помогут пилюли — поженимся. Ты же знаешь поговорку — у любви нет преград.

Она ждала, что еще он скажет.

— Я ужасно тебя люблю, — сказал он и поцеловал ее.

Подняв голову, он увидел у нее на губах неуверенную улыбку.

— Спокойной ночи, детка, — сказал он.

Он вернулся домой, но испанским заниматься не мог. Вместо этого сидел, подперев руками голову, и думал о капсулах. Господи, только бы они подействовали! Ну не может быть, чтобы не подействовали!

Но Герми Годсен сказал ему, вручая капсулы:

— Гарантии дать не могу. Если твоя подружка в конце второго месяца…

Он старался не думать об этом. Встал, прошел к бюро и выдвинул нижний ящик. Из-под аккуратно сложенных пижам достал две брошюры, чьи обложки отсвечивали медным блеском. Познакомившись с Дороти и узнав от одного из студентов-секретарей в службе учета, что она не просто одна из семьи Кингшипов, владельцев «Кингшип коппер», но дочь президента корпорации, он послал в нью-йоркское отделение корпорации письмо, в котором писал, что собирается вложить в нее свой капитал (что не так уж расходилось с истиной), и попросил прислать ему рекламные проспекты.

Через две недели, когда он читал вслух «Ребекку», притворяясь, будто она ему безумно нравится (это была любимая книга Дороти), а она старательно вязала ему толстые носки «ромбиками» (ее предыдущий дружок обожал такие носки, и они стали для нее символом истинной любви), почтальон просунул большой конверт ему под дверь. Когда Дороти ушла, он торжественно открыл конверт. Проспекты оказались замечательными. Брошюры — «Техническая информация о „Кингшип коппер“» и «„Кингшип коппер“ — пионер в дни войны и мира» — были напичканы фотографиями: шахты и печи, концентраторы и конвертеры, цеха, выпускающие прокат, брус, трубы. Он перечитал проспекты сотни раз и наизусть знал каждую подпись под фотографиями. Время от времени он доставал их и проглядывал с задумчивой улыбкой на лице, какая бывает у женщины, перечитывающей любовные письма.

Но сегодня они не помогали. «Карьерная добыча руды в Лендерсе, штат Мичиган. Одна эта шахта дает в год…»

Больше всего его злило то, что все это случилось по вине самой Дороти. Он собирался привести ее домой лишь один раз — как бы в качестве гарантии выполнения контракта. А дальнейшие визиты происходили по настоянию Дороти, закрывавшей во время акта любви глаза и разжигавшей его своим пассивным огнем изголодавшейся сироты. Он стукнул кулаком по столу. Она сама во всем виновата, черт бы ее побрал!