Полина Голицына - Жена алхимика. Тайна русского Нострадамуса Страница 3

«Почему они живут, а она нет? Почему они видят эти деревья, эти облака, а она – нет?» Рациональные доводы лишь ненадолго заглушали эти вопросы, в итоге он помучился пару недель на работе, почитал, как автомат, лекции и попросился в отпуск, надеясь, что в одиночестве сможет успокоиться и решить, как жить дальше. Он попросил его не тревожить, предупредил охрану на въезде в поселок под Москвой, где стоял его дом, чтобы те под благовидным предлогом выпроваживали неожиданных визитеров и пропускали тех, кто привозил ему продукты. Еду и другие мелочи он заказывал через Интернет, платил карточкой, просил, чтобы оставляли пакеты у порога. Сейчас же кто-то очень сильно хотел его увидеть, если до сих пор настойчиво звонит в дверь.

Василий поднялся с постели, накинул халат, спустился вниз, к домофону, включил экран. Камера, расположенная выше входной двери, показала девушку в легком красном плаще, с сумкой, которую та перекинула через плечо. Лицо скрыто большими темными очками, на голове повязана косынка. Василий вглядывался в этот искаженный широкоугольной оптикой образ, пытался понять, кто это у его двери.

В итоге он решил, что это одна из его студенток-дипломниц, которой вдруг срочно понадобилось что-то обсудить и которая, очевидно, не знает, что он не хочет никого видеть. «Судя по всему, настроена она была решительно, если прорвалась через пост охраны, а такое понятие, как такт, ей незнакомо, если она вот уже минут десять упорно жмет на кнопку звонка», – подумал Василий.

Он решил, что стоит объяснить ей: если не открыли после пары звонков, значит, лучше развернуться и уйти. Мысль о том, что назойливую посетительницу стоит поучить хорошим манерам, ненадолго вытеснила из его сознания мучительные воспоминания, и он, затянув пояс на халате, пошел открывать, мысленно уже отчитывая девушку в косынке.

Василий отпер замок и открыл дверь.

– Слушаю вас, – сказал он, готовый обрушить на посетительницу все свое недовольство.

Девушка отступила на шаг, сняла очки. Василий понял, что видит это лицо впервые. На студентку она была не похожа. Ей было на вид лет двадцать пять. Невысокая, ладная. Плащ не мог скрыть точеной фигуры. Ее зеленые глаза хитро поблескивали. Если она и пользовалась косметикой, то лишь для того, чтобы подчеркнуть природную красоту длинных ресниц, идеальной кожи и губ правильной формы. Единственное лишнее, что Василий видел сейчас на этом лице, был легкий след от дужки очков на переносице гостьи. «Она похожа на француженку. По крайней мере выглядит такой, какими я их себе представляю», – подумал Василий.

– Василий Поклонский?

– Да, я. Чем обязан?

– Меня зовут София Канселье, меня прислали из агентства, вам ведь нужен секретарь?

Василий вспомнил, что незадолго до того, как взял отпуск, он обратился в агентство по поиску персонала. Ему нужен был новый ассистент. В агентстве сначала удивились требованиям, которые он предъявлял к обычному помощнику, однако обещали помочь. Одно из требований, впрочем, никого не удивившее, заключалось в том, чтобы они подобрали ассистента-мужчину.

Прежнюю его помощницу убили вместе с женой. Он с тех пор не мог спокойно видеть женщин, а уж брать одну из них в секретари тогда казалось ему чем-то совершенно невозможным. Образы трагедии снова нахлынули на него, желание отчитывать гостью совершенно пропало.

– Да, нужен, но я просил, чтобы они нашли мужчину. Извините, но вам лучше уйти. До свидания.

Он уже закрывал дверь, когда она, не желая уходить, остановила его.

– Постойте, они что-то говорили, но дело в том, что я идеально подхожу… Вот мое резюме…

Девушка, не с первого раза справившись с молнией, открыла сумочку и вытащила оттуда тонкую черную пластиковую папку.

Он еще раз взглянул на нее. Ему показалось, что он чувствует, как в нем что-то сдвинулось, изменилось. Так бывает, когда пытаешься сдвинуть с места древний шкаф, полный тяжелых воспоминаний. Он простоял здесь уже десятки лет и, кажется, сросся с полом. Он не поддается, но, когда тебе приходят на помощь, громадина уступает. Сначала – почти незаметно, но это – только сначала.

Василий все эти пятнадцать дней пытался сдвинуться с мертвой точки, пытался найти повод для того, чтобы жить дальше. Каждый из этих дней тянулся, как вечность, и лишь теперь он почувствовал: что-то изменилось. Но это смутное чувство еще не давало ему сил широко распахнуть дверь и принять у себя нежданную гостью.

– Ладно, давайте ваши бумаги, я сообщу. До свидания.

