Уоррен Мерфи - Рождение Дестроера Страница 3

– Чертов трепач! – прошептал монах.

Римо отпрянул, руки непроизвольно дернулись вверх, как бы защищаясь от удара. Склонившись вперед, монах не шевелился. По его лицу расползалась ухмылка. Священник ухмылялся: охранникам не было видно, мешал капюшон, а у Римо не было никаких сомнений. Последнее издевательство властей над ним, над Римо, – курящий, ухмыляющийся, богохульствующий священник!

– Ш-ш-ш, – прошептал человек в коричневой рясе.

– Так вы не священник… – произнес Римо.

– А ты вовсе не Дик Трейси. Не ори так. Ты вообще-то что хочешь спасти, душу или задницу?

Римо уставился на распятие: серебряный Иисус на черном кресте, а у его ног черная кнопка.

Черная кнопка?!

– Слушай, у нас мало времени, – сказал человек в одежде священника. – Жить хочешь?

Из глубины души у Римо вырвалось:

– Еще бы!

– Встань на колени.

Римо плавным движением опустился на пол. Койка оказалась на уровне его груди, а перед подбородком – складки рясы, под которыми угадывались колени.

Распятие приблизилось к лицу. Римо поднял глаза к серебряным ногам, пронзенным серебряными гвоздями. Пальцы человека, держащего перед ним крест, сомкнулись вокруг живота Иисуса.

– Сделай вид, что целуешь крест. Вот так. Поближе, Там есть таблетка черного цвета. Аккуратно оторви ее зубами, только смотри, не разгрызи.

Раскрыв рот, Римо зажал зубами черную таблетку под серебряными ногами. Заколыхалась перед глазами ряса, скрывая Римо от охранника. Таблетка отделилась от креста. Твердая, наверное пластмассовая.

– Не прокуси оболочку. Не прокуси оболочку! – прошипел сверху голос. – Держи таблетку за щекой. Когда тебя привяжут к стулу и наденут шлем, разгрызи ее и проглоти. Не раньше, понял?

Римо держал таблетку на языке. Человек в рясе больше не улыбался.

Римо с неприязнью поглядел на него. Ну почему всегда приходится принимать самые важные в жизни решения, когда подумать некогда? Он ощупал таблетку языком.

Яд? Незачем.

Выплюнуть ее? И что тогда?

Терять нечего. Терять? Чтобы потерять, нужно что-то иметь. Римо попытался определить вкус таблетки, не прикасаясь к ней зубами. Безвкусная. Монах склонился над ним. Римо пристроил таблетку под язык и произнес про себя очень краткую и очень искреннюю молитву.

– Я готов.

– Пора! – прогрохотал голос охранника.

– Храни тебя Господь, сын мой, – громко сказал монах и сотворил распятием в воздухе крест. И шепотом: – Скоро увидимся.

Священник вышел из камеры, склонив голову на грудь и держа распятие перед собой. Левая рука поблескивает металлом. Сталь? Это был крюк протеза.

Опершись правой рукой на койку, Римо поднялся на ноги. В рот откуда-то хлынули целые потоки слюны. Страшно хочется сглотнуть. Где таблетка? Под языком. Придержать ее там. Так, а теперь сглотнуть… очень аккуратно.

– Ну, Римо, пора идти, – сказал охранник.

Дверь распахнулась, и охранники расступились. Высокий блондин и местный капеллан поджидали их на полпути. Монаха уже не было. Римо еще раз аккуратно проглотил слюну и, придерживая таблетку языком, пошел к ним навстречу.

Глава четвертая

Харолд Хэйнс был недоволен. Четыре казни за семь лет, и вдруг на тебе: начальству вздумалось проверять аппаратуру!

– Обычная проверка, – объяснили ему, – ваше оборудование простаивало три года.

По звуку чувствовалось: что-то не так. Бледное лицо Хэйнса приблизилось к серой панели управления, расположенной на уровне глаз. Он повернул рукоятку реостата, пытаясь в то же время боковым зрением охватить и Ту Комнату, отделенную от аппаратной стеклянной перегородкой.

Набирая полную мощь, взвыли генераторы. Безжалостный желтый свет над головой слегка померк – ток пошел на электрический стул.

Хэйнс недовольно покачал головой и сбросил напряжение. Присмирев, генераторы теперь гудели куда тише, но в гудении чувствовалась угроза. Но все равно звук не нравился Хэйнсу. С этой казнью вообще все было не так… Может быть, дело в трехлетнем перерыве?

Хэйнс одернул накрахмаленную до хруста серую униформу. Сегодня – полицейский. Да, этот Уильямс был полицейским. Ну и что?

При Хэйнсе четверо садились на это кресло. Уильямс станет пятым. Он окаменеет от ужаса, не сможет сказать ни слова, не сможет даже обосраться. Потом начнет осматриваться. Так делали те, что посмелей, те, что не боялись открыть глаза.

