Джон Катценбах - Аналитик Страница 3

И с этими словами преподаватель истории повесил трубку.

Рики откинулся на спинку кресла. Им овладело отчаяние. Румпельштильцхен нанес его внучатой племяннице удар именно в тот миг, когда она оказалась по-детски уязвимой. Он выбрал мгновение радости, пробуждения — четырнадцатый день рождения — и обратил его в нечто уродливое и страшное.

Была уже полночь. Пол кабинета был усеян папками, тетрадями, листками бумаги и кассетами с записями сеансов.

Стоя посреди этого беспорядка, Рики ощущал себя человеком, выбравшимся из подземного укрытия, над которым пронесся смерч. Он уже начинал понимать, что пытаться рассортировать побывавших у него за десятки лет пациентов — дело безнадежное. Румпельштильцхена среди них не было.

По крайней мере, в быстро распознаваемом виде.

Если бы человек, написавший письмо, пролежал на его кушетке достаточное для попытки излечения время, Рики его узнал бы. Интонацию. Стиль. Все это было для него таким же легко различимым, как отпечатки пальцев для детектива. Пациенты могли злиться, считая, что потратили годы на пустую болтовню. Для кого-то лечение могло оказаться менее полезным, чем для большинства. Были люди, которым он не помог. Были и такие, кто бросил лечение и снова погрузился в отчаяние.

Но рисовавшийся его воображению портрет Румпельштильцхена был совершенно иным. Тон письма и то, как он обошелся с четырнадцатилетней девочкой, указывали на человека расчетливого, агрессивного и извращенно самоуверенного. Психопат, подумал Рики. Ему приходилось лечить людей с психопатическими наклонностями, однако такой ненависти и маниакальной сосредоточенности, как у Румпельштильцхена, он не встречал ни в ком. И все же с автором письма наверняка был связан кто-то из тех, кого вылечить не удалось.

Весь фокус, сообразил Рики, в том, чтобы вычислить связь с Румпельштильцхеном кого-то из таких невылеченных пациентов. Он размышлял уже несколько часов, и теперь ему было совершенно ясно, какой была эта связь. Человек, который хочет, чтобы Рики покончил с собой, приходился кому-то из них ребенком, супругом или любовником. Стало быть, первая задача сводилась к тому, чтобы установить, кто из бросивших лечение пациентов пребывал в наиболее неустойчивом состоянии. После этого можно будет предпринять попытку по их следам добраться до самого Румпельштильцхена.

Рики вернулся, в обход наваленной им груды мусора, к столу, снова взял в руки письмо: «Я существую где-то в Вашем прошлом».

Он вздохнул. Может быть, некая ошибка была совершена им еще двадцать пять лет назад, когда он работал в клинике? Удастся ли ему хотя бы припомнить тех первых своих пациентов? Обучаясь на психоаналитика, Рики занимался исследованием параноидных шизофреников, совершивших тяжкие преступления. На более близкое расстояние он к судебной психиатрии так и не подошел. Завершив исследование, он тут же вернулся в куда более безопасный мир Фрейда.

Усталый, далеко не уверенный, что он хоть чего-то достиг, Рики поплелся из кабинета в свою маленькую спальню. Это была простая комната с комодом и односпальной кроватью. Когда-то кровать здесь стояла двойная, с украшенным резьбой изголовьем, но после смерти жены он от нее отказался. Исчезли и красочные произведения искусства, которыми жена убрала спальню. Рики сохранил супружескую фотографию, сделанную лет пятнадцать назад около их сельского дома в Уэлфлите, однако большая часть примет прежнего присутствия здесь жены подверглась после ее кончины систематическому истреблению. На это ушло три года, последовавших после ее медленной, мучительной смерти.

Рики сбросил одежду, аккуратно сложил брюки, повесил на спинку стула синий блейзер и тяжело опустился на край кровати. В ящике ночного столика лежало снотворное. Рики проглотил таблетку, надеясь, что та быстро погрузит его в глубокий сон без сновидений.

Первая пациентка последнего предотпускного дня появилась ровно в семь утра. Сеанс, по мнению Рики, прошел неплохо. Ничего особенного, ничего драматичного. Но определенный, причем устойчивый прогресс был налицо. Когда он, легко кашлянув, пошевелился в кресле и сказал: «Ну что же, боюсь, на сегодня наше время истекло», молодая женщина, которая как раз описывала сомнительные способности своего нового любовника, вздохнула: «Ладно, посмотрим, может, за этот месяц он никуда не денется», что вызвало у Рики улыбку.

