Анна Фрост - Маниакальная депрессия Страница 3

За то время, что мы были вместе, ни она, ни я почти не спрашивали друг друга о наших странностях. Не потому что нам это было неинтересно. Иногда казалось, что мы буквально видим мысли друг друга… Мы словно были связаны невидимой нитью, как родные… Наши чувства были очень сильными. Казалось, они были совершенными…

Шли дни, за ними – недели… Я и Мэри вели себя среди других людей всё так же и иначе вдвоём. Я обожал, когда она говорила… У неё был тихий и, как её волосы, мягкий голос, в который невозможно было не вслушиваться… Он успокаивал и будто несколько усыплял… Слушая его, я терял ход времени… В её речи особенно грело слух моё имя – Джеймс. Исходившее, казалось, из её сердца, оно становилось благозвучным и словно сладким…

Я слишком идеализировал её…

Существует мысль, что любовь часто обращается болезнью. Далее следует ревность, порой медленно растущая и перерастающая в дикую ревность, и, наконец, если болезнь оказывается неизлечимой, всё заканчивается болью… Какой болью – зависит от любви, чем кончается боль – от человека и его воли…

Щенок Мэри подрос и стал небольшим, но красивым псом, более нуждающимся во внимании. Мэри очень любила его, часто играла с ним и выводила его гулять, встречаясь со мной и одна. Казалось бы в этом не было ничего противоестественного, но, потихонечку, это начало меня обжигать… Мне стало казаться, что Мэри больше времени уделяет этому псу, чем мне. Я, как ребёнок, ревновал её к тому, что было совершенно нормальным, с точки зрения нормального человека. Моя ревность, казалось, росла вместе с псом Мэри, и вскоре я не находил себе места от этого… Не знаю, что творилось со мной, с моей головой… Эгоизм?.. Не настолько же… Я подозревал, что всё это идёт изнутри меня… и явно от моих чувств… Но к чему – мне пока не было ясно…

Я ревновал всё больше и больше, раздражался, когда видел Мэри с псом… Просто возненавидел последнего, существо, которое сам подарил ей…

Это было похоже на одержимость… Я пытался справиться с этим наваждением… Часто думал, что я, должно быть, несколько слабовольный… Ругал себя за это… Но мне так и не удалось…

Мои старания окончательно сошли на нет, когда я, зайдя как-то к Мэри на чашечку чая, застал её за купанием пса. Увидев её любовь к этому животному опять, я начал закипать, но скрыл это. Она проводила меня на кухню и, заварив чай, убежала в ванную. Уходя от очень плохих мыслей, я с таким же успехом возвращался к ним, но всё же сдерживался, хотя и с большим трудом.

Вдруг, как будто так было уготовано судьбой, Мэри крикнула мне из ванной, что забыла шампунь, и попросила подержать наполовину мокрого вырывающегося пса, пока она не вернётся. Я молча встал и пошёл «помогать»…

Оставив меня с псом наедине, Мэри побежала в свою комнату. Постояв с минуту возле ванны, крепко держа отчаянно пытающегося выбраться оттуда пса за загривок, я словно забылся… Всё, что я делал, мне почти не запомнилось… только какие-то обрывки… Кажется, я вдруг с силой прижал пса к стенке ванны, и когда тот меня укусил, резко швырнул его вправо, к другой стенке. Правда, пёс бросил попытки сопротивления только после за раз оглушившего его удара по голове. Схватив первое, что бросилось в глаза, – какую-то, лежавшую на стиральной машинке, тяжёлую металлическую вещь, оказавшуюся новым феном Мэри, я, даже не успев ничего сообразить, как-то включил его и запустил в воду… Всё случилось в одну секунду. От достаточно сильного напряжения пса какие-то секунды неестественно трясло и переворачивало… Дикий крик мучительно умирающего животного, срываясь, то усиливался, то ослабевал… По воде вспышками бегала наэлектризованная рябь… Я смотрел на всё это как на фантастическую картину, которую нарисовал сам… Вдохнув запах гари, горелого мяса, я улыбнулся и закрыл ванну шторками.

Повернувшись к зеркалу, я взглянул в свои глаза, и всё словно растворилось и улетучилось…

В ванную вошла Мэри. Вошла и остановилась… Шампунь выпал из её обмякших рук, на лице застыла улыбка, глаза наполнились ужасом и остекленели… Стало страшно… страшно тихо… Только капли воды из крана нарушали тишину.

Я двинулся было к Мэри, на ходу пытаясь объяснить ей всё. «Эта штука случайно упала… случайно включилась… сама… я не хотел…» Эти оправдания были невнятны, а также глупы… Мэри не стала меня слушать. Сжав кулачки и рыдая, она била меня, слабо, но безжалостно… От неё исходил жар… Мне казалось, что я видел его… Я пытался остановить её… обнять… но она не успокаивалась и вырывалась… «Зверь! Ты не человек! Не хочу тебя видеть! Не хочу тебя знать! Уходи! Уходи от меня! НАВСЕГДА!..» – с этими словами она с силой оттолкнула меня от себя ударив ногой в живот… Я замолчал и закрыл глаза… Внутри всё горело… То последнее, что она сказала мне, оборвало нить жизни нашей взаимной любви… «Я ненавижу тебя…» – после чего, спотыкаясь и падая, Мэри в слезах убежала… наверх… к себе.

