Карл Хайасен - Дрянь погода Страница 30

Здесь прошло детство Кита. В начале 40-х семья отца переехала в Майами из Северной Миннесоты, прихватив с собой любовь к длинноствольным ружьям и дикой природе. Впечатлительный мальчик Кит наслушался охотничьих баек о волках и черных медведях, добытых в северных лесах, о белохвостых оленях и диких индейках во флоридских кущах.

Над обеденным столом Хигстромов висела голова пятнистого оленя с мраморно-стоическими глазами, а на стене кабинета редкий трофей – коричневая шкура пантеры. В пять лет Кит начал собирать переплетенные в кожу подшивки журналов «Жизнь на природе», «Поля и ручьи» и «Полевой спорт». Самой большой драгоценностью была фотография с автографом Джо Фосса[36] – знаменитый летчик стоял над убитым гризли. В шесть лет юному Киту подарили пугач «Маргаритка», в девять – пневматический пистолет, в одиннадцать – мелкокалиберную винтовку, а в тринадцать он получил свое первое охотничье ружье.

Но… Уже пуляя в пивные банки в местном карьере, мальчик обнаружил полное отсутствие сноровки в обращении с огнестрельным оружием. Отец был более чем разочарован. С ружьем юный Кит становился по-настоящему опасен. Тренировки пользы не приносили – как и эксперименты с различными видами оружия. Оптический прицел не помог. Тренога тоже. И прокладки для смягчения отдачи. Не было толку даже от дыхательных упражнений, черт бы их побрал.

Часто совместные учения папы с сыном заканчивались руганью и слезами. Наконец старший Хигстром сдавался и позволял Киту расстрелять несколько обойм из «моссберга» двенадцатого калибра, чтобы сын ощутил, что он попал хоть куда-нибудь. Стало ясно, что династия метких охотников печально завершилась. После этих выходов в карьер отец Кита возвращался домой бледным и потрясенным, но жене ничего не рассказывал.

К счастью, Кит достиг охотничьего возраста, когда в Майами стрелять стало практически не в кого, кроме крыс и низколетящих чаек.

Каждую осень Кит упрашивал отца свозить его на болота Биг-Сайпрес или в частные охотничьи угодья в Эверглейдс, где в прилив оленей загоняли в воду на глиссерах и расстреливали в упор. Старшего Хигстрома такие экспедиции ужасали – он считал подобное убийством, а не охотой, но для сына не было большей радости, чем метать гранаты в оленят-подранков.

В одно злосчастное утро отец Кита поклялся навсегда завязать с охотой. Увлеченно преследуя отощавшую сенильную рысь, они с сыном неслись по болоту в багги размером с танк. Внезапно Кит начал бешено палить в небо – как позже выяснилось, в белоголового орлана, находящегося под защитой федерального закона. Возможное преступление не совершилось лишь потому, что у молодого человека тряслись руки, но в азарте сынок умудрился отстрелить отцу левое ухо.

Оглохший, истекающий кровью старший Хигстром корчился, упав ничком на мергель Эверглейдс, и тут испытал своеобразный катарсис, нежданное душевное умиротворение. Казалось, его медленно укутывали прохладным белым покрывалом. Да, рана была ужасна, и глухота – если он в ней признается – будет стоить ему работы авиадиспетчера. Но зато теперь ничто не могло заставить его отправиться на охоту с таким возбудимым сыном!

Киту не удалось снять с себя ответственность за случившееся и заглушить муки совести. Отец оправился от раны и был достаточно тактичен, чтобы не вспоминать о происшествии чаще двух раз на дню. Вскоре угрызения Кита уступили место невысказанной обиде: он понял, что отсутствием уха отец пользуется, чтобы уклониться от еженедельных охотничьих экспедиций. Пластический хирург надежно пришпандорил к голове старшего Хигстрома полиуретановую копию, а высокотехнологичный слуховой аппарат восстановил слух на восемьдесят один процент. Но старик упорно отказывался взяться за ружье.

– Врачи не велят! – орал отец.

К тому же Киту никак не удавалось найти компаньонов для выезда на природу. Когда бы он ни приглашал друзей поохотиться, те уже обещали быть где-то в других местах. Раздосадованный Кит маялся долгие тоскливые выходные, чистя ружья и просматривая на видео любимые серии «Американского охотника».[37] Когда же палец чесался по курку так, что становилось невмоготу, он садился в машину и уезжал на канал. С наступлением темноты Кит заряжал двуствольный дробовик, цеплял на голову фонарик и крался вдоль берега. Как правило, мишенью становились черепахи и опоссумы – живность смышленее и проворнее обычно удирала.

После урагана Кит Хигстром обнаружил четырех дойных коров и пегую кобылу, щипавших травку на соседской лужайке. На тротуаре собрался весь квартал – люди смеялись и фотографировали, радуясь возможности отвлечься от тягостных последствий шторма. Вечером Кит сидел с приятелями в ирландском баре на Кендалл-драйв.

– Сколько весит корова? – спросил он.

– Сдаюсь, Хигстром, – ответил один дружок. – Ну и сколько она весит?

– Это не анекдот. Тяжелее лося? По моей улице буренки разгуливают.

– Ураган натворил.

– Понятно, однако на сколько корова потянет? Мула перевесит? – Кит допил пиво и встал. – Пошли на охоту, парни.

– Сядь, Хигстром.

– Так вы идете или нет, ссыкуны?

– Давай лучше по пивку.

Кит рыгнул и устремился к выходу. Приехав домой, он проскользнул в кабинет и достал из кленового шкафа с оружием старинное дедушкино ружье. Никто не проснулся, когда он уронил коробку патронов и пьяно захихикал. Кит облачился в заказанный по почте камуфляж десантника, натянул сапоги, приладил на голову фонарик и отправился на добычу говядины.

Коров на соседской лужайке уже не было. Подчеркнуто скрытными перебежками Кит двинулся по улице. Его мотало из стороны в сторону, но он ощущал себя легким, как перышко, и опасным, как змея. Великолепное ружье в умелых руках! Он собирался привязать убитую корову к переднему бамперу своей «хонды-сивик» и вернуться к ирландскому бару, где напивались бздуны-дружки. Кит ухмыльнулся, представив, какое будет зрелище.

Прячась за курганами обломков, он с грохотом передвигался по развалинам. На пустынной темной улице ни огонька – дома в северной части все еще оставались без электричества. Пробираясь мимо дома Уллманов, Кит услыхал тяжелое хриплое сопенье с заднего двора. Наверное, беглая кобыла. Кит обогнул гараж, и в луче фонаря засверкала пара огромных, как пепельницы, синих глаз.

– Черт возьми! – вскрикнул Кейт.

Рядом с полупустым бассейном Уллманов стоял огромный зверь. Луч фонаря скользил по его иссиня-черным бокам. Это не простая корова. Начать с того, что она здоровая, как трактор. Острые рога причудливо изогнуты – совсем не так, как у обычной домашней скотины.

Кит Хигстром точно знал, кто перед ним. Он же видел в «Американском охотнике», как Джимми Дин и Курт Гауди[38] пристрелили точно такую грандиозную тварь. Но там дело происходило, черт возьми, в Африке, а не в Майами, Флорида.

Киту подумалось, что он, возможно, стал жертвой обильного возлияния и громадное копытное, обжигающее его овальными очами, – всего лишь пивное видение.

Зверюга опять всхрапнула, пустив две струйки соплей. Потом пригнула башку и копытами размером с утюг решительно взбороздила лужайку Уллманов, недавно покрытую бермудским дерном.

– Драть меня передрать! – пробормотал Кейт Хигстром, вскидывая дедушкино ружье. – Черный буйвол!

Он выстрелил и, естественно, промазал. Дважды.

Выстрелы разбудили мистера Уллмана, банкира по профессии и недавнего переселенца из Копенгагена. Он вовремя выглянул из окна спальни и увидел, как по его двору галопом несется громадный бык с дергающимся молодым американцем на роге. Мистер Уллман позвонил в полицию и срочно, насколько позволяло его владение английским, сообщил, что «невезучий ковбой серьезно перфорирован». В конце концов полицейские разобрались в том, что пытался сказать мистер Уллман.

Через два часа полицейский диспетчер оставил сообщение на автоответчике Августина: пропавший черный буйвол его покойного дядюшки идентифицирован по бирке на ухе – он объявился в овощном отделе разрушенного ураганом супермаркета. К сожалению, возникли неприятности. Диспетчер просил как можно скорее связаться с Агентством по контролю животных.

Но Августин не проверял автоответчик еще несколько часов: вместе с Бонни он находился в заливе Бискейн.

Катер позаимствовали у приятеля Августина, летчика гражданской авиации. Пилот задолжал услугу после давнего развода, когда Августин разрешил ему закопать за гаражом золотые крюгерранды[39] на 45 000 долларов, чтобы укрыть их от частного сыщика, нанятого будущей бывшей женой. После развода у летчика не осталось ничего, кроме тайника с монетами. Он немедленно потратил их на манекенщицу весом девяносто один фунт, которая потом бросила его в пятизвездочном отеле в Марокко. Прошли годы, но пилот не забыл дружеской поддержки Августина в период личного кризиса.