Юлий Дубов - Большая пайка (Часть первая) Страница 31

Наконец Мусе попался на глаза Петр.

– Где тебя носит?! – взревел разъяренный Муса. – Иди сюда! Вот объясни – где девочкам переодеваться. Только не мне объясняй, а Веронике Леонидовне. И еще, – он поманил Петра рукой и сказал ему тихо, так, что слышал только Терьян, – делай, что хочешь, но если хоть одна из них уедет, я тебе ноги повыдергиваю. Ты знаешь, сколько бабок за них уплачено?

Петр обаятельно заулыбался и, ухватив Веронику Леонидовну за локоть, потащил ее куда-то в сторону сцены. Сергею показалось, что они изображают какой-то сложный танец, потому что время от времени Петр хватал Веронику Леонидовну руками, после чего они начинали поворачиваться на месте, сходились, расходились, снова сходились, затем дама вырывалась, и все начиналось сначала. Потом Петр, приложив руки ко рту, что-то прокричал. Тут же со сцены побежали люди, таща в сторону директорской ложи ярко-синее полотнище. Через несколько минут ложа была полностью скрыта от посторонних глаз, и, по команде Вероники Леонидовны, к ней потянулись девицы. Сергей стал рассматривать зал.

Огромная сцена была полностью затянута чем-то синим, и на этом заднике вопияло уже знакомое Сергею слово "Гуманимал", написанное огромными буквами. Справа стояло что-то вроде трибуны, ослепительно белого цвета. На трибуне лежал большой деревянный молоток. Слева на треножнике возвышалась прямоугольная сине-белая доска с надписью "Инфокар" и непонятной эмблемой – двумя дугами, заключенными в квадрат. Издали эта эмблема напоминала широко открытый от удивления глаз. У задника копошилось около десятка человек, которые что-то подтягивали и прибивали. Из-за кулис доносились рычание и лай.

Через минуту на сцене возникли оживленно жестикулирующие Платон и Петр. Сергею не было слышно слов, но по косвенным признакам он понял, что Платон продолжает разбор полетов, а Петр пытается отбиваться. Рядом с Сергеем кто-то шумно упал в кресло. Сергей повернул голову и увидел Мусу.

– Что-то у вас здесь шумновато, – сказал Терьян.

– То ли еще будет, – загадочно ответил Муса. – Я Платону говорил, чтобы он с этим кретином не связывался. Пока он нам небо в алмазах разрисовывал – из конторы не вылезал. А как деньги дали, так его и не найдешь. Сегодня договорились, что в десять утра встречаемся здесь. Я, как дурак, приехал – все закрыто, ни одной живой души. Я к директору – он вообще не в курсе, что мы что-то устраиваем. Кто, говорит, разрешил, да где согласование с Моссоветом, все такое. Нас в зал только к часу пустили, и то потому, что Платон вмешался. А это чудо-юдо появилось после обеда, как ни в чем не бывало. Тут еще собаки эти гребаные. Вроде все домашние, дрессированные, а гавкают, будто их на помойке нашли. С ведущим – целая история. Петя пообещал Платону, что аукцион будет вести сам Ширвиндт. Платон и спрашивает сегодня – где же Шурик? Петя начинает объяснять, что сегодня Шурик занят на репетиции или где-то там еще, а завтра как штык будет вести аукцион. И это при том, что Театр Сатиры на гастролях в ГДР и раньше чем на следующей неделе не вернется. Я бы на месте Тошки погнал этого деятеля в три шеи, чтоб духу его больше не было, так нет. Что он в нем нашел?..

– А кто же будет вести аукцион? – спросил Терьян.

– Да Петя уже притащил какого-то деда из "Москонцерта". Говорит, высокий класс. Посмотри – вон он сидит, слева.

Слева обнаружился благородного вида мужчина лет шестидесяти, с великолепной седой шевелюрой, крупным породистым лицом, в бархатном костюме и бабочке. Он неторопливо перелистывал какие-то бумаги и, шевеля губами, делал на них пометки.

– Владимир Ильич, Владимир Ильич! – послышался голос Петра Кирсанова, который наконец оторвался от Платона. – Все, начинаем! Сюда, сюда пройдите, пожалуйста.

Благородный мужчина не спеша встал и с достоинством поднялся к трибуне. Взял микрофон, покрутил его в руках и произнес:

– Раз-два-три, раз-два-три, микрофон работает. Петр Евгеньевич, можно приступать?

– Погодите, – вмешался Платон. – Собаки готовы? Где Жанна?

Откуда-то сбоку выскочила растрепанная собачница с мегафоном в руках.

– Все готово, – рявкнула она в мегафон так, что Платон попятился. – Девочки одеты, распределены по лотам, фонограмма проверена, хозяева сейчас спускаются в зал.

Из-за кулис потянулись хозяева.

– А много билетов продано? – спросил Терьян у Мусы.

Тот махнул рукой.