Меня охватил страх. Моя душа как будто застыла. Моё тело ослабло, и я упал. По щеке пробежала слеза. Горячая и колючая. И сорвалась. Опустив голову, я увидел эту слезу… Она показалась мне осколком стекла. Я не плакал очень давно…

В те минуты мне казалось, что я умираю. Боль будто разъедала сердце и растекалась по венам. Я тяжело задышал. «Ты… моя… Ты всегда будешь моей, Мэри…» – крутилось в голове. Выпучив глаза, я бешено бегал глазами из стороны в сторону. Собрав остатки сил, поднявшись, опёршись о стену, я крикнул: «МЫ ВСЁ РАВНО БУДЕМ ВМЕСТЕ… ВЕЧНО!..» – и медленно вышел на улицу.

«Хлоп»

Под окном Мэри лежал её разбитый телефон.

Вернувшись к себе домой и зайдя в свою комнату, я упал на пол и, замерзая, так и остался лежать не вставая. То состояние, в котором я находился, невозможно объяснить. Могу сказать только, что было очень больно… Я рыдал и рвал рубашку на груди. Отрывки воспоминаний сменяли друг друга, смешиваясь с её образом… любовью… и ненавистью…

Я подполз к столу, достал из ящика все наши фотографии, посмотрел на них… Словно всё это было вчера…

Почему-то особенно привлекла моё внимание одна, самая свежая фотография… Белый цветок в руках Мэри… Ромашка… Я где-то сорвал её на одном из наших свиданий, подарил ей и сделал памятную фотографию. Вышло очень красиво.

Этот цветок застрял в моих мыслях… Правда, я рассматривал его как будто не своими глазами… К тому же на меня нашло какое-то странное вдохновение…

В ту же секунду я отбросил фотографии, которые разлетелись по всей комнате, и нырнув в ящик снова, достал оттуда свой старый ножик, которым вырезал на одном дереве сердце с нашими именами. В памяти скользнуло то место… и я подумал о том, как хорошо и одновременно плохо иметь подобное воспоминание в подобном случае. Внутри меня заиграло странное чувство…

Касаясь пальцами лезвия, я сжал руку в кулак и порезал ладонь. Кровь ручьём заструилась по грязным джинсам, поблёскивая в полутьме… Такая горячая, медленно остывающая… Засмотревшись на неё, я расслабился и ненадолго успокоился… Стало легче. На какое-то время.

Вытерев слёзы окровавленной рукой я испачкал лицо. От запаха крови закружилась голова… Мне понравилось это. Я подобрал с пола фотографию с цветком, встал и сунул её в рамку с другой фотографией Мэри на стене над своим столом. Задержав взгляд на последней и почувствовав уже знакомую горечь, я вышел из себя и, глухо дыша, изо всей силы воткнул ножик в фотографию, в самое сердце Мэри, расколов стекло… Дёрнув рукоятку, я остановился и всмотрелся в трещину от удара… «Так и будет, если она найдёт другую любовь… Этого невозможно будет допустить». С этими мыслями я дотронулся до стены окровавленной ладонью и, оставив на ней длинную ярко-красную полосу, опустился на колени, повторив шёпотом: «Так и будет…»

Ночь дарила мне обрывочные сны, мои повреждённые чувства то обострялись, то испарялись талой водой. Покой покинул меня… Мне оставалось только тихо ждать чего-то…

Несколько дней я не появлялся на учёбе. Рвя на части постельное бельё, сорванные шторы, исписанные тетради, сдирая обои и то включая, то выключая музыку, я пытался хотя бы немного отойти от смеси первоначального чувства, переросшего во что-то непонятное, в какую-то жажду… Я затуманивал мысли табаком, делал надрезы на коже и царапал стены ножом… Я не мог разобраться в себе, не мог выяснить… Не мог, даже боялся, осознать, что любовь, неся ревность и иногда оборачиваясь ей, может быть такой чёрной и нести столько зла… «Что делает меня таким?.. Она?..» – «Она…»

Ко мне никто не заходил, мне никто не звонил… Мне нужна была только она… Думая об одном, я одновременно думал о другом… Когда сходишь с ума, открывается некая суть того, что больше всего беспокоит душу, цвета меняются, и начинаешь видеть всё иначе, чаще – как есть, потому что взгляд более открыт… а потом – искра, и, не в силах всё исправить, понимая или не понимая, отступаешь и идёшь уже другой дорогой, с которой уже не свернуть окончательно… Мы чаще всего одиночки, хотя нас много… Что движет нами?.. Как это открыть и понять?.. Видно, в этих вопросах и заключается интерес… И он есть, пока нет ответов…