Джей Бонансинга - Игра киллера Страница 3

Он обучился этой технике много лет назад.

Еще в шестидесятые...

Это случилось вскоре после мучительной и очень медленной смерти отца от рака желудка, когда от подавленных эмоций и горя Джо стад мрачным и злым; после всех стычек с матерью, из-за которых католические монахини в Сент-Винниз стали считать его исчадием ада, – после всего этого Джо обнаружил рекрутский офис морской пехоты на Холстид-стрит. Выход из царства боли. Год был шестьдесят третий, вся Америка упивалась закулисными тайнами Камелота[2], Индокитай был готов взорваться, и Кеннеди посылал туда все больше и больше своих «советников» в мундире, чтобы сохранить равновесие. Джо было всего шестнадцать, когда он обнаружил свое призвание, и он стал чудом, какого никогда не видали инструкторы тренировочного лагеря в Сан-Диего. В его руках снайперская винтовка «М-21» была способна на такое, о чем не подозревали даже ее создатели. Он показал высочайший результат за все годы существования тренировочного лагеря и немедленно был отправлен за океан. Джо был направлен в долину Йа-Дранг, засекречен и привлечен к участию в операциях, которые официально не существовали, а неофициально поразили больше целей, чем бубонная чума.

Со временем ликвидация на дальней дистанции стала для Джо чем-то вроде дальнего точного удара в гольфе. Она всегда начиналась зловещим затишьем перед бурей, концентрированным спокойствием, потом мощный ток адреналина по жилам и смертельный выстрел; всегда на расстоянии, сокращенном оптическим прицелом, и голова цели в перекрестье становится облачком красного тумана. Это было как отвратительный оргазм, как удар тока. Мяч в лунке. И это засасывало, как наркотик.

В шестьдесят пятом он вернулся домой, в жизнь не только жалкую, но и бессмысленную. Застывший, окаменелый, с грохочущим в мозгу эхом Йа-Дранга, он хотел уважения, которое имел от ребят из спецназа, он искал смысла, а более всего жаждал снова ощутить пальцем гладь спускового крючка. Начал он с самой обыкновенной уличной борьбы за справедливость. Потом дал знать старым друзьям и соседям, что готов на большее – может помочь тем, с кем поступили неправильно. Это была работа вроде как у комитета бдительности месть за невинных жертв организованной преступности; и не прошло много времени, как его попросили переступить черту.

Снова взглянуть в оптический прицел.

Неясный шум издалека.

Джо поднял глаза и увидел на пороге здания грузного человека, известного всем оперативникам этой части страны под кличкой Бигфут. Он вышел из двери офиса фирмы «Норт Луп Атриум» в просторной белой спортивной куртке из полиэфирной ткани и сделал шаг в перекрестье оптического прицела Джо Флада.

Джо выстрелил три раза.

В прицеле было видно, как человек пошатнулся, и голова его стала красным месивом. Прямое попадание. Быстро и чисто. Жирный мужчина свалился на землю. Телохранители запоздало бросились прикрывать его своими телами. Джо еще секунду не отрывал глаза от прицела, подтверждая ликвидацию цели. В зеленом поле толстый человек, которого звали Бигфут, подергиваясь, распластался на пороге здания, перекрыв дверь, его огромные рабочие ботинки вывернулись под странным углом, а под головой расползалась красная лужа. Джо вздохнул и расслабил мышцы.

И в этот момент произошло незапланированное.

Это было мимолетное чувство, промелькнувшее в его сознании какие-то доли секунды, но оно яркой вспышкой вспыхнуло у Джо под веками; образ ярче термоядерного взрыва впечатавшийся в сетчатку глаз – образ человека, ждущего смерти... У Джо заныло под ложечкой. Что это было? Что это могло быть, черт возьми?

– Хватит! – сердито буркнул Джо сквозь порывы клубящегося ветра.

Вдали возник вой сирен. Слабые перепуганные крики собирающейся толпы и допплеровское завывание машин «скорой помощи». Поднявшись на ноги, Джо подхватил свой «галил», сложил сошку и сунул все это в чемоданчик. Отнес чемоданчик к массивной дымовой трубе и швырнул в печь. Потом вошел обратно в здание, пошел вниз по лестнице и через причал к своей «вольво».

Обдумать нужно было многое, а времени оставалось мало.

2

В дальнем конце ирландского ресторанчика «Пэддиз Айриш» стареющий музыкальный автомат с хрустом жевал древнюю мелодию «Грэнд-Фанк-Рейлроуд». Что-то о каком-то американском оркестре. Джо почти ее не слышал. Он сидел на высоком стуле у самой стойки бара, прижавшись животом к полированной деревянной поверхности, с головой, забитой наркотической ватой. Он пропустил пять порций «Тамми намберз», и уже десять минут все в баре медленно расплывалось, как в оптике со сбитой наводкой.

