Алексей Кудашев - Сила одного Страница 3

Оставалось последнее, испытанное всеми замордованными жизнью поколениями средство. Старое как мир. Добрая порция спиртного. Уйти от реальности, забыть о действительности. Вспомнить тех, кого уже нет. И никогда не будет. Сегодня солдаты-земляки поминали найденного мертвым в петле рядового Мишку Салахова.

На “столе”, составленном из двух табуреток, фляжка со спиртом, слитым из бутылки для конспирации. Закусь– жареная картошка, фирменное блюдо, и мясная подлива– еще один солдатский деликатес. По такому случаю полкового повара Узбека пришлось поднапрячь. Для таких вот “дембельских” посиделок коротконогий повар готовил блюда куда более сносные, удобоваримые, чем те, которыми он истязал бесконечно терпеливые солдатские желудки. Впрочем, у повара Узбека, прослужившего почти год, веских причин взбунтоваться против “дембельского” гнета не было: в казарму он должен был являться каждый день на ночлег. Поэтому немногословных и скорых на расправу “дембелей” Узбек старался не злить. Напротив, стремился им во всем угодить. Например, так как сегодня,– притащив после отбоя в каптерку хорошую закуску.

А хорошо пожрать и выпить– это в армии далеко не последнее дело. Во всяком случае– для малыша. Рядового Дениса Ишимкина. Он уже разложил закусь по котелкам, разлил водку по кружкам. Снял пробу с картошки. Поморщился для приличия. Как и положено солидному, всякое повидавшему и всегда всем недовольному “старику”. Малыш и был всегда всем недовольным. Сейчас он был недоволен тем, что водки, по его разумению, было “маловато че-то”. Впрочем, на самом деле Малыш был недоволен другим. Тем, что денег на грандиозные, задуманные им “дембельские” покупки недоставало. Уволившись и вернувшись домой, Малыш должен был произвести настоящий фурор. Так он уже давно решил про себя. Едва ли не с начала своей армейской службы. Малыш видел себя в расшитом золотыми нитями и аксельбантами чудо-мундире. В коротких шнурованных ( “десантный вариант”) полусапожках. Грудь– увешана всеми существующими значками, и, может быть, орденами.

А короткие и мускулистые, специально подкачанные перед “дембелем” руки Малыша должны быть заняты аккуратненьким чемоданчиком и массой пестрых, набитых самыми модными “гражданскими” шмотками пакетов. В этих шмотках Малышу предстояло щеголять длинными, угарными, бесшабашными ‘гражданскими” вечерами, в предвкушении чего у Малыша томительно замирало сердце. Девчонки должны будут сразу понять: из армии вернулся самый бравый, самый завидный и самый желанный жених. Несчастным девчонкам предстояло сходить с ума по уверенному в себе, невозмутимому и снисходительно– равнодушному ко всему Малышу. Такими мыслями, мечтами и бредил почти всю свою армейскую службу Малыш. А в последнее время– особенно сильно. Он словно помешался на этом. Но всему этому блистательному возвращению из армии Малыша препятствовало одно: отсутствие денег. То есть кое-какие, тщательно сохраняемые из отобранных у “молодых” и полученных “законных” своих солдатских денег сбережения у Малыша были. Но их было мало. Слишком мало для того, чтобы осуществить мечту в полном блеске. “Где взять денег”– этот вопрос мучил Малыша постоянно. Эта мысль мучила его и сейчас.

– Нучто, помянем “зему”?.. – поднял алюминиевую кружку Андрюха Кистень по кличке Большой. Большим его прозвали не только за внушительный рост. У него все было большое– тело, повадки, привычки. Все он делал неторопливо, основательно и– долго. Так долго, что нередко бесил этим Малыша, привыкшего делать все быстро. Единственное, что у Большого не соответствовало его исполинской внешности всем повадкам,– это его голос. Голос у Большого был тонкий и шепелявый.

– Хороший пацан был, – поднял свою кружку Жорка, телом– вертлявый, но головой на удивление рассудительный ротный каптерщик.

– Не верю, чтобы он сам мог повеситься,– сказал Данко, вытирая рукавом губы после опрокинутой “стопки”.– все у него вроде было нормально в последнее время. Да и вообще– не таким он был, чтобы вот так, “петлей”, свои проблемы решать.

– Из-за баб это все, – уверенно заявил Жорка.

– Да каких там баб– его подруга дома ждала. Все нормально было, письма писала. Не то что какая-нибудь шалава… Если бы она его бросила, я бы узнал,– сказал Данко, стараясь прожевать недожаренный кусок мяса.– А этого проклятого Узбека я когда-нибудь точно хорошенько проучу. Он мне своим сырым мясом все зубы испортил…

– Может быть, Салахова дома подруга и ждала, но здесь у него телка тоже была,– твердо стоял на своем каптерщик.– во всяком случае, он к какой-то ходил. Вернее, он не один ходил, а с Платоновым– помните того “молодого”, что сбежал с неделю назад?

