Ольга Гуцева - На костях младенца Страница 3

– Можете определить его возраст?

– Пока сложно сказать, но думаю, пара месяцев отроду.

– А… – Катя кашлянула, прочищая пересохшее горло. – Скажите, запах тела… ощутимый?

Эксперт задумчиво посмотрел на труп:

– Нерезкий. Похож на запах прогорклого сала.

Следователь почувствовала, как тошнота подступает к горлу, хотя, благодаря разделявшему их расстоянию, никаких запахов она не ощущала. Женщина задала следующий вопрос:

– Для мумификации нужны какие-то определенные условия?

– Желательна высокая температура.

– Могло это произойти прямо здесь?

– Не могу сказать. – пожал плечами мужчина. – Но вот в этот пакет тело переложили позже, уже после завершения процесса.

– Да? – заинтересовалась следователь. – Почему?

– На нем крупицы песка. Думаю, раньше тело было закопано в песке. Это хорошие условия для мумификации.

– А могло оно быть закопано в земле? – уточила Катя.

– Это возможно. Но песчаная почва подходит куда лучше.

Он снова занялся телом. Следователь отвела взгляд.

Возле окна, выходящего на балкон, стояли понятые – две соседки из соседних квартир. Они переговаривались шепотом, бросая на полицейских испуганные взгляды:

– Слышу, крики доносятся! И грохот какой-то, словно вещами швыряются. А потом, вопль. И на тебе…

– Ой, не говори! Даже не верится…

«Значит, соседи слышали крики и грохот». – отметила про себя следователь.

Она вернулась в комнату, где ее ждали хозяева квартиры. Мужчина – Вячеслав Сташевский, тридцать три года. Стоит, засунув руки в карманы джинсов, и нервно кусает губу. Судя по всему, ошарашен и пытается сообразить, чем ему все это грозит. Супруга – Татьяна Сташевская, двадцать семь лет. Сидит, глядя в одну точку. Лицо белое, синяки под глазами. Иногда чуть хмурит брови, словно пытается что-то вспомнить. Похожа на человека с нервным истощением.

Екатерина обратилась к хозяину квартиры:

– Вы давно здесь живете?

– А… Восемь лет. – с готовностью ответил мужчина.

Катя сделала пометку в блокноте:

– Прежних хозяев знаете?

– Так это… Бабушка моя. Это наследство…

– Ясно. Бабушка жила здесь одна?

– Ага…Нет, мы ее навещали! – спохватился он.

Женщину это не интересовало, она задала новый вопрос:

– Давно вы живете вместе?

– Ээээ… – протянул мужчина и посмотрел на жену.

– Семь лет. – тихо ответила та, хотя ее взгляд по-прежнему был обращен внутрь себя.

– У вас есть дети?

– Да, две девочки. – ответил господин Сташевский.

– Сколько им?

Хозяин открыл было рот, потом запнулся на первом же слоге и вновь бросил на жену беспомощный взгляд.

– Старшей – пять, младшей – два и три месяца. – ответила она.

– Вы живете вчетвером? – уточнила следователь.

– Да. К нам еще мама приходит. Мамы. Наши. – сказал мужчина.

Екатерина воспользовалась случайно услышанной информацией:

– Соседи говорят, что слышали крики и шум. Вы ссорились?

Хозяин смешался:

– Нет… Мы… Нет. Мы просто решали, кому оставаться с детьми дома. Завтра.

– А что с ними? – быстро спросила Катя.

– Эээ… – и снова она вогнала Сташевского в состояние крайнего замешательства.

– Ротавирус. – ответила его супруга.

– Ясно. Расскажите, пожалуйста, как вы обнаружили тело?

Супруги явно занервничали, заговорила Татьяна:

– Я стала… разбирать вещи. И нашла пакет. Оттуда вывалилась… я подумала, что это кость. Кость кролика.

– Кролика? – переспросила следователь.

Хозяин торопливо пояснил:

– У нас кролик раньше жил. А когда жены дома не было, он… умер. Я сразу не заметил, а потом Таня его нашла. И убрала на балкон, чтобы девочки не видели. Я выбросил, только не сразу… У нас мусоропровод не работал… Его закопать надо было…

«Оригинальная семейка», – отметила про себя Екатерина: «Держит трупы кроликов на балконе. С виду они, конечно, на убийц не похожи, но это не значит решительно ничего».

Вслух она сказала:

– Мы забираем тело на экспертизу. Вас попрошу не покидать пределы города, пока идет расследование. Я с вами еще свяжусь.

Глава 2

«Говорят, что первый взгляд, обращенный на новорожденного младенца, меняет все. Что именно в этот момент матери понимают, что безумно любят свое чадо и любили его всегда. Но со мной этого не случилось. Первое, что я почувствовала, едва разрешившись от бремени – тошнота. Она накатывала на меня волнами, а я судорожно глотала воздух. Во рту был противный горький привкус, ну да, я давно уже ничего не ела, значит, рвать будет желчью… И именно в этот момент акушерка решила показать мне ребенка. Нет, не показать. Пихнуть мне его чуть ли не в лицо со словами: «Мамаша! Смотрите на свою девочку». Содрогаясь от приступов тошноты, я послушно бросила взгляд на ребенка. Успела заметить только, что она в каком-то странном белом налете. А потом началось это… БОЛЬ. «А!» – вскрикнула я, подпрыгивая на кресле. Врач, которая начала зашивать меня (почему-то без наркоза) засмеялась: «Это разве больно? Ты же двенадцать часов схваток выдержала и ни звука не издала! Разве тебе теперь может быть больно? Да потерпи, тут же всего два стежка». И снова кольнула меня иголкой по живому. Я вцепилась в поручни кресла. «За что?! Я же все делала правильно. Я не кричала, слушалась врачей, не жаловалась. За что вы меня так мучаете? У меня больше нет сил это терпеть». А недовольная моей реакцией акушерка снова пихнула мне ребенка в лицо: «Мамаша, смотрите на ребенка! И сразу про свою боль забудете». Это ложь. Я послушно смотрела на младенца, но боль никуда не исчезла».

Конец ознакомительного фрагмента.