Хеннинг Манкелль - Мозг Кеннеди Страница 30

13

Лусинда сняла фартук, обменялась несколькими фразами с человеком за стойкой, который, похоже, был здесь главным, и повела Луизу в другой, слабо освещенный, неприметный бар, где вдоль стен сидели девушки. Сев за столик, Лусинда, не спрашивая Луизу, заказала пиво. В помещении царила тишина. Ни радио, ни проигрывателя. Ярко накрашенные девицы не разговаривали друг с другом. Либо молча курили, разглядывая свои безжизненные лица в карманные зеркальца, либо нервно покачивали ногами. Все очень молодые, многим не больше 13-14 лет. Короткие юбки, почти ничего не скрывающие, высокие каблуки-шпильки, практически обнаженные груди. «Они похожи на загримированные трупы, — подумала Луиза. — Трупы, подготовленные к похоронам или мумификации. Но проституток не хранят для будущего. Они сгнивают под своими накрашенными лицами».

На столе появились две бутылки, стаканы и салфетки. Лусинда наклонилась к Луизе. Глаза ее покраснели.

— Скажи еще раз. Медленно. Расскажи, что случилось.

Луиза не заметила в Лусинде никакого притворства. Ее блестевшее от пота лицо было совершенно открыто. И ужас перед тем, что ей вот так неожиданно пришлось услышать, был неподдельный.

— Я нашла Хенрика мертвым в его стокгольмской квартире. Ты когда-нибудь бывала там?

— Я никогда не была в Стокгольме.

— Он лежал мертвый в своей постели. Напичканный снотворным. От этого и умер. Но почему он покончил с собой?

Одна из юных девиц подошла к их столу, попросила прикурить. Лусинда поднесла ей огонь. В свете зажигалки Луиза разглядела изможденное лицо девушки.

Черные пятна на щеках, кое-как замазанные, запудренные. Симптомы СПИДа, о которых я читала. Черные пятна смерти и с трудом излечимые язвы.

Лусинда сидела неподвижно.

— Я не понимаю.

— Никто не понимает. Но, вероятно, ты в состоянии мне помочь. Что могло случиться? Не связано ли это с Африкой? Он был здесь в начале лета. Что произошло тогда?

— Ничего, от чего он бы захотел умереть.

— Я должна узнать, что случилось. Какой он был, когда приехал, с кем встречался? Какой был, когда уехал отсюда?

— Хенрик был всегда одинаковый.

«Нужно дать ей время, — подумала Луиза. — Она потрясена моим рассказом. Теперь я, по крайней мере, знаю, что Хенрик кое-что для нее значил.

— Он был моим единственным ребенком. Больше у меня никого нет.

Луиза заметила быстрый блеск в глазах Лусинды — удивление, а возможно, беспокойство.

— У него не было братьев и сестер?

— Нет, он был единственный.

— Он говорил, у него есть сестра. Старшая.

— Это неправда. Я его мать, мне лучше знать.

— А почему я должна тебе верить?

Луиза пришла в ярость.

— Я его мать и совершенно раздавлена горем. Ты оскорбляешь меня своими сомнениями.

— Я не имела в виду ничего плохого. Но Хенрик часто говорил о своей сестре.

— У него не было сестры. Хотя, может быть, он хотел бы ее иметь.

Девушки у стены одна за другой исчезали из бара. Вскоре они остались вдвоем, в тишине и тусклом освещении, не считая бармена за стойкой, который старательно подпиливал ноготь на большом пальце.

— Они такие молоденькие. Девушки, сидевшие здесь.

— Самые юные пользуются наибольшим спросом. Приходящие сюда южноафриканцы обожают двенадцати- и тринадцатилетних.

— Они не заболевают?

— Ты хочешь сказать, СПИДом? Та девушка, которой я зажгла сигарету, больна. Но другие нет. В отличие от многих других в их возрасте, эти девушки знают, о чем идет речь. И соблюдают осторожность. Они вовсе не из тех, кто умирает в первую очередь или распространяет заразу.

Но ты это делаешь. Ты заразила его, открыла дверь, впустила смерть в его кровь.

— Девушки ненавидят то, чем занимаются. Но клиенты у них только белые. Поэтому они с чистой совестью уверяют своих приятелей, что не были им неверны. Они лишь отдавались белым мужчинам. Это не в счет.

— Неужели правда?

— Почему бы и нет?

Луиза горела желанием задать Лусинде прямой вопрос, бросить его ей в лицо. «Ты заразила Хенрика? Неужели ты не знала, что больна? Как ты могла так поступить?»

Но она промолчала. А немного погодя сказала:

— Я должна знать, что произошло.

— Когда он был здесь, ничего не произошло. Он умер в одиночестве?

— В одиночестве.

«Вообще-то я не знаю, — подумала Луиза. — Кто-то мог быть с ним рядом».

Внезапно ей показалось, что она нашла объяснение насчет пижамы. Хенрик умер не в постели. Только после того, как он потерял сознание или был уже не в силах сопротивляться, его раздели и обрядили в пижаму. Те, кто находился в квартире, не знали о его привычке спать голышом.

Лусинда вдруг заплакала. Ее тело буквально сотрясалось от рыданий. Бармен, изучавший ноготь своего большого пальца, вопросительно взглянул на Луизу. Та покачала головой, помощь им не требовалась.

Луиза взяла Лусинду за руку, горячую, потную, и крепко ее сжала. Лусинда успокоилась, вытерла салфеткой лицо.

— Как ты меня нашла?

— Хенрик оставил письмо в Барселоне. Рассказал о тебе.

— Что рассказал?

— Что ты должна знать, что случилось с ним.

— Знать что?

— Понятия не имею.

— Ты проделала такой долгий путь, чтобы поговорить со мной?

— Я не могла не попытаться узнать, что случилось. Он знал кого-нибудь еще, кроме тебя?

— У Хенрика было много знакомых.

— Это не то же самое, что иметь друзей.

— У него была я. И Эузебиу.

— Кто это?

— Он так его называл — Эузебиу. Служащий шведского посольства. По воскресеньям они обычно играли в футбол на пляже. Маленький неуклюжий человечек, уж никак не похожий на футболиста. Хенрик иногда у него жил.

— Я думала, он был с тобой.

— Я живу с родителями, братьями и сестрами. Он не мог там ночевать. Иногда снимал квартиру у кого-нибудь из посольских, которые в это время были в отъезде. Эузебиу помогал ему.

— Тебе известно его настоящее имя?

— Ларс Хоканссон. Не знаю, правильно ли я произношу его имя.

— Ты жила там вместе с Хенриком?

— Я любила его. Мечтала выйти за него замуж. Но никогда не жила с ним вместе в доме Эузебиу.

— Вы говорили с ним о том, чтобы пожениться?

— Никогда. Я просто мечтала об этом.

— Как вы познакомились?

— Как люди обычно знакомятся? Случайно. Идешь по улице и сворачиваешь за угол. Вся жизнь — неизвестное, поджидающее за углом.

— На каком же углу вы встретились?

Лусинда покачала головой. Луиза заметила, что она нервничает.

— Мне пора возвращаться в бар. Мы можем поговорить завтра. Где ты живешь?

— В гостинице «Полана».

Лусинда демонстративно поморщилась.

— Хенрик никогда бы там не остановился. У него не хватило бы денег.

«Очень даже хватило бы, — подумала Луиза. — Значит, Лусинде он тоже не все рассказывал».

— Она дорогая, — ответила Луиза. — Но моя поездка, как ты понимаешь, не была запланирована. Я поменяю гостиницу.

— Когда он умер?

— Несколько недель назад.

— Мне надо знать день.

— Семнадцатого сентября.

Лусинда встала из-за стола.

— Погоди, — сказала Луиза, удерживая ее. — Я тебе не сказала одну вещь.

Лусинда снова села. Подошел бармен, Лусинда оплатила заказ. Луиза вынула деньги из кармана куртки, но Лусинда чуть ли не враждебно покачала головой. Бармен вернулся к стойке и к своему ногтю. Луиза собралась с духом, чтобы произнести неизбежные слова:

— Хенрик был болен. ВИЧ-инфицирован.

Лусинда никак не отреагировала. Ждала от Луизы продолжения.

— Ты поняла, что я сказала?

— Я слышала твои слова.

— Это ты его заразила?

Лицо Лусинды потеряло всякое выражение. Она смотрела на Луизу как бы издалека.

— Прежде чем я смогу говорить о чем-нибудь еще, я должна получить ответ на этот вопрос.

Лицо Лусинды по-прежнему ничего не выражало. Глаза прятались в тени. Заговорила она спокойным, ровным голосом. Но Арон научил Луизу, что гнев может таиться под поверхностью, особенно у людей, от которых этого меньше всего ждешь.

— Я не хотела тебя обижать.

— У Хенрика я никогда не замечала того, что вижу в тебе. Ты презираешь черных людей. Может, неосознанно, но в тебе это есть. Ты считаешь, что в огромных бедах нашего континента виновата наша собственная слабость. Точно так же, как большинство других белых, ты полагаешь, что самое важное — знать, как мы умираем. Вас совершенно не интересует, как мы живем. Легкое изменение ветра — такова несчастная жизнь африканца. Я замечаю это презрение у тебя, но никогда не замечала его у Хенрика.

— Ты не вправе обвинять меня в расизме.

— Обоснованно это обвинение или нет, решать тебе. Если хочешь знать, то Хенрика заразила не я.