Владимир Гриньков - Таящийся ужас 3 Страница 30

— Пусти! — кричал парень. — Я вас всех здесь порешу!

— Замолчи! — рявкнул проводник, отнимая нож и поднимаясь с пола.

— Спасибо! — сказал Матвеев. Они пошли по коридору.

— Вы поосторожнее с ними, — посоветовал проводник. — Они как волчата молодые, пощады не знают.

Матвеев заперся в купе и не выходил в коридор до самого Демидовска. В Демидовск поезд пришел в три часа ночи. Матвеев пошел к дверям. Проводник спал в своем купе, прикрыв лицо рукой. В вагоне было тихо. Матвеев вышел из вагона, осмотрелся. Он был единственным пассажиром, вышедшим здесь. Ждать утра на вокзале не хотелось, лучше уж пройтись пешком. Здесь недалеко, минут сорок ходу. Матвеев завернул за угол и пошел по свежему скрипучему снегу.

— Эй, дядя! — услышал он за спиной.

Кто-то нагонял его. Матвеев обернулся. Это был тот самый, из вагона. Парень нагнал его и неожиданно ткнул в живот чем-то длинным и острым. Матвеев вскрикнул и упал. Парень вытер нож об его пальто и побежал назад, к вагону, боясь отстать от поезда.

Матвеев еще смог проползти метров пятнадцать, но силы оставили его, и он затих. Кровавый след припорошило снежком. Его нашел рано утром старик дворник.

УЖАСНАЯ КОЛЛЕКЦИЯ

рассказы американских и английских писателей

Энтони Веркоу

Тайна старого дома

Я расскажу вам историю, которую услышал от одного бродяги, в прошлом студента. В жизни ему пришлось пройти через серьезное испытание, в итоге бросившее его, умирающего, на больничную койку работного дома.

Погода стояла отвратительная — типичное английское лето. Весь день дождь барабанил по крышам и булькающими потоками стекал в сточные канавы Сити. Купол собора Святого Павла окутывала огромная черная туча, небо казалось сердитым и темным предвестником беды.

Ближе к вечеру дождь немного утих, и я вылез из своего примитивного убежища под аркой, чтобы найти более подходящее место для ночевки.

Нельзя сказать, чтобы было холодно, скорее наоборот. Воздух, как в тропиках, набух от влаги, долгожданный гром все никак не мог грянуть, а сам я готов был в любой момент упасть в обморок от голода и с лихорадочным вожделением мечтал о чистой мягкой постели и вкусной еде.

В изнеможении я тащился в направлении Хай-Холборна, — когда увидел этот дом. Уж лучше бы меня в тот момент милосердно раздавил какой-нибудь проезжавший грузовик, только бы не случилась со мной вся эта история!

Это было небольшое старомодное строение из числа тех, что в изобилии заполнили округу. Оно словно смеялось над моей нищетой, бросая мне вызов своими сверкающими, как бриллианты, мокрыми окнами. Над входом красовалась дощечка, на которой было написано: «Дом сдается». В этот поздний час улицы практически опустели, голова у меня кружилась под гнетом неразразившейся грозы. Словно вынуждая принять наконец решение, снова начался дождь, крупные капли которого мягко шлепались мне на лоб. Я решил больше не колебаться. Внутри этого ухмыляющегося, самодовольного старого дома меня ждало пристанище.

Я осторожно подошел к двери. Естественно, она была заперта. Я проверил запоры на окнах нижнего этажа и в очередной раз проклял свое невезение. Внезапно что-то привлекло мое внимание в одном из окон. Я быстро огляделся. Полицейский на углу стоял спиной ко мне, куда-то спешила парочка. Еще один быстрый взгляд — за мной никто не следил, звон разбиваемого стекла, просунутая рука и окно открыто!

Я подтянулся на руках, влез на подоконник и с трудом забросил на него уставшие ноги. Эти действия отняли у меня последние остатки сил, и я улегся на пол, вымотанный, но ликующий. Я внутри!

Не знаю, как долго я находился в таком положении, задыхаясь от перенесенного напряжения, ощущая, как сердце сотрясает грудь, колотится в висках. Может, прошли часы, а может, лишь какие-то мгновения. Возможно, я даже потерял сознание. Не забывайте, я ведь не ел три дня! Наконец я поднялся, во избежание подозрений снова закрыл окно и стал рыться по карманам в поисках случайно завалявшейся спички.

Спичка нашлась. При ее колеблющемся свете я увидел потрясающее зрелище. Это была великолепно меблированная в старинном стиле комната. На каминной полке поблескивала семирожковая жирандоль, и я поспешно зажег свечи, чтобы было лучше видно.

