Мартин Смит - Красная площадь Страница 3

— Стекло, как видите, разбросано равномерно, — сказал Аркадий. Судмедэксперт Полина, молоденькая миловидная женщина в неизменном плаще на все сезоны и с неизменной иронической улыбкой на лице, следовала за ним с довоенной «Лейкой» и почти на каждом шагу делала снимок. — Ближе к машине стекло оплавилось. Марка машины — четырехдверная «Ауди-1200». Левые дверцы закрыты. Капот закрыт, фары выгорели. Правые дверцы закрыты. Багажник закрыт, задние огни выгорели, — Аркадию пришлось опуститься на четвереньки. — Топливный бак взорвался. Глушитель отделился от выхлопной трубы, — он поднялся на ноги. — Номерной знак почернел, но московский номер различим. Установлено, что он принадлежит Руди Розену. Судя по широкому разбросу стекла, огонь возник внутри салона, а не вне его.

— Разумеется, будет еще заключение экспертов, — заметила Полина, лишний раз демонстрируя свое неуважение к мнению начальства. Она решительно вонзила шпильки в свои непокорные волосы. — Эту штуку надо поднять.

Комментарии Аркадия записывал Минин, сыщик с глубоко посаженными глазами маньяка. Позади Минина по площадке расхаживал наряд милиции. Служебные собаки таскали своих проводников вокруг башен, перебегая от столба к столбу и то и дело задирая заднюю ногу.

— Наружная краска облупилась, — продолжал Аркадий. — Хром на дверной ручке сошел. «А с ним и отпечатки», — подумал он. Однако обернул руку платком, прежде чем открыть правую переднюю дверцу.

— Спасибо, — сказала Полина.

От прикосновения Аркадия дверца распахнулась, осыпав пеплом его ботинки.

— Внутренняя часть выгорела полностью, — продолжал Аркадий. — Сиденья выгорели до каркаса и пружин. Рулевое колесо, вероятно, расплавилось.

— Человеческие ткани прочнее пластика, — отметила Полина.

— Задние резиновые коврики оплавились вокруг спекшегося стекла. Заднее сиденье выгорело до пружин. Питание компьютера полностью сгорело, видны остатки цветного металла. Вкрапления золота, возможно, от проводников — все, что осталось от компьютера, которым так гордился Руди. Металлические ящички из-под дискет памяти засыпаны пеплом. Ящики с картотекой уничтожены.

Аркадий повернулся к переднему сиденью:

— Следы вспышки у сцепления. Обрывки горелой кожи. В приборном отделении — остатки пластика, аккумуляторы.

— Еще бы! Такая температура, — Полина наклонилась и щелкнула «Лейкой». — Не менее двух тысяч градусов.

— На переднем сиденье, — продолжал Аркадий, — кассовый ящик. Пустой и обугленный. В поддоне — мелкие металлические контакты, четыре батарейки: наверное, остатки передатчика и магнитофона. Пока хватит. Ах да! На сиденье — металлический прямоугольник, похоже, задняя крышка калькулятора. Ключ зажигания в положении «выключено». На кольце еще два ключа.

Надо было переходить к водителю. Здесь Аркадий не блистал. Теперь даже он был бы не прочь прогуляться и выкурить сигарету.

— Когда снимаешь обгоревших, надо полностью открывать диафрагму, чтобы проработались детали, — сказала Полина.

— Какие еще детали? Тело деформировалось, — заметил Аркадий, — сильно обуглилось, так что сразу и не распознаешь, мужчина это или женщина, взрослый или ребенок. Голова склонена к левому плечу. Одежда и волосы полностью сгорели, череп местами оголен. Зубы, судя по всему, для слепков не годятся. Ботинки и носки отсутствуют.

Эти слова не давали ни малейшего представления о нынешнем, уменьшившемся в размерах, почерневшем Руди Розене, восседающем на голых пружинах своей колесницы и превратившемся в темную вязкую массу и кости. Они не давали никакого представления об одиноко лежащей в углублении живота пряжке от ремня, об удивленно раскрытых глазницах и расплавленном золоте зубов, о его руке, охватившей руль и будто бы направляющей машину сквозь ад, и о том, как расплавившееся рулевое колесо розовыми леденцами свисало с пальцев. Эти слова не передавали того, каким непостижимым образом бутылки со «Старкой» и «Кубанской» сами превратились в жидкость и растеклись лужей, а твердая валюта и сигареты в одно мгновение испарились. «Я всем нужен». Теперь — никому.

Аркадий с отвращением отвернулся и увидел, что на черном, как у Руди Розена, лице Минина не было написано ничего, кроме удовлетворения: преступник получил по заслугам. Аркадий отвел его в сторону и указал на милиционеров, набивавших себе карманы, — земля была усеяна брошенными в панике товарами.

— Я приказал им составить список найденных вещей.

