Вера Каспери - Беллилия Страница 32

Хотя он, призвав на помощь самообладание, пытался уберечь себя от этого момента, этот момент все-таки наступил, и Чарли съежился от страха. Лицо его осунулось, а тело напряглось. Он закрыл глаза, подумав, что, если она вдруг исчезнет, он будет лучше себя чувствовать.

Беллилия внимательно наблюдала за ним и, когда наконец Чарли открыл глаза, бросила на него умоляющий взгляд. Он предпочел бы не смотреть на нее, но она поспешила со своими извинениями и ласковыми уговорами, надеясь вернуть его доверие:

— Они были в ярости, когда Билл женился на мне. Жена Кина хотела, чтобы он стал мужем какой-нибудь богатой наследницы, девицы, чей папочка работал на финансовой бирже. Но когда они узнали, что он женился на бедной сироте, их охватил ужас. Подожди, вот увидишь Кина, и все поймешь. У него рот как кошелек. — Она, оскалив зубки, изобразила жесткий и жадный рот. — Он мало говорит. Можно подумать, каждое его слово стоит денег. Когда Кин и Гейзл обнаружили, что Билл оставляет мне всю свою страховку, они возненавидели меня, просто возненавидели. — Глаза Беллилии сузились. Она слегка дрожала. — И теперь они стараются сделать все, чтобы запугать меня, думают, что тогда я буду вынуждена отдать им часть этих денег.

Против нее были и родственники старой вспыльчивой леди, и семья чахоточного миллионера, пожелавшего оставить Беллилии свое наследство.

Наступило долгое молчание, после чего первым заговорил Чарли:

— Бен сказал мне, что родные Кина Баррета обожали тебя. И после смерти твоего мужа старались сделать все, чтобы тебе не было так тяжело.

— Обожали меня?! — У нее дрогнули ноздри. — Если бы ты слышал их оскорбления в мой адрес! Гейзл просто вышла из себя, когда Билл купил мне меховую шубу. Лучшее, что купил ей Кин, было плюшевое пальто с маленьким воротничком из шерсти персидской овцы. Что ж, теперь она получила мою котиковую шубу и все остальное, что было моим.

— Правильно, ты все это ей оставила, так ведь? А почему?

— Ей, наверное, пришлось добавить еще пятьдесят шкурок, чтобы сошлось у нее на груди. Все это заговор, им нужно вытянуть из меня деньги. А тратить деньги на детективов — это в характере Кина.

— И ничего больше ты сказать не можешь? — спросил Чарли. — Почему ты убежала?

— Я тебе все сказала. Барреты сделали мою жизнь невыносимой.

— А почему ты изменила свое имя?

— Я была напугана. — Она опустила веки, будто перед ней стояли ее враги и ей не хотелось видеть их лиц. — Я знала, они ни перед чем не остановятся, чтобы отобрать у меня мои деньги.

— Для этого не было никакой необходимости менять имя и фамилию. Страховые деньги были твои по закону, и они не могли отобрать их у тебя.

— Разве? — спросила она тихим голосом.

— Беллилия, пожалуйста, скажи мне правду, — умоляющим голосом произнес Чарли. — Я тебе не враг, я… — Ему не хотелось отдавать в залог свою любовь, поэтому он закончил словами: — Я хочу тебе помочь.

— Ты мне не веришь?

— Боюсь, что нет.

На ее лице появилось выражение боли и обиды.

— Когда мы встретились, ты назвала себя фальшивым именем. А когда мы поженились, ты позволила записать это фальшивое имя в наше брачное свидетельство. Я даже не знаю, являемся ли мы законными супругами.

— О! — закричала она. — Какой ужас!

— Не так ужасно, как другое, — заметил Чарли.

— Но я хочу быть твоей законной супругой.

— А разве ты не хотела выходить замуж за тех, других?

— Не было других, — ответила она, закрыв лицо руками. — Никаких других, кроме тебя и Билла.

— А как насчет Рауля Кошрэна?

Она молчала целую минуту, а потом наградила его таким душераздирающим взглядом, что он забыл про ее безнравственность и уже раскаивался в своей суровости. Но уже через несколько секунд начал презирать себя за то, что из него опять не получился сильный мужчина, который может бороться со злом и победить его за пятнадцать минут.

Плывущее по небу облако закрыло солнце. Чистота и сияние дневного света исчезли. Снег стал грязно-серым. По дороге двигалось с десяток по уши закутанных мужчин, которые очищали дорогу от снега, сгребая его в большие кучи. Чарли увидел вопрос в глазах Беллилии и кивнул. Их изоляция от мира подходит к концу. Дорога к двери их дома будет в ближайшее время расчищена.

Вскоре после полудня рабочие влезли в фургон и уехали.

— Они уехали, — сказала Беллилия.