Да и весь этот день шел, казалось, обычным заведенным порядком. В полдень Рики вышел на привычную прогулку. Впрочем, ему не один раз пришлось подавить желание обернуться и посмотреть, не идет ли кто за ним следом. Возвратившись в квартиру, он вздохнул с облегчением.

Послеполуденные пациенты мало чем отличались от утренних. Кое-кто из них говорил о предстоящем отпуске с горечью: ничего другого Рики и не ожидал.

Без одной минуты пять Рики услышал троекратную погудку звонка. Он встал и подошел к двери. Мистер Циммерман не любил дожидаться в приемной. Он появлялся за несколько секунд до начала сеанса и рассчитывал, что его немедленно впустят в кабинет. Однажды в морозный зимний вечер Рики подглядел, как он расхаживает по тротуару перед домом, каждые несколько секунд гневно поглядывая на часы, словно норовя подстегнуть время. Рики каждый будний день распахивал дверь кабинета ровно в пять, позволяя разгневанному Циммерману проскочить вовнутрь, рухнуть на кушетку и без промедления приступить к ядовитому монологу, посвященному несправедливостям, которые сотворили с ним за истекший день. Вот и сегодня Рики, глубоко вздохнув, придал лицу по возможности непроницаемое выражение и открыл дверь.

Однако Роджера Циммермана в приемной не было.

Вместо него перед Рики стояла эффектная, великолепно сложенная женщина в длинном, черном, стянутом ремнем плаще и темных очках, которые она сразу сняла. Под очками оказались живые зеленые глаза, вперившиеся в Рики пронзительным взглядом. Рики дал бы ей немного меньше тридцати — возраст, в котором красота женщины достигает полного расцвета.

— Простите, — неуверенно сказал Рики, — но…

— О, — весело откликнулась женщина, тряхнув светлыми, доходившими ей до плеч волосами. — Циммерман сегодня не придет. Я вместо него.

— Но он…

— Он больше в вас не нуждается, — продолжала она. — Решил покончить с лечением — сегодня, ровно в два тридцать семь после полудня. Как ни странно, он принял это решение на станции подземки, той, что на Девяносто шестой улице, после очень короткой беседы с мистером Эр. — И она проскользнула мимо ошеломленного доктора в кабинет.

Рики молча последовал за ней и теперь наблюдал, как она осматривается по сторонам. Женщина подошла к книжным полкам, изучила корешки книг. Затем пришел черед кремового цвета стены, на которой висели его дипломы и забранная в дубовую рамку фотография великого человека — Фрейда. С неизменной сигарой в руке доктор Фрейд злобно взирал в объектив глубоко посаженными глазами. Женщина постучала по стеклу портрета длинными пальцами, ногти на которых были выкрашены в цвет пожарной машины.

— Занятно, каждый профессионал норовит украсить стену своего кабинета иконой. Любой грошовый политик непременно вешает портрет Линкольна или Вашингтона. А психоаналитик вроде вас, Рики, нуждается в изображении Святого Зигмунда. Наверное, это придает вашей деятельности оттенок легитимности, которая в противном случае могла бы вызвать сомнения.

Рики Старкс молча взялся за спинку кресла и передвинул его поближе к письменному столу. Затем обошел вокруг стола и жестом предложил женщине сесть.

— Что? — спросила она. — Прославленной кушеткой мне воспользоваться не позволят?

— Это было бы преждевременно, — холодно ответил Рики.

Он опять указал на кресло. Женщина снова пробежалась зелеными глазами по комнате, словно запоминая все, что в ней находится, и плюхнулась в кресло. Томно развалясь, она сунула руку в карман и вытащила пачку сигарет. Вынув одну, женщина щелкнула прозрачной газовой зажигалкой и задержала ее пламя в сантиметре от кончика сигареты.

— Как невежливо с моей стороны! Закурить не хотите, Рики?

Он покачал головой.

— Ну еще бы, разумеется, нет. Когда вы бросили? По-моему, году в семьдесят седьмом, если мистер Эр правильно меня информировал. Отважное решение. В те времена курение было такой популярной привычкой.

Она раскурила сигарету, глубоко затянулась и неторопливо выдохнула голубоватый дымок.

— Пепельницы не найдется? — спросила она.

Рики выдвинул ящик стола, извлек спрятанную там пепельницу и поставил ее на край столешницы.

Женщина немедленно смяла в ней сигарету.

— Вот так, — сказала она. — Вполне достаточно, чтобы получить пикантный дымный аромат, который напомнит нам о тех временах.

Подождав немного, Рики спросил: