Майкл Маршалл - Мы здесь Страница 32

– Ну это… Пить. – Литератор смущенно заказал первый же пришедший в голову сорт пива, и официантка откочевала, тесня толпу локтями, словно бушпритом. Бесцеремонностью своего персонала «Бидс», помнится, славился всегда.

– А почему она ничего не спросила у тебя? – повернулся писатель к Бобу.

Тот скорчил такую мину, будто от самого этого вопроса у него на лбу аршинными буквами высвечивалось: «Шут».

В эту минуту из толпы прорезался Медж и с ходу плюхнулся на оставшийся свободный табурет. Усевшись, он облетел глазами помещение, как будто примеряясь к его габаритам, и придвинулся на стуле поближе к Бобу. Вид у него был чем-то озабоченный.

– А я тут, Медж, один за тебя отдуваюсь, – сказал, кивая на Дэвида, рыжий. – Коэффициент у него почти на нуле. Все равно что у нас в сравнении с Одиночкой Клайвом.

– Как, тебе само нахождение здесь никак не помогло? – похоже, неприятно удивился Медж. – Я, признаться, думал, что для тебя уже сам приезд в город кое-что да значит. Мы ведь здесь встречались частенько. До того как ты перестал.

– Я… Мне вчера ночью был сон, – поглядывая на Боба, неуверенно произнес Дэвид.

– Не волнуйся, это друг, – успокоил Медж. – К тому же Угловой. Так что можешь не скрытничать.

Фитюлька Боб кивнул с чем-то похожим на гордость.

– А что такое «угловой»?

Рыжий кольнул Меджа остерегающим взглядом – дескать, не надо, – но того уже несло:

– Наш самый близкий аналог радио, мобильников и имейла. Так о чем был сон, Дэвид? Давай быстрее! Нынче здесь слишком людно. Этот столик нам долго не удержать.

– Почему?

– Я серьезно. Давай про сон.

– Мне снилось, будто бы я в доме у своих родителей, – начал литератор, чувствуя себя школяром, которого подбивают на что-то ребята постарше, знающие нечто, о чем он и не подозревает. – Я вроде как мучился от их ссоры, но деваться оттуда мне тоже было некуда. И тогда я полез под кухонный стол.

Теперь было видно, что Медж слушает с неподдельным, серьезным вниманием. И Дэвид вдруг понял, как хорошо ему знакомо лицо этого человека. Не в теперешнем виде, а в том, более раннем воплощении – если угодно, инкарнации. Этот человек был ему досконально известен.

– И там под столом сидел еще один мальчик.

Медж молчал.

– Это ведь был… ты? – неуверенно выговорил писатель. – И то был не сон. А воспоминание.

Его собеседник улыбнулся – красиво, лучезарно, – и на какое-то мгновение в той улыбке проглянул мальчик из сна Дэвида. Проглянул настолько явственно, что отвечать на вопрос было и не надо. В сердце у литератора шевельнулась сладостная грусть – забытая, замутненная явью радость с минорным призвуком огорчения и утраты.

– Но… как? – выговорил он.

Из толпы вынырнула та официантка. Она брякнула на столик стакан и тявкнула Дэвиду сумму. Выложив на стол смятую купюру, он взял стакан и отпил. Во рту благостно растекся знакомый вкус. Писатель отвел от себя стакан и поглядел на него расширенными глазами.

– Во как, – слегка оторопело произнес он. – «Бруклинский лагер».

– Так ты ж сам его заказал, – напомнил ему Фитюлька Боб. – Вкус у тебя что надо. А можно мне?

– Боб, – посмотрел с укором Медж, – ты видишь, вокруг полно народа.

– Да, ну и что. В кои-то веки.

Медж утомленно повел глазами:

– Дэвид, привстань-ка на секунду.

Литератор привстал. На столик тут же устремились взгляды ближних выпивох, а одна парочка даже подступила к ним на шаг. Понимая, что надо сдержать их каким-то сигналом, Дэвид стал демонстративно рыться в карманах, как будто только за этим и поднялся.

Тем временем его соседи по столу пригнули головы к столику. Боб как следует, со звучным хлюпом, приложился. Затем Медж накренил початый стакан к себе и, не отрывая его от столешницы, сделал то же самое, после чего возвратил стакан в вертикальное положение. Весь процесс занял не больше трех секунд, после чего Боб с Меджем блаженно откинулись на своих стульях.

– Хорош-шо… – смачно облизнулся Фитюлька. – Местные сорта, я бы сказал, непотопляемы.

– Садись, – кивнул Медж Дэвиду.

Тот сел, а охотники до свободного места вернулись к своим разговорам, иногда, впрочем, чутко позыркивая в его сторону глазами. Произошедшее за столиком, судя по всему, осталось незамеченным. Дэвид с любопытством поглядел на Меджа.

