Алексей Смирнов - Церковь Крота и Павлина. Трилогия о сектантах Страница 3

Краснорожая обезьяна в гимнастёрке взяла у Беллогорского пригласительный билет.

– Вот же написано – вам к господину Ферту, – медленно, словно дебилу, объяснил часовой.

– Неужели к самому Ферту? – издевательски поразился Антон, обнаружив, что верно! мелкими буквами внизу было приписано – «инструктор Ферт».

– Вы с ним знакомы? – краснорожий благожелательно осклабился.

– Шапочно, – ответил Беллогорский и отобрал билет.– Куда мне пройти?

– В конференц-зал, на втором этаже.

Антон вошёл в здание, спившийся сокол крикнул ему вдогонку:

– Гардероб – сразу направо, за углом! У нас принято снимать верхнюю одежду!

«Обойдёшься», – пробормотал Беллогорский себе под нос и начал подниматься по лестнице как был – в грязно-коричневой, будто заплеванной, куртке и вязаной шапочке «Seiko». Поднимаясь, он намеренно разжигал в себе негодование: «Что творится! Явные фашисты – и пожалуйста! помещение в центре города, милиции нет… Рано или поздно доиграемся!» На втором этаже его встретила очередная гимнастёрка. В руках у воина был изящный серебряный поднос с канапе и фужерами, полными белого вина.

– Только куртку придётся оставить внизу, – молвил угощатель с вежливым сожалением, но непреклонно.

Антон сбился с шага. Вином его пока еще нигде не встречали. После двухсекундного раздумья гонор слетел с него, и Беллогорский, голый и беззащитный без гонора, покорно отправился в гардероб. Оставшись в нестиранном свитере, он вновь поднялся по ступеням, где строгий встречающий с лёгким поклоном пригласил его выпить и закусить. Антон взял увесистый фужер, неловко подцепил канапе и оглянулся, не зная, куда со всем этим податься. Бесстрастная гимнастёрка терпеливо ждала. «Он ждёт фужер», – догадался Беллогорский, быстро и некрасиво выпил, поставил пустую посуду на поднос и с канапе в руке проследовал в конференц-зал. Там к тому времени собралось уже много народу – в основном, типичные неудачники, исправные читатели «Из рук в руки» – газеты бесплатных объявлений. Затрапезный вид этих людей возбуждал почему-то желание немножко изменить заголовок и зарегистрировать газету под более справедливым названием – «Из брюк в руки». Динамик величиной с добрый комод гремел незнакомым маршем. Ликующие литавры, барабаны и победоносные трубы наводили на мысли о седобородых вояках со шрамами, затупившихся мечах и ратной доблести как форме осмысленного бытия. Мелодию Антон слышал впервые, зато слова на музыку ложились какие-то знакомые. Что-то из школы… Чёрт побери, да это же Блок! «О, весна без конца и без края! Без конца и без края мечта! Узнаю тебя, жизнь, принимаю! И приветствую звоном щита!»

«Однако! – покачал головой Беллогорский. – Вот так гимн!» Он уже хорошо знал, что все без исключения проходимцы, создавая компанию, выбирали в качестве гимна какое-нибудь популярное, заводное произведение. Главное, чтобы клиент очутился на территории мошенников, а там уж ему будет трудно отбиться. Тот же «Гербалайф» весьма, помнится, удачно использовал вокально-инструментальные достижения Тины Тернер, которую любили, разумеется, не все, но которая заводила многих. Но «УЖАС» рискнул придумать нечто оригинальное, своё, и марш – надо отдать ему должное – не подкачал в смысле музыки. Стихи, конечно, пребывая вне времени, критическим нападкам не подлежали.

Антон поискал себе свободное место – чтоб было не слишком далеко и не слишком близко. На заднем ряду ничего не услышишь, а с первого могут запросто дёрнуть на сцену для какой-нибудь идиотской демонстрации. Он был сыт по горло подобными трюками – ему неоднократно мазали рожу лечебными кремами, опрыскивали сексуальными духами и вовлекали в показательные, оскорбительные для человека дискуссии. Место ему нашлось – в восьмом от сцены ряду, с краю. Устроившись поудобнее, голодный Беллогорский проглотил, не жуя, канапе и начал глазеть по сторонам.