Джо допил до дна свой меловой коктейль и медленно обвел взглядом прохладный задымленный ресторан. Все здесь были завсегдатаи. Все в дождевиках, джинсовых куртках, с короткой стрижкой. Все работяги с верхней и нижней частей Норт-шор, топящие в дешевом виски память об очередном рабочем дне. Джо не ощущал с ними никакой связи. Он здесь был космическим пришельцем из другого мира.

– Только не говори, что ты хочешь выпить еще глоток этой мерзости.

Джо поднял голову. Над ним нависла крупная фигура барменши по имени Дебби – прыщавой блондинки с отвратительной стрижкой и километровыми ногтями, покрытыми розовым лаком, в свитере поддельной ангорской шерсти, купленном на дешевой распродаже. Дебби была для Джо якорем спасения единственной барменшей на всем озере Мичиган, никогда не задававшей лишних вопросов, не вешающей лапшу на уши и не сующей нос не в свое дело. Более того, она была единственной барменшей во всем Чикаго, которая охотно снабжала его любимой отравой – неподражаемым и несравненным коктейлем «Тамми намберз». Одна часть «Бэйлиз» на три части «Маалокса».

– Сооруди еще одну, лапонька, – сказал Джо, смахивая с губ остатки похожей на молоко жидкости.

Ощущение во рту было такое, будто язык распух и не слушается. Зато ад в желудке остыл до легкого жжения.

– Не знаю, как ты можешь пить эту гадость, – крякнула Дебби, сунув руку под прилавок из нержавеющей стали и доставая оттуда небольшого размера бутылку с антацидом, которую держала здесь специально для Джо. Смешав еще один коктейль, она заменила им пустой бокал. – Месяц потом будешь белым срать.

Она хмыкнула и щелкнула зажигалкой, закуривая «Мальборо Лайт».

– Привык к этому вкусу, – промямлил Джо, тупо уставившись на водянистые разводы на исчерканной поверхности бара.

– Эй, дружок, ты здоров?

– Ага.

Музыкальный автомат умолк, и приглушенный шум зала, казалось, усилил боль Джо.

Дебби глубоко затянулась и выдохнула:

– У тебя сегодня неудачный день?

– Ничего подобного. Все нормально. Все прекрасно и великолепно. Лучше не бывает. А почему ты спрашиваешь?

– Потому что вид у тебя, словно кто-то написал на твой именинный пирог.

– Можно и так сказать, – невнятно пробормотал Джо, потирая глаза.

В кишках бурчало. Секунды три ему казалось, что сейчас наступит очередной приступ поноса. Боль теперь жила в нем, как ленточный червь, ползущий по внутренностям, сжирая его заживо. Болезнь расцвела на этой боли, как пламя на бензине. А может быть, и больше. Может быть, более серьезная вещь. Проклятие любого хорошего киллера: кризис совести. Джо никак не мог заставить себя не слышать надтреснутый голос покойной матери, и эхом гудели в мозгу слова ее ветхозаветной литании: «Поднявший меч...»

– Пообещай мне одну вещь, – вдруг сказала Дебби.

– Чего?

– Пообещай, что не собираешься тут сидеть и доставать меня рассказами о тяжелой судьбе. – Ее голос был плотно насыщен южным акцентом, в котором отчетливо слышалось сильное "р" жителей Блу-Айленда, Сисеро и Эвергрин-Парка. Голос хриплый, сильный, без сантиментов. – Потому что иначе я притащу сюда раскладушку, поставлю ее на пол перед стойкой бара и буду с удовольствием отдыхать после трудного дня.

Джо слабо ухмыльнулся:

– Не волнуйся, я это все храню для мемуаров.

Дебби глубоко затянулась сигаретным дымом и посмотрела на него искоса.

– Понимаешь, ты вроде не того типа мужик. Не из невезучих, я хочу сказать. Не из жертв. Понимаешь? Это тебе не подходит.

– В самом деле?

Джо изучал стойку бара. Отражаясь в водяных кругах и каплях, его грубовато-красивое лицо искажалось, как на портрете художника-кубиста, и мука его не была заметна. Вперед выступали то непропорционально увеличенные отражением брови, то мясистые челюсти, то редеющие волосы, то глаза. У них был замутненный, лихорадочный вид, как у грязных бриллиантов, и на дурманную секунду у Джо мелькнула мысль вытащить себя из жалкой ситуации. Для киллера такого класса это пара пустяков. Можно стрельнуть себе в висок. Можно вскрыть вены в ванне в мотеле. Можно отравиться. Но эта мелькнувшая мысль тут же растворилась в густом тумане католического сознания греха, видении языков адского пламени, заповедях, выжженных в закоулках его сознания. Смертный грех самоубийства.