– В прятки ты играешь все лучше и лучше, – заметил писатель. – Ну и понятно, туман напускаешь отменно.

– Лучше Меджа в этом деле нет, – ухмыльнулся Боб. – Он этим, можно сказать, славится.

– Может быть, – пожал плечами его приятель. – Хотя лишняя самоуверенность не на пользу.

– А с чем ты пришел от Святого Патрика? – поинтересовался Боб, по-прежнему не сводя глаз с пива. – С Клайвом разговаривал?

Медж покачал головой:

– Его там нет. Все-таки обосновался в подвале, два дня назад. В общем… на том ему и конец.

– Прости, дружище.

Медж встряхнул плечами, но как-то удрученно.

– Может, стоит проверить кого-нибудь еще? – предложил рыжий.

– Думаешь, они лучше? Как бы не наоборот!

– Но ведь это не проблема?

– Нет. Это происходит постоянно. Но Лиззи сказала, что эти последнее время оживились сверх меры, во все суют нос. Тут надо смотреть в оба, а видеть насквозь – потому я и вернулся в город с такой поспешностью. Не говоря уж о том, что кое-кто из друзей сейчас был бы не прочь извлечь выгоду из любой внешней угрозы.

– Гляди, накликал, – помрачнев, глазами указал Боб. – Легки на помине.

Медж медленно обернулся. О чем был этот разговор, Дэвид поначалу не понимал. А затем по шее у него пробежал холодок.

У стойки бара, спинами к стене, рядком стояли четверо. Писатель внезапно понял, что одного из них он уже видел – вон того коренастого, что пялился на него в низовье сквера. Остальные были худее и намного (можно сказать, до странного) выше его – прямо-таки жерди, обряженные в одежды такие темные, что их оттенки сливались между собой. Двое из них были мужчинами – один с длинными седыми патлами, другой с коротким квадратистым (как будто для формы прихлопывали лопатой) ежиком. Между ними высилась оглобля женского пола с грязно-красными космами. Костистые лица туго обтягивала бледная, белесая кожа – не люди, а как будто персонажи из ужастика, причем связанные между собой родственными узами (отсюда и сходство).

Стояли они абсолютно безмолвно – во всяком случае, так Дэвиду показалось вначале. Вокруг все кипело движением: толпа многоруко шевелилась, подавалась в разные стороны и облокачивалась сама на себя, жестами общалась с барным персоналом, журчала разговором со всплесками смеха, озиралась в поисках свободного пятачка, где можно притулиться, а то и присесть. Четверка же у стены оставалась недвижимой. И только если приглядеться внимательно, да еще задержать при этом взгляд, то до сознания доходило, что по краям эта компания как бы слегка рябит, словно воздух по ее контурам переливается глицериновыми струйками.

– Бог ты мой! – вздохнул Медж.

– И как у него это получается? – с оттенком благоговения вполголоса спросил Боб. – Вот так вот являться, как будто он знает, что речь идет о нем.

– Да ничего сверхъестественного, – покривился Медж. – Гользен вынюхивает вокруг меня уже с неделю, а эта его троица страшил висит у меня на хвосте с самого моего прибытия в город. Он им, видимо, сказал, чтобы они следили за мной безотлучно. Вот и все.

Боба это, похоже, не убедило.

– А это что за парень? – поинтересовался Дэвид. – Вон тот, который пониже? Я его раньше уже видел.

– Когда?

– На Юнион-сквере. Он на меня таращился.

Для Боба это как будто подтвердило некие тайные опасения. Он помрачнел еще сильнее.

– Не нравится мне это, Медж, – пробурчал он. – Не хочется переходить в стан неугодных ему.

– Да пошел он! Кто такой Гользен? Просто один из нас, такой же, как все.

– Ох, не скажи! Не забывай: я ведь слышу много всего. Народ его нынче воспринимает всерьез, все больше и больше. Всякое поговаривают.

– Что именно?

– Ты же знаешь, Медж: раскрыть я не могу.

– Да ты так, в общих чертах.

– Хотят знать, что он говорит, только и всего. Прислушиваются, стало быть. А мне он пару дней назад оставил передачу. Что, мол, вроде как к чему-то готовиться. Но не всем. А только тем, кто знает какой-то код.

– И что за передача?

– Ну ладно, тебе скажу. «Двенадцати. Быть наготове. Следовать знакам, пока не появится Джедбург».

– Что? – Медж рассмеялся. – Фигня какая-то! Льет по ушам всякую белиберду, рассылает по своим прихлебателям: пусть думают, что он-де что-то такое знает. Он же поехавший. Все они четверо поехавшие.

– Это ты так говоришь. А вот я уже слышал молву о двенадцати избранных: Гользен и еще одиннадцать. Что, если он в конце концов выяснит, где находится Совершенство? Я не хочу при этом остаться за бортом – ты ж меня знаешь!