Наверное, Чарли ее не слышал. Он потерял всякое чувство времени, места и реальности. Часы стали отбивать время, но он даже не считал удары. Беллилия с тревогой наблюдала, как он ходит взад и вперед по комнате, повесив голову.

— Чарли, я сказала, что они уехали.

— Кто?

— Рабочие, которые расчищали дорогу. Они не подходили к дому.

— Значит, отправились перекусить. Возможно, вниз по дороге к бару Митча. Город им все оплатит.

— А они вернутся?

— К часу дня, не раньше.

— О Боже, — расстроилась Беллилия.

— Может, нам тоже лучше чего-нибудь поесть?

— Я не голодна.

Чарли обрадовался. Он был не в настроении заниматься готовкой.

— Я очень хочу, чтобы ты этого не делал, — жалобным тоном произнесла Беллилия.

— Чего не делал?

— Не ходил бы по комнате, как лев в клетке. Я начинаю нервничать.

Разговор напоминал мелкую домашнюю ссору. Не было ни драмы, ни намека на трагедию. Чарли нашел на камине свою трубку, но закуривать не стал. Крепко сжав ее зубами, он долго держал в руке незажженную спичку.

— Я так люблю тебя, Чарли. Если бы только ты этому верил.

Прошло много времени, прежде чем он зажег трубку, затянулся и отбросил спичку.

— Если ты меня так любишь, почему все это время лгала?

— Из-за своей прошлой несчастной жизни.

Что-то в поведении Беллилии было искренним, а что-то лицемерным. Она ждала от Чарли проявления жалости к себе, но он обманул ее надежды, и тогда она подошла к зеркалу, пригладила волосы и, отыскав на туалетном столике смягчающий крем, смазала себе губы. После этого встала перед Чарли — не рассерженная, а униженная.

— Ты не знаешь, какая я была жалкая, несчастная. Не знаешь.

Он смотрел сверху на светлый пробор в ее темных волосах.

— Я хочу знать всю правду о твоей жизни, с самого начала.

Беллилия вздохнула.

Волосы вдоль пробора были намного светлее. Чарли это не понравилось, и он отодвинулся от нее. Любая женщина на его месте сразу бы догадалась, что волосы у Беллилии крашеные, а у него это вызвало лишь непонятное ему отвращение. Как и Эллен, он терпеть не мог всякие, даже самые искусные подделки.

— Кто были твои родители? Где ты родилась? Как прошло твое детство?

— Я тебе все уже рассказывала, любимый. — Она вернулась к своей обычной манере и живым, деловым тоном продолжала: — Я родилась в одной из самых лучших семей Сан-Франциско. Перед землетрясением мы были очень богаты. Мы жили…

Чарли схватил ее за плечи и чуть было не начал трясти.

— Я знаю эту историю и не верю в нее. Скажи мне правду.

— О, дорогой, — застонала она.

Руки его упали. Он отошел подальше, обернулся и посмотрел на нее с безопасного расстояния.

— Послушай, Белли, ты можешь быть честной со мной. Я тебе не враг. Я твой муж и пытаюсь помочь тебе. — Он говорил не повышая голоса, пытаясь убедить ее, что за правдивый рассказ никакого наказания не будет.

Глаза Беллилии переполнились слезами, светлые струйки потекли по щекам. Она не пыталась сдерживать их и не вытирала лицо, а стояла, беспомощно прижав руки к горлу. Какое-то время ее глаза только и делали, что лили слезы. Она при этом не рыдала и не жаловалась. И Чарли оставалось лишь ждать, когда она перестанет плакать.

Наконец слезы прекратились, и она жалобно улыбнулась мужу. Взяв протянутый ей Чарли носовой платок, вытерла щеки и глаза.

— Прости, я вела себя как ребенок.

— Хочешь выпить воды?

— Нет, спасибо.

— Бренди?

— Ничего не надо, спасибо.

Она стала внимательно осматривать комнату. Взгляд ее был пытливо-изучающим, а когда она перевела его на Чарли, то смотрела так, будто перед ней стоял человек, которого она никогда раньше не видела. Она словно вышла из транса и теперь искала знакомые лица и вещи. Вскоре она уже улыбалась: можно быть спокойной, она снова дома. Подойдя к окну, Беллилия села на стоявшее там кресло.

Чарли сел напротив и протянул ей руку через столик. Она робко взяла ее.

— Я собираюсь задать тебе несколько вопросов, Беллилия. И ты должна честно на них ответить. И не бойся: ничто не вызовет мой гнев, не обидит и не оскорбит меня. Можешь быть такой же честной со мной, как сама с собой. Обещаешь?

— Да, Чарли, обещаю.

Итак, она отдала себя на суд Чарли и поверила в его защиту. Ее рука дрожала в его руке. А он не знал, что сделает после того, как узнает правду.