Леонид Могилев - Тройное Дно Страница 3

— А кто знает, сколько они тут сидят.

Пуляев сунул деньги официантке, одарил ее серьезными чаевыми, и они вышли. Билета пришлось ждать минут сорок. А рейс вообще отложили до утра.

— Ну, поехали, — сказал Ефимов, — по домам.

— А если позовут на посадку?

— Сказано до утра, значит, до утра. Неприбытие самолета. Только вот ищут кого-то, Паша.

— Вот эти явно менты.

— Ты почем знаешь?

— Чувствую.

— А мы при чем?

И действительно. В зале появились кроме дознавателей в штатском человек шесть в форме. И с ними официантка из ресторанного зальчика.

— Слушай, Паша, зачем тебе в Краснодар? Ты там под чеченскую акцию попадешь. Тебя БТР пьяного задавит.

— У меня же командировка.

— Давай поездом поедем. Сегодня.

— Я поездом не могу. Дело срочное. Бумажки передать. Меня в фирме повесят.

— А хочешь, я тебя на самолет посажу в ноль четырнадцать? У меня здесь все схвачено. Да и билетов полно. А сейчас уедем отсюда, дружище!

— Не пойму я тебя, Паша. Мы же и так уезжаем.

— Иди на стоянку такси и бери машину. Потом отъезжай метров на сто и жди. Я сейчас.

Пуляев сбежал по ступенькам вниз, в туалет, ожидая захвата сзади. Но ничего не произошло. В кабинке он снял майку, свернул ее и бросил в корзинку, вынул из сумки рубашку, черные очки, кепочку, джинсы… На выходе он едва не столкнулся с милиционером, сержантом, но миновал его легко и непринужденно, как все препятствия, оказывавшиеся на его пути в этот день.

Ему позарез нужен был сейчас помощник, второй номер, и для роли этой Ефимов подходил идеально, поэтому отпускать его сейчас было нельзя. Видимо, случилось худшее. Фирма оказалась, вероятно, непростой, и деньги ищут. Но то, как мгновенно его отыскали и едва не прихватили в ресторане, поражало…

Ефимов сделал так, как его просил тезка. Паша Пуляев упал на заднее сиденье.

— Поехали!

— В гостиницу «Санкт-Петербург». У меня сегодня день рождения.

— Да ладно врать-то.

— Все равно. Я угощаю…

Они остановились на Троицкой площади, Пуляев расплатился, отпустил такси, тут же взял другое и велел ехать в один маленький и очень дорогой ресторанчик на Лиговке.

— Вы бы еще в трусах пришли. Тут же иностранцы в прямом и переносном смыслах. Чего ты мне деньги свои суешь? Забери. Глаза какие-то дикие у обоих. Нету мест для вас, господа. В сумке-то что? Сосиски? Или что другое для дома? А в дипломате? Пиво?

— Ты гляди, Паша, какие еще бывают вышибалы, — отметил Пуляев.

— На черта нам сюда? Ты что — богатый?

— А ты сомневаешься?

— Может, где попроще посидим? Есть же хорошие пивнушки…

— Это ты в Краснодаре в пивнушке сиди. Я не бедный, но и лишних денег у меня нет. Сейчас мы костюмы приличные пойдем покупать.

— Мне чужого не надо.

— А я и не дам тебе своего. Перед отлетом сдашь мне костюм. Костюмы еще ему дарить…

И они пошли в магазин мужской одежды, благо тот был недалеко.

— Мы примерно одинаковые. Может быть, я на сантиметр повыше.

— Это ты пониже, — обиделся Ефимов.

— Разница невелика, притом оба костюма мои. В одном буду на работу ходить, в другом дома сидеть.

— А у тебя деньги откуда? Ты не вор?

— Я не вор. Я машину продал. Теперь вот расслабляюсь. Зачем мне машина, если бензин дороже водки? А воры вон они — в офисах сидят, в мэриях. Ты-то сам где работаешь?

— Не важно, — отрезал Ефимов, — только мне еще рубашка нужна.

— И туфли.

Праздничная эйфория охватила Ефимова. Он уже с радостью и ликованием участвовал в балагане, затеянном Пуляевым. Минует два дня, закончится командировка, вернется самолет из Краснодара — и все…

— Здорово, товарищ, — приветствовал Пуляев вышибалу, — ну и как?

Ресторан этот располагался при гостинице, которую несколько затруднительно найти в справочниках и каталогах, как трудно было найти в прошлом некоторые номенклатурные объекты для досуга и необременительного времяпрепровождения.

Как оказалось, костюмы здесь были вовсе не обязательны. Цербер лукавил. Но должны были соблюдаться правила этикета и должен был соблюдаться антураж. Подошел официант в очках. Подал меню и карточку.

— Начнем с водок, — задал тональность Пуляев, — никакого «Абсолюта», никакого «Смирнофф», «Орланофф». Киришская есть?

— Киришской нет. Ливизовская.

— А самарская?

— Ливизовская. Коньяк хороший, дагестанский.

— Давай ливизовскую. Коньяка не надо. А покушать сам выбери. Легкое и сытное.

— А деньги у вас есть?

— Деньги есть.

