Олег Маркеев - Дигитал Страница 3

Он щелчком отбросил окурок и сошел с тротуара. Предстояло преодолеть переулок и войти под арку слева от крыльца салона «Линк». На середине пути он краем глаза заметил, что с Ленинградского шоссе на приличной скорости входит в поворот джип, а по переулку несется черный микроавтобус. Бортовой компьютер в Лешкиной голове моментально вычислил, что лобовое столкновение произойдет именно там, где на секунду замер он, Лешка.

Ноги сами собой перешли с шага на галоп.

До спасительного бордюра оставался один прыжок, когда ситуация обострилась до крайности. Из арки показался еще один участник предстоящего ДТП. Он летел, словно ставил рекорд на стометровке. И, естественно, ничего не видел, кроме финишной ленточки… Которая по злой иронии проходила по груди Алексея.

Парень был самого что ни есть растаманско-коноплянного вида, как машинально отметил Алексей. И скорее всего укуренный донельзя. А в коноплянной нирване, как известно, тормозов нет.

Бортовой компьютер в голове у Алексея уже в точности нарисовал кривую, по которой полетит его собственное тело после столкновения с наркошей. Точка касания с асфальтом находилась прямехонько под колесами джипа. Или микроавтобуса, что не такая уж разница.

Леша отчаянным прыжком выскочил на тротуар. Ударил, гася скорость, правой ногой по асфальту. Левой тут же провел заступ вперед, тело превратилось в наклонную плоскость, принявшую на себя наркошу. Едва почувствовав на себе чужую тяжесть, Леша пружинисто свернулся вокруг своей оси, слегка подхватив за талию наркошу, и произвел шикарный бросок через бедро. Обалдевшего растамана впечатало в асфальт.

Но чистый «иппон»[1] не прошел. Сила инерции была такова, что Лешу тоже бросило на землю.

«Зато не на проезжую часть», — констатировал бортовой компьютер, перед тем как вырубиться от сотрясения.

После жесткого приземления Алексей соображал с трудом. Даже, показалось, время стало тягучим и липким, как растаявший комок жвачки. Но что делать, он отлично помнил: встать на ноги, пару раз долбануть наркошу по безмозглой башке, вызвать наряд и сдать бегуна в «обезьянник». Позже, улучив свободную минутку, провести воспитательную беседу и выбить из дурной башки остатки коноплянного угара.

Алексей приподнялся. В этот момент наркоша отчаянно завизжал, вскинулся и вцепился в волосы Алексею. Из распахнутого рта в лицо Алексею ударила кислая вонь. Алексей дернулся, пытаясь порвать захват, но тонкие пальцы парня оказались жутко сильными. Наркоша притянул Алексея вплотную к своему лицу. Так близко, что невольно вспомнилась детская игра: притрешься носами друг к другу — и увидишь, что у напарника только один глаз. Огромный, в пол лица.

Именно такой неестественно огромный глаз и смотрел сейчас в Алексея. Прямо, казалось, в мозг. И был этот глаз страшный, безумный, с рубиновым кровяным подтеком.

В голове Алексея вдруг все поплыло, уши заложило, как в воздушной яме. Он почувствовал, что сначала проваливается в темноту, а потом летит в ней, летит на жуткой скорости, выписывая совершенно немыслимые зигзаги. Ощущение тела пропало, осталось только движение. Из никуда в никуда. В полной кромешной тьме. Но почему-то это было не страшно. Совсем не страшно.

Из эйфории нокаута выщелкнул характерный звук снятого с предохранителя пистолета и тупая холодная боль в затылке.

— Не двигаться! — Голос прорвался сквозь муть, плескавшуюся в голове.

Но хотелось именно движения. Рефлексы, приобретенные на татами, просто рвали мышцы, так им хотелось движения, отчаянного рывка и победного сокрушающего удара. И опыт, приобретенный в нескольких задержаниях, когда все было всерьез и без дураков, подсказывал, что даже в самой безнадежной ситуации надо дергаться до конца.

Только шансов ему не оставили никаких. Ствол — к затылку, колено в поясницу, правая кисть в мертвом захвате, вторая бесцеремонно вжата тупорым ботинком в асфальт.

Вокруг замерли еще три пары ног. Все обуты, несмотря на погоду, в крепкие ботинки.

От их костоломского вида по ребрам прошелся сквознячок.

«Ку-ку, приехали!» — Алексей зло усмехнулся.

— Вы чьи будете, ухари? — спросил он, даже не надеясь на ответ.

Реакция последовала незамедлительно — и вполне ожидаемая. Тупой и весьма чувствительный удар в затылок. Потом чьи-то пальцы профессионально обшарили одежду. Судя по ощущениям, работали, как тайские массажистки, в две руки.

— Чистый! — отрапортовал тот, кто шмонал нижнюю часть тела.

Второй выудил из нагрудного кармана удостоверение Алексея. Подхватил под подбородок, подставляя лицо для опознания. Закинул так, что по позвоночнику выстрелили трассеры боли.

— Я сотрудник отдела уголовного розыска УВД «Аэропорт». Колесников Алексей Павлович, — представился Алексей, морщась от боли в спине, и добавил, когда боль стала нестерпимой: — Суки!

Никакого впечатления страдания, ругань и должность не произвели. Лицо, склонившееся над Алексеем, продолжало оставаться застывшим и спокойным.

«Лет тридцать пять. Острое, скошенное книзу, раздвоенный подбородок, губы тонкие, широкие, нижняя чуть выступает, нос прямой, с небольшой горбинкой, лоб высокий, на правом виске шрам сантиметра в два, глаза…»

Глаза у неизвестного были хищной птицы: холодные, цепкие и безжалостные.

Рядом дружно ухнули, как грузчики, и мимо Алексея проплыло тело наркоши. Безвольное, как тряпичная кукла.

— Отбегался, Арлекино хренов! — вполголоса прокомментировал кто-то из несущих.

Алексей не успел составить до конца словесный портрет. Рука в черной перчатке легла ему на глаза.

— Не пытайся меня запомнить. Ты меня не видел, нас тут не было. Иди куда шел. И все забудь.

Голос у мужика был под стать лицу: холодный и безжизненный.

Освободили Алексея, как и брали. Сноровисто и моментально. Разом ослабили все захваты и отскочили. Но перед этим кто-то ткнул стальным пальцем в подреберье, и от боли свет померк в глазах Алексея.

А когда прояснилось, вокруг уже никого не было.

Алексей, кряхтя, поднялся на ноги, осмотрелся и с досадой констатировал, что даже случайных свидетелей нет. Переулок в двух шагах от запруженного Ленинградского шоссе, казалось, вымер.

На кухне понятые со смурными лицами сосредоточенно читали протокол, в коридоре топтались двое с носилками. Алексею сразу стало ясно, попал под занавес, можно не суетиться. Он наскоро осмотрел с порога комнату, кивнул следователю прокуратуры Косте Щербакову, присевшему на корточки перед трупом молоденькой девчонки, и шмыгнул в ванную.

Труп принадлежал девушке лет восемнадцати на вид. И, судя по содержимому полочек в ванной, жила она одна. На стеклянной полочке и зеркале сально отливали черные овальные пятнышки — эксперт-трассолог прошелся кисточкой с графитовой пылью.

Алексей открыл кран, смочил руки и принялся стирать пыль с джинсов.

— На правой штанине, в области коленной чашечки, обнаружена потертость, диаметром пять сантиметров, овальной формы. Предположительно, возникшая при волочении тела по земле, — пробурчал он себе под нос, пытаясь развеселить сам себя.

Шутка не прошла, на душе было тревожно и пакостно, как ночью в засаде.

Вдруг накатила такая волна тошноты и слабости, что он едва успел ухватиться за край раковины. Судорога свернула желудок в комок. Вырвало мучительно, желтой пеной.

Алексей едва перевел дух, как новый спазм скрутил живот, и изо рта полезла липкая желчная пена.

Дверь открылась. Алексей успел в зеркале рассмотреть вошедшего Костю и вновь опрокинулся над раковиной.

Костя присел на край ванны, пристроив на коленях папочку.

— Блюем-с, господин офицер? Раньше за вами такого, сэр, не замечалось, — скучным голосом произнес он. — Ты от вида трупешника так блюешь?

Алексей не смог ответить, был полностью парализован новым приступом рвоты. Качал головой из стороны в сторону от боли, как телящаяся корова, что Костя понял по-своему.

— Значит, съел чего-то не то, — заключил он.

— Пошел ты! — отдышавшись, выругался Алексей.

Костя Щербаков был чистым и опрятным мальчиком из приличной семьи, даже очки носил. Среди шпанистого вида оперов он смотрелся полным «ботаником», а очень хотел сойти за своего. Поэтому вечно острил, подражая Алексею. Получалось у него, как у Петросяна, — натужно и ходульно. Не было чертовщинки и бесшабашности, потребной для здорового хохмачества. Зато были порядочность и профессионализм. За это его уважали, приняли в свою кампанию и прощали косноязычный юмор.

— Ты прочишай желудок, не отвлекайся, — продолжил Костя, — а я тебе пока последние новости доведу. Новость первая, как полагается, хорошая. Крестник твой, гражданин Дронов, уже признательные показания накатал. Берет на себя еще пять эпизодов. В Зеленограде, в Химках, два по Северо-западному округу и один в Южном.