Джесси Келлерман - Беда Страница 3

О’кей, стойте, стойте, я бы не хотел…

Мужчина еще раз попытался обойти препятствие, и Джона вновь шагнул ему навстречу.

Послушайте, я бы не хотел, никто не хочет…

Дальше события резко ускорились.

Волосы; жара; удушливая вонь потного тела; рука вывернута; вниз, наземь; и — второй раз за ту же ночь — Джону обдало потоком чужой крови.

2

— Не везите меня обратно в больницу!

— Обратно?

Двое фельдшеров «скорой» склонились над Джоной. Один проверял реакцию зрачков, другой спрашивал имя, день недели, кто у нас президент.

— У меня сотрясение, — поставил диагноз Джона.

— Да уж, умник, будь уверен.

— Ой! — Он попытался вырвать руку.

— Тише, дружок, все будет о’кей.

Фельдшер приготовил бинт, пропитанный оранжевым йодом. Джона сдался: рану он разглядеть не мог, но всю руку дергало основательно. Так, еще бинт, сверху лейкопластырь. Хлопнула дверь «скорой». Красный промельк, треск радио. Тишина. Его оставили одного.

Джона зажмурился, перед глазами отдельными кадрами проплыли мужчина, женщина, луна. Он попытался сесть, но не смог: голова заваливалась набок.

Набок-набок.

Почему меня заваливает набок?

Как ни странно, сам механизм вестибулярной системы припомнился без труда. Равновесие в пространстве поддерживается синхронизацией сигналов, получаемых от реснитчатых клеток и от движения эндолимфы в ампулах полукружных канальцев. Изменения положения головы вызывают движение ресничек…

Чуть позже его разбудил шорох рвущейся материи. Огромный санитар тупыми ножницами резал на Джоне рубашку. На периферии его зрения двигались лица, в том числе знакомые, хотя ни к одному не получалось прикрепить имя. Снимали с пациента обувь, что-то в него втыкали, мерили, надевали манжет аппарата, кричали, передавали друг другу результаты измерений. Никогда еще он не видел приемную травмы в таком ракурсе, снизу вверх, и в голове зазвучали мнемонические аббревиатуры:

ДиДиПиПи! Дыхательные путиДыханиеПульсПодвижность…

— Стойте, черт побери! Прекратите! — Он сел, отпихивая руки, норовившие уже срезать с него и штаны. — Прекратите, я в полном порядке.

— Очнулся.

— Да, я очнулся. Очнулся. Я в порядке.

— Ты ударился головой.

— Я… Не трогай брюки, кому говорю!

Он знал, что сейчас с ним сотворят, и хотел любой ценой вырваться из травмы. Чертова «скорая» приволокла его обратно в Агги. День сурка. Сейчас убедятся, что он стабилен, вызовут дежурную бригаду из хирургии (Бендеркинг Девон Инт-2), разденут догола для повторного осмотра, и все, с кем завтра ему предстоит работать (он все еще думал, будто выйдет с утра на дежурство), увидят его без штанов. Обычный сюжет страшного сна, однако с ним это происходит наяву.

Изрядно поспорив, он добился того, что штаны ему разрешили снять самому. К тому времени он уже стоял, вполне устойчиво, он пришел в себя, мог ходить, ориентировался в пространстве. Он твердил: «Я в порядке», но не увернулся от унизительной процедуры по полной программе: уши, нос, рот, прямая кишка. Решили отправить его на томографию.

Я в порядке.

Ты ударился головой.

Не поспоришь: они правы. Нужно проверить, нет ли гематомы. Но в глубине души Джона подозревал, что коллеги затянули обследование и озорства ради. Убедившись, что он более-менее жив, они уже пошучивали. Вызови доктора Ягодицы.

Джону перевезли в рентген на каталке. Он прикрыл глаза, пошел мурашками, когда его положили на стол. В радиологии всегда вымораживали до арктического климата, а рубашку ему подобрали тонюсенькую. Себе на заметку: ни в коем случае не отмахиваться от пациентов, которые просят дополнительное одеяло.

— Привет, парень! — приветствовал его лаборант. — Говорят, у тебя симпотная попка, без поросли?

Полтора часа спустя его выписали. Он вернулся в приемную травмы, посмотреть, что сталось с рубашкой (исчезла без следа, само собой). Сдался и решил пойти домой. Но тут к нему подошла женщина с пухлым младенческим лицом, в полосатом брючном костюме.

— Привет, герой, — приветствовала она его. — Ну и ночка.

Протянула ему визитку. Мередит Скотт Ваккаро, помощница окружного прокурора. На печати округа орел парит над фигурами индейца и первопоселенца.