— Настоящие?

Пуляев обхватил голову руками и стал покачиваться.

— На кого я похож? Скажи, мужик, честно.

— Я просто так спросил. У нас заведение дорогое. Всякое случается.

— Вот тебе аванс. — И Пуляев отстегнул пачечку. Официант совершенно спокойно взял ее, потеребил и вернул.

— Все нормально. Нормально, старики. Водки-то бутылки две?

— Конечно. И одну немедленно…

Обедали долго.

— Я отдохнуть хочу. Ты пойди, освежись пока. Подергай «однорукого», а я похлопочу.

— Хлопочи. Только деньгами больше не швыряйся. Не краденые же. И это… Забери там, чего не допито.

— Ты освежайся. Ни о чем не думай.

Пуляев долго беседовал с официантом. Потом Ефимова позвали во внутренние покои, повели куда-то через захламленный коридор, повезли на лифте.

…Девок им прислали веселых. И чего потом только не было! Натрудившись, Ефимов уснул. Тогда Пуляев выставил жриц любви, достал из укромного места дипломат, попробовал пересчитать деньги. Ему показалось, что их стало еще больше.

А что, если деньги не прятать вовсе, а прогулять? Нет денег — нет вещественных доказательств. И кажется, пора будить Ефимова.

— Тезка! Ты просыпайся. Уж вечер на дворе. Нам пора.

— У меня голова…

— У меня, кстати, тоже. И сейчас мы поможем себе. — Пуляев позвонил по телефону, и им тут же принесли полдюжины холодного светлого пива.

— Я вот хочу деньги свои на храм отдать. Счет узнаю и переведу.

— Ага! Сознался. Все же краденое.

— Я не в том смысле, — начал сооружать аргументацию Пуляев. — Вот государство крадет у нас повсеместно. А мы лишь стараемся притырить что-нибудь назад. Я вот машину с пользой продал.

— А пошлину не уплатил. Значит, украл.

— Так это чепуха. Ты все остальное учти.

— Что-то я запутался. На храм нужны другие деньги.

— Вот-вот. Ты хочешь в Краснодар просто так, из озорства. Так ты не езди, а эту сумму переведи.

— Что ты заладил: переведи да переведи. Без тебя переведут.

Пуляеву стало тошно.

— Ладно. Я музыку хочу. Имею я право на музыку?

— Имеешь, наверное. Ты какую музыку хочешь?

— Я хочу музыку трущоб. Духовой оркестр.

И тогда они поехали в похоронное бюро.

Музыкантов они застали. Те только что отыграли два «жмурова» подряд и уже собирались по домам. Пришлось заплатить втрое. Потом Пуляев купил на два часа речной трамвайчик, и они двинулись в плавание. Пуляев с Ефимовым и капитаном в рубке.

Душераздирающий оркестр разместился на верхней палубе. Пока музыканты прилаживались к нужной музыке после похоронных маршей, прошел час. Затем с отрепетированной программой вернулись в город. Но пора было лететь в Краснодар.

В аэропорт доехали на рейсовом автобусе от центрального агентства. Пуляев сказал, что денег маловато, и Ефимову показалось, что сам он в это поверил.

— Ты иди на регистрацию, я сейчас, — сказал Пуляев.

Сам же он вернулся на площадь, взял такси, поставил его недалеко от выхода, там, где маршрутки до метро, вернулся в зал и стал аккуратно наблюдать из-за ларька с газетами за очередью у регистрационной стойки. Ефимов стоял, крутил головой по сторонам и ждал. Потом подал паспорт девочке в униформе…

Вначале Ефимову дали уйти вместе со всеми в накопитель, затем позвали к стойке вновь, там спросили что-то, и появившиеся невесть откуда молодые люди надели на него наручники.

Пуляев шел к машине не торопясь, потом все же не выдержал и побежал. Да только это было совершенно бессмысленным. Его взяли прямо в салоне автомашины.

Ефимова вывели из здания аэровокзала, посадили в милицейский «жигуленок», и тот рванул с места. Следом двинулось такси, где за рулем уже лейтенант, а водитель на заднем сиденье, и рядом сержанты.

Ни Пуляев, ни Ефимов не знали, естественно, что их разрабатывают по делу об убийстве Бабетты и Кролика.

Зверев узнал о происшествии в Пулкове из ночных новостей, и неожиданно услышанное привело его в благодушное настроение. Старший следователь уголовного розыска Юрий Иванович Зверев попсу ненавидел. Точнее, он прошел сложный путь от приязни до нелюбви, которая въехала однажды в ненависть, да там и осталась, что, впрочем, произошло с большинством населения страны, которое он должен был защищать от злоумышленников, воров, убийц и насильников. Но сладкая парочка, пробравшаяся однажды в «ящик» и ставшая неотъемлемой принадлежностью всех больших шоу и маленьких концертов, даже среди своей братии выделялась агрессивной пошлостью. Зверев не знал еще, как их убивали, и потому предположил простой расстрел из хорошего автоматического оружия. Теперь, когда они перестали быть «звездами», а стали просто трупами, лежали на стеллажах с бирками на ногах, он искренне жалел их. В морге лежать — чего уж хуже.