Андреас Винкельман - Слепой инстинкт Страница 3

Можно было лечь в кровать!

Просто лечь и уснуть.

Она ведь устала, день выдался нелегкий. Сегодня можно не беспокоиться о том, что она давно откладывала на потом… Ей так хотелось отступить, одна или две недели ничего не решат.

Но Франциска понимала, что как раз пара недель может все решить. Времени больше не оставалось. Совсем недавно она еще не знала, что это значит на самом деле: нет времени. А ведь она чуть ли не ежедневно использовала это выражение. Франциска любила узнавать что-то новое, но от таких знаний предпочла бы отказаться.

Нет! Откладывать дальше было нельзя, да и вряд ли ей представится более удобная возможность, чем сегодня вечером. Час назад Франциска отправилась в свою комнату, сказавшись уставшей, но это был лишь предлог для того, чтобы заманить спать маму. Ее план сработал, мама уже давно спала, и Франциска слышала ее похрапывание в соседней комнате. Это хорошо. Для такого серьезного разговора они с отцом должны остаться наедине. Папа говорил, что посидит в гостиной подольше, он хотел посмотреть бокс.

Франциска вышла в коридор, словно сама собиралась сейчас ступить на ринг. Проклятье, ну почему ей так тяжело? Подобные разговоры совершенно нормальны, любой отец поговорит о таком со своей дочерью.

С каждой пройденной ступенькой гул телевизора становился громче. Краткий путь от подножья лестницы до двери гостиной стал для Франциски чем-то вроде временного шлюза: каждый шаг уводил ее в прошлое. Она словно превратилась в малышку Франци десяти лет от роду, босую девчушку, крадущуюся на цыпочках по длиннющему коридору. Тогда она прижимала кулачки к щекам, изо всех сил стараясь не издавать ни звука. В такое время она уже должна была спать, но что-то тревожило ее, пугало, и тогда девочка вставала и кралась по лестнице, надеясь застать папу у телевизора или за письменным столом.

Остановившись в дверном проеме, Франциска посмотрела на отца. Он сразу же заметил ее, наверное, услышал шуршание на лестнице и повернулся к дочери. Его лицо в обрамлении жидких седых волос было покрыто морщинками, под глазами виднелись мешки, кожу усеивали старческие пятна. Он по-прежнему оставался ее папочкой, на его губах играла все та же искренняя улыбка, но вот ни силы, ни уверенности в нем больше не было. Часть он потерял, когда кончилось детство его дочери, остальное забрала болезнь.

— Эй, Франци, — хрипло проговорил он. — Что случилось? Не спится?

Кивнув, девушка подошла к нему и опустилась рядом на диван.

— На самом деле я очень устала, но не могу уснуть.

— Да, это мне знакомо. Мы с тобой выпили слишком много кофе за ужином.

Вот он, ее отец. Всегда готовый все объяснить, да так, чтобы это звучало убедительно и устраняло любые поводы для беспокойства.

— Посиди со мной немного. Можем вместе посмотреть бой. Раньше ты любила бокс.

Последнее предложение отец проговорил немного смущенно, но это было вполне понятно. Когда Франциске исполнилось двадцать, она начала встречаться с Борисом, боксером-любителем, упустившим возможность войти в профессиональную лигу и утешавшимся наркотиками и мелкими интрижками с другими женщинами. Его отношения с Франциской продлились семь лет. Отец не доверял ему с самого начала, но кто же будет слушать советы родителей, впервые влюбившись!

— Я тогда ослепла от любви! — Франциска закатила глаза. — Принести пива? — она сменила тему.

Отец немного подумал, взвешивая все за и против.

— Давай, — наконец решился он. — Сам я не стал бы пить, но с тобой… почему бы и нет.

— Хорошо.

Выйдя на кухню, Франциска взяла из холодильника две бутылки и поспешно вернулась в комнату. Забравшись с ногами на диван, она устроилась поудобнее. Они с отцом открыли пиво, чокнулись и выпили. Франциска уже давно так не наслаждалась алкоголем.

— Опаздывают, как всегда, — отец махнул бутылкой в сторону телевизора. — Пока идет предварительный бой. Ничего интересного, но тут уж ничего не поделаешь. Мама спит?

— Да, уснула уже. Храпит вовсю.

Отец улыбнулся.

— Да уж, когда женщины стареют, они храпят еще похлеще мужчин.

— Самозащита, — ухмыльнулась Франциска.

— Думаешь?

Она кивнула. Они с отцом сидели молча, попивая пиво и наблюдая за скучной предварительной игрой. Франциска наслаждалась возможностью немного побыть ребенком. Ей всегда нравилось сидеть молча рядом с отцом, но в этот раз все было не так.