Я даже прикрыл пламя свечей рукой, чтобы проверить, не разыгрывает ли моя слабость со мной злую шутку, — но нет, все было именно так! Я, голодный бездомный бродяга, нашел пристанище в доме, представить который невозможно в самом невероятном сне. Это был какой-то антикварный рай!

Держа в руке жирандоль, я направился к двери, но у порога остановился. Внезапный страх парализовал меня. Когда я смотрел на этот дом снаружи, он показался мне заброшенным и пустым, что подтверждала и вывешенная на нем табличка: «Дом сдается». Теперь же я увидел, что он меблирован, причем не просто добротно, но даже роскошно, и в целом производил впечатление, вызывал чувство, что в нем действительно живут! А что, если я не ошибся?

Возможно, что, поддавшись на призывы моего уставшего, переутомленного организма, я прокрался не в тот дом. Пожалуй, на особо сердечную встречу со стороны его обитателей мне рассчитывать не приходилось. На углу улицы стоял полицейский, а я был ни дать ни взять самым обыкновенным взломщиком. Я представлял себе, насколько банально будут звучать мои объяснения, когда он поведет меня в участок.

Значит, тюрьма? Разумеется, там я всегда смогу найти убежище, но остатки былой гордости не позволяли мне даже думать об этом. Гордость? Я громко и весьма безрадостно рассмеялся, вспомнив про свое нынешнее состояние. И тогда я впервые услышал это.

Мне показалось, что оно исходит откуда-то из глубины моего мозга — низкое жужжание, и я решил, что мой обессилевший организм вытворяет со мной новую шутку. Гул продолжался, то усиливаясь, то ослабевая, но ни на секунду не прекращаясь полностью. Чем-то он напоминал звук двигателя самолета, кружащего над домом. Стоя в дверях, я глупо покрутил головой в надежде остановить этот звук, точно так же, как пытаются подчас прервать звон в одном ухе. Ничего не вышло. Шум продолжался, и мне показалось, что голова моя находится в улье с пчелами.

Додумавшись до этого сравнения, я обнаружил, что в комнате стало теплее. Слегка качнувшись, я протянул руку к двери. Та легко распахнулась, и в следующую секунду я уже стоял в холле. В то же мгновение до меня дошло, что жужжание прекратилось.

При свете свечей я заметил в коридоре маленькую дверь, которая, очевидно, вела в кухню, и я бросился к ней — там могла быть еда! Осторожно распахнув дверь, я вошел внутрь. Это была небольшая гостиная, а дальше я действительно увидел кухню.

Я приподнял жирандоль и огляделся. По расположенной справа второй двери я догадался, где спит экономка. Посмотрев налево, я едва не вскрикнул. На небольшом дубовом столе была расставлена такая изысканная снедь, о которой можно только мечтать. Проковыляв к столу, я поставил на него жирандоль и с жадностью набросился на еду. При виде этих яств все мои угрызения совести бесследно испарились — ведь я был человек, и к тому же очень голодный.

И тут оно возникло снова — низкое, протяжное жужжание. Но на сей раз отнюдь не у меня в голове — теперь моя голова была совершенно ясной. Я поставил стакан, который наполнил из графина каким-то сладким вином, и прислушался.

Казалось, что звук исходит откуда-то из комнаты экономки. Набив рот едой, я подошел к двери, после чего приложил ухо к зазору у панели.

— Бж-ж-ж-ж!

Да, совершенно ясно, оттуда. Я заглянул в замочную скважину, но в комнате было темно. Меня охватило странное желание разобраться в природе этих звуков, и с риском разбудить кого-то, кто спал внутри, я осторожно нажал на ручку двери.

И снова звук мгновенно прекратился. Медленно, очень медленно я открыл дверь и заглянул внутрь. В этот момент мне показалось, что сердце мое остановилось!

На двух стульях стоял длинный деревянный ящик, очертания которого наполнили меня непередаваемым ужасом. На полу я заметил канделябр с тремя выгоревшими до основания свечами. В углу комнаты располагалась широкая кровать с раскиданной на ней одеждой. Крышка гроба была снята.

Поначалу я подумал, что в гробу лежит негр. Когда, охваченный ужасом от неожиданного открытия, я стал всматриваться, отвратительное жужжание снова возобновилось.

Мне показалось, что с лица трупа сорвали какую-то вуаль, обнажив доселе скрытую гноящуюся, разлагающуюся плоть, неожиданно представшую перед моим изумленным взором. Я едва сдержал крик и задом попятился к двери, стараясь не смотреть на гниющую в гробу оголенную мертвечину и одновременно сдерживая дыхание, чтобы не ощущать ужасающей вони. Мне что-то попало под ноги, и я споткнулся. Ручка двери выскользнула из моих пальцев, за спиной щелкнул язычок замка, а уже в следующее мгновение я как безумный отчаянно сражался с монотонно гудящим облаком мясных мух, устроивших себе пиршество на мертвом теле!