Он взял папку и еще раз взглянул на девушку. Она улыбалась, как будто он не попрощался с ней, причем не самым вежливым образом, а предложил ей лучшую работу в мире. Неожиданно для себя он улыбнулся ей в ответ. Впервые за бесконечные месяцы.

– До свидания, Василий. Буду ждать!

Он кивнул ей на прощание, запер дверь и, выключая домофон, еще раз взглянул на нее.

Глава 3. Одиннадцать несчастных случаев

ПРИВИДЕНИЕ

Внешнее и видимое воплощение внутреннего страха.

– Так, уже стреляют, ничего хорошего, – сказал Дмитрий Михайлович и, несмотря на протесты Вениамина Петровича, который считал, что из дома никому из них сейчас лучше не выходить, пошел узнать, в чем дело.

– Семен, раз уж мы здесь, все равно вынуждены ждать, я продолжу вводить тебя в курс дела. Ты как? – Председатель решил не терять времени даром, все же такие встречи, как эта, когда можно было говорить не таясь, случались нечасто.

– Я нормально, продолжайте.

– Скажи, у отца в кабинете ты должен был найти один документ, краткое жизнеописание некоего графа. Ты его читал? – сказал Вениамин Петрович.

– Не то чтобы читал, так, полистал.

– Ну, и то хорошо, значит, уже кое-что знаешь, – сказал старик и через мгновение продолжил: – Итак, орден Красного Льва, к коему ты имеешь счастье принадлежать, называется так не случайно. Красный Лев, да будет тебе известно, это одно из названий философского камня. На самом деле, как ты уже, наверное, понял, у него много названий, но суть одна и та же…

– Подождите, вы еще говорили о Сухаревой башне, об этом доме, я так понимаю, начало всему положил тот, кто с этими строениями связан?

– Да, так и есть. Больше Его имени произносить не стоит. Сначала Он пытался найти философский камень самостоятельно, но ничего не выходило. Тогда он, благо положение позволяло, да и в высших кругах были люди, верившие в это, решил, что, наблюдая за алхимиками, он сможет понять, когда кому-либо из них это удастся, и камень заполучить. В итоге же случилось так, что был основан этот орден. Для отвода глаз пустили слух, что это некое Нептуново общество, а на самом же деле – орден Красного Льва. Кстати, ты теперь один из очень немногих, кому известно это название.

– И что, до сих пор ничего? Ведь если они, если я правильно понимаю, начали где-то в тысяча семьсот тридцатом году, когда Он умер. Уже около трехсот лет прошло?

– Если бы был результат, мы бы с тобой здесь не разговаривали. Тогда орден достиг бы своей цели, и ты бы, как один из родственников людей, которые из поколения в поколение верили и искали, сам того не зная, пользовался бы всеми благами, которые даст нам философский камень.

– Я все равно не вполне понимаю. С его помощью можно получать золото из других металлов и продлевать жизнь?

– Да, по крайней мере об этом написаны горы литературы, некоторые даже заявляли, что присутствовали при преобразовании, например, свинца в серебро и золото. Ходят слухи, что некоторые алхимики, да хотя бы Николя Фламель из Франции, сделались с помощью этой субстанции бессмертными.

– Вениамин Петрович, при всем уважении, я все равно не могу до конца в это поверить. Вижу, как вы к этому относитесь, помню, как отец относился, но вот не могу поверить. Скажите, а может быть, стоит просто бросить это все?

На улице раздалось несколько выстрелов, Семен испуганно посмотрел на Вениамина Петровича, тот отмахнулся, как от мухи, и продолжил:

– Понимаешь, Семен, в чем дело. Есть неопровержимые факты существования философского камня, я много всего перечитал на эту тему, бывал в архивах по всему миру. Я ведь, кроме прочего, еще и главный искусствовед Москвы. Мне это, так сказать, и по должности положено. Так вот, можешь поверить мне на слово, он существует.

– Нет, ну понятно, написать можно все, что угодно…

– Да, отдельно взятый человек, да вот хоть я, например, может, под прикрытием «научности», написать какую угодно бессмыслицу. Может опубликовать, и если положение этого человека достаточно высоко, если у него есть имя, очень немногие современники решатся его критиковать. А через сто лет его работа, если не исчезнет совсем, имеет шанс стать классическим сочинением, о нем, даже если автор писал ерунду, будут говорить: «Это не ошибки, это его видение».

– Сами же говорите… Так чему тогда верить?

– А верить надо фактам из разных источников, которые друг друга подкрепляют. Предположим, некий алхимик, весьма скромно до этого живший, вдруг сказочно разбогател, приобрел несколько десятков домов, более чем щедро жертвовал церквям и больницам. Причем все это отражено в городских архивах. Как тебе такое доказательство?