– Да-а, разбегались, сволочи, совсем от рук отбились, расслабились, – угрюмо протянул преданный всем “дедовским”законам и традициям Малыш.– вот мы в свое время терпели…

– Да с чего ты взял, что Салахов с Платоновым к телкам ходили?– перебил малыша Данко. – Мало ли куда могут ходить “салаги”…

– Ну, во-первых, они у меня гражданскую одежду просили. Я их, конечно, послал, да еще хотел по морде нахлопать за такую наглость. Но они давай канючить, что вот, к Платонову подруга приехала. Издалека. В общем, пообещали мне бабки, если я дам им “гражданку”…

– Вот уроды, а все ноют: денег нет.– подскочил со своего места Малыш.

Каптерщик на него даже не посмотрел:

– В общем, “гражданку”– то я им все-таки дал, но больше ее так и не видел. И обещанных денег– тоже. Этот скотина Платонов больше в часть так и не вернулся. Дернул тогда в “соч”, и точка. Я пробовал тогда же “нагрузить” Салахова за такое кидалово, но он был весь какой-то не в себе, весь какой-то потерянный, что ли. Как будто червяка проглотил. Или каблук от сапога потерял, честное слово. Ну, думаю, еще этот сдуру сбежит или чего-нибудь с собой сделает. А мне потом отвечай. Ну их к черту, подумал, этих “салаг” с этими старыми гражданскими тряпками, пропади они пропадом– лучше спокойно сидеть и ждать “дембеля”. А потом, как узнал, что Салахов повесился, ну, думаю, хорошо, что не стал трогать парня. К тому же ведь он тоже мой “зема”…

–Странно… – почесал затылок Данко Шагаев.– Мне он ничего такого не говорил… Да и сам я ничего особенного не заметил…

– А у них теперь, у этих “салаг”, ничего не заметишь,– снова подскочил со своего места уже слегка захмелевший после третьей стопки Малыш. – я вот недавно, как только зарплату выдали, подхожу к Никитину, говорю: “Давай денег”. А он: “Нету, другие “деды” забрали”. Я говорю: “Кто?” А он: “С другой роты, чужие”. Я не выдержал, как дал ему промеж глаз, он свалился, смотрю: из-под кителя “червонцы” посыпались. Ну, думаю…

– Да подожди ты! – поморщившись, оборвал его Данко и обернулся к Жорке:– Так ты говоришь, что случилось перед тем, как сбежал Платонов? Да, припоминаю, они с Салаховым вроде бы кентовались. Кстати, Платонов тоже не показался мне похожим на черта. На того, кто может сбежать…

– Да кто их всех знает… – медленно и глубокомысленно протянул нисколько не захмелевший Большой. – Разве по одному внешнему виду о человеке узнаешь, что у негог на уме?

– Да все это ерунда! – сливая остатки водки из фляжки, снова встрял в разговор Малыш.– Бить их почаще надо, тогда дурные, тоскливые мысли повылезут…

– Из тебя, видно, вылезли,– раздраженно бросил Малышу Данко,– одна херня на уме…

– А че? Скажи, не прав? Забыл, как мы в свое время…

– Помню. Но сейчас уже время другое…

– С хрена оно другое? На “гражданке” может быть, и другое, а здесь, в армии, время всегда одно…

– Черт с ним, со временем, надоел ты мне со своей “дембельской” тягомотиной. Тоже мне умник выискался. – Данко повернулся от Малыша к каптерщику: – Скажи, форма и личные вещи Салахова здесь, в каптерке?

– Личные вещи, сам знаешь, в сейфе старшины, а форма– вон она, на верхней полке…

– Дай– ка ее сюда. Может, в карманах остались какие письма… Все же не верю, чтобы Мишка мог сам это сделать. Хотел бы узнать, хотя бы из-за чего?

– Ну давай, узнавай. – Жорка сбросил с верхней полки на колени Данко форму Салахова: камуфлированный армейский китель– “афганку”– и такого же цвета штаны.

Данко стал тщательно выворачивать многочисленные карманы и ощупывать швы. В карманах брюк и нагрудных карманах “афганки” ничего не было. Даже крошек табака от сигарет и постоянно попадающего в карманы неведомым путем мусора. В правом нарукавном кармане тоже ничего не оказалось– понятно, что вещи рядового Салахова тщательно ошманали еще тогда, когда только сняли с него. Данко сунул руку в левый нарукавный карман: там тоже пусто… Но когда Данко уже хотел вытащить руку, его средний палец зацепил в углу кармана какой-то маленький бумажный клочок. Данко пришлось хорошенько поковырять пальцем, прежде чем в его ладони оказался тщательно скомканный, крохотный бумажный листок. Осторожно развернув его, Данко с трудом разобрал три написанных на листке слова: