Джеймс Дики - Избавление Страница 31

А вот звучание реки постоянно менялось – оно становилось все глубже, все беспокойнее, все настойчивее. В нем все явственнее выделялся шум, прорывающийся сквозь раскаты эха, отражавшегося от берегов со всеми его обертонами и полутонами. Этот шум, как бассо остинато, казалось, вбирал в себя все звуки реки, которые мы слышали с момента нашего отплытия.

Боже, о Боже, я знаю, что это за шум! Если это водопад – нам конец!

Солнце завалилось за скалы правого берега, и от них по воде побежала тень – так быстро, будто прыгнула с одной стороны на другую. Надвигавшаяся тьма прикрыла нас как покрывалом, и в ней вода бежала все быстрее, вскипая и уже почти пенясь вокруг байдарки. У меня начали стучать зубы, да так сильно, что сотрясали весь череп – вроде я уже успел побывать в реке и теперь трясся от холода в тени скал, на камнях у берега. Мне казалось, что мы, влекомые горным потоком, прыгаем с одного уровня на другой, с одного на другой, скатываемся вниз по какому-то подземному тоннелю.

Я понял, что нам ни за что не добраться до Эйнтри до наступления темноты. Но и пережить эту ночь, оставаясь на воде, не видя ничего вокруг, мы тоже не сможем. Каково будет нестись в темноте по реке – в этом ущелье! Может быть, лучше было бы, если бы мы попытались пристать к берегу, пока еще хоть что-то видно, найти какой-нибудь плоский камень или даже песчаный участок берега, поставить там палатки. Или, в конце концов, провести ночь в байдарках, но привязанных к чему-нибудь у берега.

Мы прошли еще один поворот, и в конце его ложе реки стало понижаться. Я увидел целый ряд порогов, но не мог определить, как далеко вперед они уходят. Пожалуй, единственное, что я твердо выучил о проходах на байдарках через пороги – нужно править к той их части, где движение реки кажется самым быстрым. Дневного света оставалось совсем мало, и я решил для себя – пройдем этот отрезок реки и подгребем к берегу, независимо от того, что решат делать Льюис и Бобби.

Течение безжалостно швыряло нас в разные стороны. Мы проскочили первый участок порогов. Теперь мы двигались слишком быстро и не могли бы уйти с середины реки, чтобы обогнуть следующие пороги. Я побоялся попытки уйти к берегу – нас могло развернуть боком к течению и швырнуть прямо на камни. Это не только выбросило бы нас из лодки, но, вероятно, сама байдарка оказалась бы притиснутом напором воды к камням; давление воды удерживало бы ее заклиненной на камнях так прочно, что снять ее оттуда вряд ли бы удалось. А четверо в одной байдарке мы далеко бы не уплыли, особенно если учитывать, что она так перегружена – ею было бы практически невозможно управлять. Я пытался подправлять движение байдарки так, чтобы Дрю все время маячил передо мной посередине белой, вспенившейся полосы течения: его надо было вывести точно по центру между камнями и дать байдарке проскочить между ними. Если мне удастся правильно прицелить Дрю и он гладко войдет между камнями, мы проскочим, подумал я.

– Поддай скорости, золотце ты мое! – завопил я.

Дрю поднял весла на мгновение, а потом стал грести глубоко и сильно.

И тут с ним что-то произошло. В первый момент – и сейчас все это стоит перед моими глазами так, как будто происходит снова, будто Дрю снова сидит передо мной на носу байдарки, и все как при замедленной съемке, даже со стоп-кадром, предстает передо мной, – мне показалось, что резкий порыв ветра – но очень узко направленный и краткий – шевельнул волосы на затылке Дрю. Он как будто мотнул головой или дернулся так, словно лодку тряхнуло, хотя я никакого толчка не почувствовал. Так или иначе, но как только это произошло, управление байдаркой было потеряно. Вода вырвала весло из рук Дрю – оно исчезло, будто он никогда его и не держал. Его правая рука, будто сама по себе, резко выпрямилась и простерлась над водой, а в следующее мгновение Дрю ныряющим движением полетел в воду, перевернув при этом байдарку. Я не успел ничего предпринять, но в самый последний момент, перед тем, как плюхнуться лицом в пенящуюся воду, когда вся река вдруг вздыбилась, стала заваливаться на бок и переворачиваться, я совершенно инстинктивно отпустил весло и схватил лук, лежавший у моих ног – даже в панике я знал, что лучше в руках иметь оружие, чем весло, несмотря на то, что в бурлящей воде было опасно держать рядом с собой обнаженные наконечники с грел, прикрепленные к луку липкой лентой.

Река приняла меня, но лука я не отпустил. Спасательный жилет тут же вынес меня на поверхность, но на меня сразу навалилась байдарка, как кит или дельфин, выпрыгивающий из воды. Вздыбленная течением, байдарка ударила меня в плечо и отбросила к камням, вокруг которых вода неистовствовала особенно сильно. Потом что-то ударило меня по голове, скорее всего, весло. Льюис и Бобби были уже рядом и веслами пытались отталкиваться от торчащих из воды камней. Дрыгая ногами и отпихиваясь от камней, я поднялся немного над поверхностью воды. Увидел, как зеленая байдарка с Льюисом и Бобби ударилась о нашу лодку, которая, зажатая между камнями, стояла поперек течения. Льюис и Бобби вывалились в воду, один по одну сторону байдарки, другой – по другую. Я ударился о камень и почувствовал, как что-то важное – кость или мускул – нарушилось в одной ноге. Я дрыгнул обеими ногами и на мгновение уперся во что-то твердое. Наверное, я в тот момент перевернулся головой вниз, потому что воздуха глотнуть не мог. Открыл глаза, но ничего не увидел. Дернул головой, надеясь, что вздохну, но из этого ничего не получилось – голова оставалась под водой. Дышать я не мог, а со всех сторон меня избивали камни и еще что-то твердое – удары сыпались и сыпались отовсюду. Я получал их в самые неожиданные части тела: мимо меня что-то проносилось, я сам мчался вперед и получал все новые удары; река – и все, что было в реке, – швыряла меня, топтала, лягала.

Меня вертело, крутило, я попытался ползти по проносящемуся подо мной дну. Ничего не получалось. Я умирал, я чувствовал, как растворяюсь в невообразимом буйстве и жестокости реки, сливаюсь с ней. Не такой уж плохой способ уйти из жизни, подумал я; а может быть, я уже на том свете?..

Моя голова выскочила из воды, и от неожиданности я даже решил снова засунуть ее под воду. Но тут заметил обе байдарки, и это настолько заинтересовало меня, что удержало на поверхности. Байдарки, наталкиваясь друг на друга, перекатывались, как бревна; зеленая была уже повреждена... Странное ощущение: моя рука – левая – будто вся истыкана гвоздями... Зеленая байдарка, с размаху налетев на камень, развалилась и исчезла, а алюминиевая прыжком вырвалась на свободу и поплыла дальше.

Ноги выставь вперед, парень, сказал я себе, хотя рот у меня был полон воды – нижняя часть моей головы была под водой. Перевернись на спину.

Я попытался это сделать, но каждый раз, начиная подтягивать ноги, ударялся о камень либо голенью, либо бедром. Я снова ушел под воду и услышал какое-то тихое позвякивание – должно быть, алюминиевая байдарка ударялась о камни. Звук был звонкий, далекий, красивый.

Мне все-таки удалось перевернуться на спину, и я слился с течением, скользя по камням, словно какое-то существо, всегда жившее во мне, но которое я никогда не выпускал на волю. Благодаря спасательному жилету верхняя часть моего тела теперь почти полностью торчала из воды. Когда мне удавалось подбирать ноги – точнее, пятки, – я скользил над камнями, чувствуя, как водоросли и мох легко касаются шеи. Вместе с каскадом воды я прорывался к следующему рубежу порогов.

Меня, как доску для серфинга, продолжало нести вперед. Я понял, что этот участок реки нам бы ни за что не удалось пройти на байдарках. Здесь было слишком много камней; они располагались слишком непредсказуемо, и течение было слишком быстрым. И становилось все быстрее и быстрее. Не смогли бы мы и протянуть байдарки волоком – берега были очень крутыми; не было бы возможности даже вылезти из байдарок и провести их между камней. Так или иначе, нас бы вывернуло из них в воду, и как это ни странно, я почему-то обрадовался этой уверенности. Все мне подсказывало, что то, как я перемещаюсь, было единственным способом пройти пороги.

И это доставляло мне удовольствие, смешанное со страхом; оно было бы более полным, если бы у меня не так болело все тело. Река швыряла меня вперед; если я видел большой камень, встающий на моем пути, я поднимал ноги, и меня проносило над ним. Потом бросало на задницу в пенящийся водоворот, потом снова подхватывало и с еще большей скоростью опять мчало вперед. Я пару раз ударялся о камни затылком, но потом сообразил, что в тот момент, когда соскальзываю с очередного камня, мне нужно нагибаться вперед. И после этого головой я уже не ударялся.

Но я знал, что уже и так что-то повредил себе, хотя и не был уверен, что именно. Особенно сильно болела левая рука, и она беспокоила меня больше всего. Но никаких особенно сильных ударов, которые пришлись бы на эту руку, припомнить не мог. Я поднял ее над водой и увидел, что держу лук, ухватившись прямо за наконечник стрелы, и каждый раз, когда дергал руку, они врезались мне в ладонь. Сам лук был зажат под левой рукой, и прежде чем я перелетел через следующий большой камень, передвинул его так, чтобы наконечники торчали в сторону от меня. Слетая с камня вниз, я увидел, что за следующей линией порогов вода текла уже спокойно – мелькнуло довольно широкое, спокойное водное пространство, а еще дальше вода снова вспенивалась белым. Но это было совсем далеко, там, где уже полностью царил вечер. Я расслабился, и в этот раз пролетел сквозь пороги, не коснувшись ни одного камня – легко скатился из взбудораженной холодной воды в воду спокойную. Лук был при мне.