– Сотни две. И то на все три дня. Мы на одну рекламу больше потратили, а тут еще аренда, автобусы, манекенщицы эти чертовы, зарплата... Одна надежда, что если первый день пройдет нормально, то народ повалит. Но я что-то сомневаюсь.

– Итак, уважаемые гости, товарищи, дамы и господа, – грассируя заговорил в микрофон Владимир Ильич. – Мы собрались сегодня на первый в стране аукцион. Прежде чем объяснить вам правила аукционных торгов, я хотел бы представить организатора сегодняшнего праздника – генерального ди...

– Стоп! – раздался голос Платона. – Владимир Ильич, вот это все давайте уберем. Никого не надо представлять. Вы скажите про собак, про правила, про что хотите, только представлять никого не надо.

Владимир Ильич обиженно пожал плечами и сделал в своих бумагах пометку.

– Сегодняшний аукцион не случайно носит имя "Гуманимал", – продолжил он. – Оно состоит из двух частей – "гуман" и "анимал", что значит "человек" и "животное", или, если угодно уважаемой публике, гуманное отношение к животным. Сейчас вы увидите очаровательных, прекраснейших в мире собак, которые великолепным внешним видом и отменным здоровьем обязаны своим хозяевам. Поприветствуем же их!

– Ну как тебе? – раздался справа от Терьяна голос Платона, успевшего исчезнуть со сцены.

Сергей неопределенно пожал плечами. С самого начала его не покидало ощущение, что все происходящее – какая-то странная детская игра, к которой основные действующие лица относятся с малопонятной серьезностью.

– Слушай, Тоша, – спросил он. – А это действительно должно принести деньги?

Платон посмотрел на него, как на недоумка, и вроде бы даже обиделся.

– Ты не понимаешь? – поинтересовался он. – Это же офигительный бизнес. Это ведь никто и никогда не делал.

– Что никто не делал, я понимаю, – согласился Терьян. – Я про деньги спрашиваю. Вот Муса говорит, что всего двести билетов продано...

– Ладно, не мешай слушать.

И Платон переключился на Владимира Ильича, объявлявшего первый лот. Зазвучала музыка из кинофильма "Мужчина и женщина". На сцене возникла блондинка в бикини, она сжимала в руке поводок, на другом конце которого находилась угольно-черная такса, похожая на лохматую гусеницу. Блондинка замерла в эффектной позе, положив левую руку на бедро. Такса подумала, широко зевнула и села, оборотясь спиной к залу.

– Собаку поверни, – тихо сказал кто-то сзади. – Поверни собаку.

Блондинка подергала за поводок. Такса неохотно поднялась, попыталась сделать несколько шагов, но, сдерживаемая блондинкой, снова уселась. На этот раз боком.

– Итак, я начинаю торги, – сообщил залу Владимир Ильич. – Когда называют самую высокую цену, я ударяю молотком. Вот так...

Не ожидавшая стука такса вскочила и зарычала на Владимира Ильича с откровенной ненавистью.

– Карден, сидеть, – прозвучал из-за кулис чей-то голос – по-видимому, хозяйский.

Такса мгновенно затихла и опустилась на место.

– После этого, – продолжил Владимир Ильич, в голосе которого звучала откровенная обида на невоспитанное животное, – девушка уводит собачку за кулисы, передает новому хозяину, а я объявляю следующий лот.

Такса, услышав, что ее должны увести, мгновенно вскочила и, тявкнув на прощание в сторону Владимира Ильича, засеменила в сторону кулис. Прикрепленная к противоположному концу поводка блондинка, играя бедрами, послушно удалилась за ней.

– Стоп! – скомандовал Платон. – А когда покупатель платить будет?

– За кулисами, – ответил неожиданно возникший на сцене Кирсанов. – Там же будут оформляться все бумаги.

Второй лот представляла другая блондинка, сопровождавшая немецкую овчарку под аккомпанемент мелодии "Вставай, страна огромная". Владимир Ильич, наученный предыдущим опытом, с явной опаской покосился на овчарку и стукнул молотком вполсилы.

Афганская борзая (под песню "В Намангане яблоки зреют ароматные"), кокер-спаниель (под что-то из "Биттлз") и английский бульдог (под мелодию, Сергею неизвестную) продефилировали по сцене без сбоев.

– Платон Михайлович, – обратился к Платону Владимир Ильич. – Я понимаю, что сегодня важный день, генеральная репетиция, но вообще-то уже десять вечера. Мы все пятьдесят лотов будем прогонять?

Платон не успел ответить, потому что внезапно очутившийся за его спиной Кирсанов что-то зашептал ему в ухо. Сергей расслышал слова "автобусы" и "банкетный зал". Платон, дослушав, кивнул.

– Давайте еще парочку, Владимир Ильич, и на сегодня заканчиваем.

Зазвучала песня Джо Дассена, однако на сцене никто не появился. После непонятной паузы вышла очередная блондинка. Деревянно улыбаясь, она дергала за туго натянутый поводок. Второй его конец скрывался в кулисах.