Она приехала в дом родителей перед обедом, и весь вечер они болтали о том о сем, так что все, в общем-то, было уже сказано. Но в том-то и дело, что «в общем-то», и потому их молчание с каждым мгновением становилось все более гнетущим, оно требовало от Франциски действий.

— Ну говори уже, — вдруг сказал папа.

— Что? — опешила девушка.

Он не сводил глаз с экрана.

— Тебе есть что сказать мне, и я слышу, как эти непроизнесенные слова вопят в твоей душе. И нужно быть дураком, чтобы не понять, почему так происходит. Так что давай поговорим, прежде чем начнется игра… — Отец все-таки повернул голову, глаза у него слезились, хотя в последнее время это происходило постоянно.

Франциска открыла рот, но слова застревали в горле, зато по щекам потекли непрошеные слезы.

Взяв дочь за руку, он осторожно сжал ее пальцы.

— Послушай, малышка. Я сейчас тебе кое-что скажу. Имей в виду, что все обстоит именно так, как я говорю, а если что-то изменится, то ты будешь первой, кто об этом узнает, договорились?

Франциска кивнула.

— Сейчас я только начал лечение, и никто, ни один врач в мире не сможет сказать, будет оно успешным или нет. И до того момента, как это определится, пройдет не меньше месяца. Но я чувствую себя хорошо. И в глубине души уверен в том, что у меня достаточно сил для того, чтобы справиться с этой дрянью. Я верю в успех лечения, и ты должна верить. Понимаешь? — Он тыльной стороной ладони отер слезы с ее щек. — Понимаешь, малышка?

Франциска опять кивнула. Сейчас она словно и вправду превратилась в ребенка, пройдя сквозь шлюз времени до конца, и вопросы, которые она хотела задать отцу, никак не могли прозвучать этим вечером, ведь ей вновь было всего десять лет.

— Ох, черт, начинается! — вдруг воскликнул отец, поворачиваясь к телевизору.

Вытерев слезы, Франциска шмыгнула носом и, отхлебнув пива, попробовала сосредоточиться на боксе. «Все в порядке, — уговаривала она себя. — А если что-то пойдет не так, то я узнаю об этом первой».

Глава 4

— Спокойной ночи, Сара! — Остановившись у двери, госпожа Ланге оглянулась напоследок. — А если тебе нужно будет что-нибудь еще, просто позвони, хорошо?

— Хорошо, — прошептала Сара. — Спокойной ночи.

Дверь закрылась, и это странное ощущение тут же вернулось.

Кто-то наблюдал за ней!

В темноте проступили глаза, и эти глаза смотрели на нее.

Сара позвонила, вызвав госпожу Ланге. Она солгала воспитательнице, сказав, что у нее болит голова. На самом деле через десять минут после того, как она улеглась в кровать, ей вдруг стало трудно дышать, в груди заныло, и девочка почувствовала этот взгляд, взгляд, устремленный к ней и идущий словно отовсюду. Конечно, все это глупости, просто ребячество какое-то, детские страхи, но никакие уговоры не помогали. Сара уже четыре ночи спала в комнате одна, потому что Юдит, ее подружка, с которой она так легко находила общий язык, уехала к родителям. Сара не останется одна надолго, госпожа Ланге уже сказала ей, что какая-то девочка приедет в интернат на место Юдит. Но сейчас Сара была в полном одиночестве, именно сейчас! В прошлые ночи все было в порядке. Конечно, девочке не хватало разговоров с Юдит перед сном и тихого посапывания соседки, но раньше Сара не боялась. А сегодня она была в ужасе!

Сегодня все было иначе, и девочка сама не понимала почему.

Она легла на спину, натянув мягкое одеяло до самого подбородка, вытянула руки и ноги и постаралась не шевелиться. Сара затаила дыхание, изо всех сил зажмурившись, и полностью обратилась в слух. В коридоре было тихо, а значит, сейчас она сможет услышать даже самые слабые звуки. Но вокруг царила полная тишина. Оставалось только ощущение того, что за ней наблюдают. Сара потянулась к звонку, свисавшему на шнурке с потолка над кроватью. Девочка провела по звонку кончиками пальцев, но так и не позвонила. Ее успокаивала мысль о том, что звонок здесь. Но опять вызывать госпожу Ланге ей было стыдно. Наверное, ее любимая воспитательница уже догадалась, что у Сары вовсе не болит голова. Девочка закрыла глаза, сложила руки под одеялом и уже во второй раз за этот вечер попыталась помолиться. Она знала слова молитвы наизусть, но бормотала их без всякого чувства, без необходимой веры, словно очередную считалочку. Сара не могла сосредоточиться, сейчас она думала только о темноте вокруг. И о звуках, которые могла услышать.