— Вы, конечно, не имели в виду, что они могут распоряжаться ими как вздумается?

Аркадий вздохнул:

— Конечно, нет.

— Взгляните-ка сюда, — Полина ковырнула шпилькой в углу заднего сиденья. — Засохшая кровь.

Аркадий подошел к «Жигулям». Яак на заднем сиденье опрашивал единственного свидетеля, того самого неудачника, с которым Аркадий стоял в очереди к Руди. Парня со злотыми. Яак уже взял его в оборот.

Если верить паспорту и пропуску на работу, Гарри Орбелян проживал в Москве и работал санитаром в больнице. Судя по бумагам, он чист, как стеклышко.

— Хочешь посмотреть его удостоверение личности? — спросил Яак. Он закатал рукава рубашки Гарри. На тыльной стороне левой руки красовалось изображение голой девицы, сидящей в бокале с тузом червей в руках. — Это означает, что он любит вино, женщин и карты, — пояснил Яак. — На правой руке выколот браслет из пик, червей, бубен и треф: он любит карты. На левом мизинце кольцо из перевернутых пик. Это означает судимость за хулиганство. На правом безымянном пальце — сердце, пронзенное ножом. Это значит, что он готов пойти на мокрое дело. Так что Гарри не такой уж и чистенький. Судя по всему, Гарри рецидивист, которого застукали на сборище спекулянтов; думаю, ему нелишне помочь нам.

— Пошли вы на… — буркнул Гарри. При дневном свете его перебитый нос казался приваренным к лицу.

— Форинты и злотые еще остались? — спросил Аркадий.

— Пошли на хрен!

Яак прочел из своих заметок:

— Свидетель утверждает, что имел разговор с этим долбаным Руди лишь потому, что считал его своим должником. Потом он вышел из машины погибшего и уже через пять минут стоял примерно в десяти метрах от «Ауди», когда она взорвалась. Человек, которого свидетель знает под именем Ким, бросил в машину бомбу и побежал прочь.

— Ким? — переспросил Аркадий.

— Так он говорит. Он говорит также, что обжег себе руки, пытаясь спасти покойного.

Яак вытащил из карманов Гарри полуобгоревшие доллары и немецкие марки.

День обещал быть жарким. Предрассветная роса уже превращалась в капли пота. Аркадий мельком взглянул на освещенное солнцем полотнище, которое, обвиснув, протянулось по верху западной башни: «Гостиница „Новый мир“. Ему представилось, как полотнище наполняется свежим ветром и башня, подобно бригантине, уплывает вдаль. Хотелось спать. Но нужно было искать Кима.

Полина опустилась на колени с правой стороны «Ауди».

— Опять кровь! — воскликнула она.

Аркадий отпер дверь, и в квартиру Руди Розена ворвался Минин с огромным пистолетом Стечкина явно не стандартного образца.

Аркадий восхитился оружием, но обеспокоился относительно действий Минина:

— Из этой штуки ты просто прошьешь комнату насквозь, — сказал он. — Любой на твоем месте вышиб бы дверь или разнес ее из пулемета. Твоя пушка здесь не поможет. Только женщин напугаешь.

Он одобряюще кивнул двум дворничихам, которых пригласил в качестве понятых. Те в ответ застенчиво улыбнулись, сверкнув стальными коронками. Стоявшие позади них эксперты натягивали на руки резиновые перчатки.

«Обыскивать дом человека, которого не знаешь, можно: ты следователь, — подумал Аркадий. — Делать обыск в доме человека, которого знаешь, — значит проявлять нездоровое любопытство». Странно. Он месяц следил за Руди Розеном, но ни разу не был в его квартире.

Обитая дерматином входная дверь с глазком. Жилая комната (одновременно столовая), кухня, спальня с телевизором и видеомагнитофоном, еще одна спальня, превращенная в кабинет, ванная. Книжные шкафы с собраниями классиков (Гоголь, Достоевский), с биографиями Брежнева и Моше Даяна, альбомами марок, старыми номерами журналов «Израэль трейд», «Советская торговля», «Бизнес уик», «Плейбой». Эксперты сразу принялись за осмотр. Минин стоял при этом за их спиной: дабы ничего не пропало.

— Пожалуйста, ничего не трогать, — предупредил Аркадий дворничих, топтавшихся в благоговейном страхе посреди комнаты, будто они пришли в Зимний дворец.

В кухонном шкафу — американское виски и японский коньяк, датский кофе в пакетиках из фольги. Водки не было. В холодильнике — копченая рыба, ветчина, паштет и масло в финской упаковке, банка сметаны; в морозильнике — торт из мороженого с розовыми и зелеными узорами в виде цветов и листьев. Такие торты раньше продавались в обычных молочных магазинах, а теперь эту диковинку можно было найти лишь в самых что ни на есть закрытых буфетах — они стали большей редкостью, чем, скажем, яйцо от Фаберже.