Ну, а Харолд Хэйнс заставит его подождать… Он не врубит напряжение на полную катушку до тех пор, пока начальник тюрьмы не бросит сердитый взгляд в сторону аппаратной. Вот только тогда Харолд Хэйнс поможет Уильямсу. Только тогда он убьет его.

– Что-то не в порядке? – раздался голос.

Вздрогнув, Хэйнс обернулся, как мальчик, которого учитель застал в школьном сортире за рукоблудием.

У панели управления стоял невысокий темноволосый человек в черном костюме, с небольшим серо-металлическим чемоданчиком в руке.

– Что-то случилось? – негромко повторил незнакомец. – Вы как будто взволнованы? У вас даже лицо покраснело.

– Нет, – огрызнулся Хэйнс. – Кто вы такой и что вам здесь надо?

Человек слегка улыбнулся, не обращая внимания на резкость.

– Начальник тюрьмы предупредил вас о моем приходе.

Хэйнс быстро кивнул:

– Да, мне звонили.

Он отвернулся к пульту управления, чтобы проверить все в последний раз.

– Скоро приведут, – добавил он, взглянув на вольтметр. – Отсюда не очень хорошо видно, вы лучше подойдите поближе к перегородке.

Незнакомец поблагодарил и остался там, где стоял. Подождав, пока Хэйнс снова занялся своими смертоносными игрушками, черноволосый стал внимательно изучать стальные заклепки на основании кожуха генератора, отсчитывая про себя: «Первая, вторая, третья, четвертая… Вот она.»

Гость Хэйнса аккуратно поставил свой чемоданчик на пол так, чтобы он касался углом пятой заклепки. Она выглядела светлее остальных: заклепка была сделана из магния.

Скучающим взором незнакомец скользнул по Хэйнсу, по потолку, по стеклянной перегородке. Наконец, уже с интересом, его взгляд уперся в электрический стул. В этот момент его нога незаметно придвинула чемоданчик к пятой заклепке, утопив ее на пару миллиметров. Раздался еле слышный щелчок. Незнакомец отошел от панели к стеклянной перегородке.

Хэйнс не слышал щелчка. Он оторвался от приборов и спросил:

– Вас начальство сюда направило?

– Да, – ответил незнакомец, делая вид, что все его внимание занято электрическим стулом в соседнем помещении.

А в это время, в третьей комнате, дальше по коридору, тюремный врач Марлоу Филлипс, плеснув в стакан изрядную дозу виски, спрятал бутылку обратно в настенный шкафчик с красным крестом на дверце. Ему только что позвонил начальник тюрьмы. Доктор чуть было не запрыгал от радости, когда услышал, что ему не придется производить сегодня вскрытие.

– Очевидно, в этом Уильямсе есть что-то необычное для ученых, – сообщил шеф. – Его тело хотят исследовать. Не знаю, что они в нем нашли. Но я, черт меня подери, подумал, что вы вряд ли станете возражать.

Возражать?! Филлипс с наслаждением понюхал стакан: чудный запах алкоголя мигом успокоил нервы.

Тридцать лет он работал тюремным врачом и за это время тринадцать раз производил вскрытие казненных на электрическом стуле. И что бы там ни было написано в учебниках, что бы ни говорили власти, он знал: не электрическое кресло убивает приговоренного, а нож врача, вскрывающего тело после казни.

Электрический разряд парализует, выжигает нервную систему, ставит на порог смерти. Человеку после этого уже не жить. И все-таки именно скальпель ставит окончательную точку. Доктор Филлипс посмотрел на стакан в руке. Все началось тридцать лет назад. «Покойник» дернулся, как только Филлипс начал делать надрез. Это было его первое вскрытие. Ничего подобного больше не повторялось. Но Филлипсу и того раза хватило. Вот так доктор и начал пить. Всего лишь глоток, чтобы все забыть. Сегодня-то другое дело. Сегодня глоток на радостях. Пусть кто-то другой приканчивает полумертвого; пусть он сам помрет, пока его не начнут резать на кусочки. Доктор одним махом опрокинул стакан в рот и опять открыл дверцу медицинского шкафчика.

В голове вертелась назойливая мысль: «Что в этом Уильямсе такого необычного, что к нему проявляют интерес исследователи? Последний осмотр и серия положенных по закону тестов не показали ничего особенного, разве что высокий болевой порог в исключительную реакцию. Во всем остальном – вполне обычный человек…»

Не желая дальше забивать себе голову подобными пустяками, Филлипс открыл шкафчик и потянулся за лучшим в мире лекарством.

Милей[1] там и не пахло. Какая, к черту, миля? Коридор был чересчур коротким. Римо шагал вслед за начальником тюрьмы. Он спиной чувствовал близость идущих позади охранников, но не оглядывался. Мысли были заняты таблеткой во рту. Приходилось постоянно сглатывать и сглатывать слюну, удерживая таблетку под языком. Откуда у человека берется столько слюны?