— Зови меня Скотти.

Он молча таращился на нее.

— Если хватит силенок, может, нам прямо сейчас и побеседовать? — предложила она. — Где-нибудь здесь устроимся? Добудем тебе чашку кофе? У вас же тут есть столовая, верно? Разберемся по-быстрому, и на боковую.

Джона еще раз глянул на карточку. Закон желает поговорить с ним. Почему так срочно отрядили помощницу прокурора? Разве он что-то сделал не так? Джона попытался припомнить, но перед глазами мелькали пустые кадры, засвеченные, смутные. Что именно он сделал, не помнил, был уверен, что поступил правильно. Та женщина… девушка, точнее, — она была такая хрупкая. Он спросил Скотти, что с девушкой.

— Ранена. Жить будет. — Ваккаро выдержала паузу и добавила: — Боюсь, тому джентльмену повезло значительно меньше.

Джона промолчал, терзая пальцами угол визитки.

— Так вот, — продолжала Ваккаро, — я хочу выслушать вашу версию, и как можно скорее. Не стоит сверх необходимости осложнять вам жизнь.

— Этот документ разрешает мне задавать вам вопросы. Без него я не имею права разговаривать с вами, так что если вы готовы поведать мне свою версию происшедшего, подпишите его. Ни о чем не тревожьтесь, стандартная процедура. Учтите, вы не обязаны разговаривать со мной, если не хотите. Это ясно? Прочтите внимательно, там все сказано. Вы кофе хотели. Почитайте пока, будете готовы — поставьте свои инициалы и распишитесь. Сейчас вернусь.

Он посмотрел ей вслед. Ваккаро прошла через пустой кафетерий и свернула к той нише, где обитали автоматы. Документы лежали перед ним: шесть пунктов, знакомых по кино и телесериалам. Он вправе хранить молчание, вправе требовать адвоката… Ставя свои инициалы возле каждого пункта, он подтверждал, что понял это. Или… что от этого отказался? Он пытался вчитаться, но терял строку. Еле слышный голос отвлекал его — голос отца. Обычно отец говорил басом, уверенно, а сейчас срывался на визг: Ничего не подписывай, Джона! Первым делом позвони мне. Джона! Ничего не подписывай!

Он оставил попытки вчитаться, поморгал, прислушиваясь к гудению конвейера для подносов.

Молодцы юристы: составили документ детски простой, однако благополучно загоняющий подозреваемого в угол. Откажись от всех прав одним росчерком пера. Он ведь не под арестом — ведь нет? — значит, и сотрудничать с органами не обязан.

Но и причин не сотрудничать у него нет. Ему не повредит, если честно рассказать все, как было. Утаивать нечего, и хочется поскорее вернуться домой.

Он поставил свои инициалы и расписался.

Тут как раз вернулась Скотти с двумя картонными стаканчиками, словно подглядывала за ним из-за угла, из той ниши с автоматами, подкарауливала момент, когда ручка, вспорхнув над документом, упадет на стол.

— Отлично! — сказала она. — Давайте для начала вы мне расскажете своими словами, что произошло.

Джона рассказывал. Ваккаро записывала. Одна часть мозга — та, что привыкла комментировать самое себя, — отметила: Джона чересчур много болтает. Он пытался придержать поток слов, но они так и лились изо рта. Последовательность событий спуталась. Начал заново, мучительно при этом ощущая, что выглядит это так, словно он пытается что-то скрыть, переиначить. Явилась уборщица со шваброй, подле кассы расположились две тетки с вороньими гнездами на головах. Сквозь витражное окно западной стены Джона различал Гудзон в пелене тумана, предвестники дневного света на воде, резкую кромку джерсейского берега.

Кто вызвал полицию? Этого он не помнил.

— Вы сами, — сказала Ваккаро.

— Я?

— Ага.

Дослушав, она принялась задавать вопросы. С виду невинные, но Джона с трудом выстраивал хронологию событий: надо же объяснить, чего ради его понесло в такой час в город, когда именно он вышел с работы, был ли раньше знаком с жертвой.

— Нет, не был.

— А с нападавшим?

— Нет.

— Оба вам незнакомы?

Джона кивнул.

— Вы здорово рисковали, знаете ли.

— Похоже на то. — Впервые он призадумался над этим и согласился: — Да, так и есть.

— Почему вы решили вмешаться?

Он представил себе ту женщину. Колготы порваны, тело утонуло в пуховике. Она показалась ему такой маленькой. Сердце Джоны расширилось и приняло ее в себя.

Почему он решил вмешаться.

Ваккаро перегнулась через стол, протянула ему салфетку.

— Зачем? — удивился он.