Всё вокруг наводило на мысль об очередном жульническом шабаше. Всё, кроме нескольких мелочей – пресловутого бесплатного подноса, военной формы хозяев и… да, конечно! Сцена была абсолютно пуста, если не считать обязательного для всех таких собраний микрофона, вещи понятной и уместной. До сих пор первым, что бросалось в глаза Антону на презентациях, было изобилие образцов продукции. После всегда предлагался один и тот же сценарий – сперва немного рассказывали об исключительных достоинствах этой продукции, потом – о фантастической прибыли с её оборота: только и знай, что впаривать ее лохам с утра до вечера. Здесь же не было ничего. «Неужели раздавать газеты?» – подумал Антон в недоумении. Дальше этого предположения его неразвитая фантазия не шла. Он внезапно почувствовал себя не в своей тарелке при виде задника, изображавшего знакомые сердце и череп. Всмотрелся в лица сотрудников «УЖАСа» – ни одного образчика классической красоты – либо воплощённая серость, либо очевидное безобразие. Тоже странно. Обычно устроители мероприятия старались преподнести себя повыгоднее и выставляли на всеобщее обозрение наиболее привлекательных негодяев. В этот момент музыка неожиданно смолкла, и воцарилась напряжённая тишина. Приглашённые тупо смотрели перед собой, некоторые осторожно обменивались бессмысленными замечаниями. Ожидание длилось недолго: динамик вдруг рявкнул, и хозяева массовки, до того момента сидевшие, развалясь, и якобы болтавшие о пустяках, вскочили на ноги, вытянулись по струнке и испустили короткий, нечленораздельный и воинственный вопль. Их целеустремленный вид впечатлял, поэтому гости тоже зачем-то поднялись со своих мест и замерли в нерешительности, хотя никто не призывал их вставать. Только стойка «вольно» в какой-то степени извиняла их единодушный порыв. Антон Беллогорский ощутил, что ноги его самостоятельно, помимо воли, выпрямились, и он тоже стоит. Рёв из динамика нарастал, потом резко оборвался, и послышалась барабанная дробь. Сзади затопали; зрители начали оборачиваться – по проходу к сцене шли шестеро знаменосцев с седьмым – барабанщиком – во главе. В складках обвисших бархатных знамён угадывалась уже знакомая анатомическая композиция. Грозно печатая шаг, знаменосцы поднялись по ступенькам, выстроились в шеренгу и дружно стукнули древками о деревянный пол. Тут же вернулся недавний жизнерадостный марш – слова Блока, музыка народной революции. На сцену вышел упакованный в форму жердяй и отрывисто махнул рукой невидимому дирижёру. Звук приглушили, ведущий вытянул руки по швам и звонко объявил:

– Дорогие гости! Уважаемые дамы и господа! Наше общество горячо приветствует всех собравшихся! Имею честь предоставить слово теоретику нашего движения! Вы услышите уникального человека, незаурядного руководителя, не побоюсь сказать – выдающегося мыслителя наших дней! Приветствуйте – господин Ферт!!

Жердяй, произнося вступительное слово, забирал всё выше и последнюю фразу произнёс в диапазоне, близком к ультразвуковому. Оглушительная музыка хлынула в зал; под грохот аплодисментов по ступеням пошёл высокий полный субъект, который был одет в гражданское платье – строгую синюю двойку с еле заметной искрой и галстук. Человек, изображая лёгкое смущение от незаслуженных похвал, приблизился к микрофону, где ни с того, ни с сего похлопал багровому от счастья конферансье, тут же стал очень строгим и властным и отеческим жестом попросил публику прекратить огорчительный подхалимаж. Аплодисменты быстро стихли, Ферт удовлетворённо сверкнул круглыми очками.

– Как много вас, любезные сограждане! – сказал он громко. Голос у кандидата наук был сытый, задушевный. – Не знаю, как нам и быть! Мы не ожидали такого наплыва…

К Антону вернулась способность судить об окружающем здраво. Тем более, что он снова слышал нечто родное, давным-давно надоевшее. «Нашёл дураков! Не ожидали… Вам чем больше, тем лучше. Примитивный приемчик для домохозяек…» Ферт озабоченно потёр руки:

– Впрочем, дело не терпит, давайте начнём. Все вы пришли сюда потому, что каждого из вас не устраивают те или иные жизненные обстоятельства. Имея за плечами некоторый опыт, я скажу с уверенностью, что в подавляющем большинстве случаев во всем виновата тяжёлая финансовая ситуация. И потому, – Ферт слегка наклонился вперёд и значительно поднял холеный палец, – я сразу объявляю всем присутствующим, что наша организация в состоянии обеспечить вам прожиточный минимум. Причём не тот, который принято считать официальным… Кроме того, чтобы развеять неизбежные подозрения, отмечу особо, что никаких вступительных взносов у вас не попросят.

Антон Беллогорский сидел, навострив уши. Он ничего не понимал. Мошенничество было налицо, но прежде он ни разу не слышал, чтобы проходимцы столь прямо и откровенно отказывались от поборов. Где же зарыта собака? Без собаки не бывает, изъятие денег у безработных баранов является основой существования всякого общества, которое позволяет себе ежедневные «открытые двери». Неужели он ошибся? Неужели – не пирамида? Нет, невозможно. Антон огляделся по сторонам; на лицах соседей было написано такое же, как у него, недоверие. А также – помимо недоверия – другие чувства: раздражение из-за того, что в кои-то веки раз их вынуждают чуточку подумать, а не спать, полуживая надежда вытянуть счастливый билет, да тяжкая мука по причине самого мыслительного процесса – непривычного и нежелательного.