Максим Шаттам - Кровь времени Страница 32

О, но ведь существуют еще периодические издания того времени… Марион торжествующе хлопнула в ладоши: конечно, и эти издания есть на верхнем этаже библиотеки в Авранше! Сама видела там целые груды газет и журналов, более того, перебирала их, восторгаясь очарованием обветшалых обложек, пропитанных запахом пыли. Вполне возможно, она найдет ответы на свои вопросы среди этих страниц… Марион выпрямилась; настало время ужина, было поздновато просить кого-то из обитателей Мон-Сен-Мишель отвезти ее в Авранш и добиваться, чтобы перед ней открыли двери мэрии. Любопытству придется подождать до завтра; Марион тяжело вздохнула. «Впрочем, его есть чем насытить», — подумала она, взвешивая на руке книгу в черном переплете.

Чувство голода давало о себе знать, и женщина решила продлить паузу, вернуться к чтению позже. Открыла холодильник и поставила на огонь кастрюлю с водой: пусть будет омлет с картошкой и ломтиками сала. Если не хочет растолстеть, надо следить за питанием, а также спросить брата Дамьена, не станет ли он возражать против ее компании во время утренних пробежек. Бег по дамбе первое время, пока она не привыкнет к пейзажу, безусловно, подействует ободряюще. Правда, затем, когда выучит наизусть каждый квадратный сантиметр пути, это занятие превратится в рутину— останется лишь любоваться роскошным видом на Мон-Сен-Мишель. Решено — начнет заниматься бегом в ближайший понедельник! Еще три дня отдыха, а затем она примется за дело.

Марион ела омлет; единственным звуковым сопровождением трапезы было мрачное завывание ветра за окном…

— Подумать только, сейчас этот несчастный субъект, вероятно, на улице, ждет, когда же я выйду и понесу дневник к подножию башни… — пробормотала она, на секунду оторвавшись от еды. — Вот идиот!

Она постоянно задавала себе вопрос: какая связь могла существовать между таинственным автором посланий и присвоенным ею дневником. Маловероятно, что книга принадлежала этому человеку. В 1928 году Джереми Мэтсону было около тридцати — значит, сегодня оказалось бы больше ста… Трудно себе представить, но все-таки возможно. Впрочем, в Мон-Сен-Мишель живет не так уж много престарелых людей: брат Жиль… и Джо! Оба кажутся достаточно пожилыми, но чтобы больше ста… К тому же Джереми — англичанин. Если только не учитывать, что у него была возможность учить французский на протяжении более чем семидесяти лет. За это время он мог избавиться от акцента…

Нет, она зашла слишком далеко! Автор дневника почти наверняка покоится в могиле на одном из кладбищ планеты. Однако кто-то из обитателей Мон-Сен-Мишель знал о существовании книги в черном переплете и жаждал завладеть ею. Возможно, этот кто-то ее потерял? Или просто-напросто спрятал в библиотеке, чтобы в один прекрасный день не столкнуться неожиданно с кем-то слишком хорошо осведомленным о его делах… Не знаешь, что и думать.

Марион завершила трапезу молочным десертом и, поколебавшись, решила увенчать ужин стаканчиком чего-нибудь алкогольного. С понедельника она будет беспощадна к собственным слабостям, значит, сейчас можно подарить себе такую роскошь… Марион смешала джин с апельсиновым соком в большом стакане и вытянулась на диване с черной книгой в руках. «Кто бы ты ни был, незнакомец, тщетно ожидающий меня на улице, я собираюсь продолжить чтение. Возможно, очень скоро мы с тобой встретимся…»

24

Джереми застыл без движения, внимательно наблюдая за тем, что происходит вокруг. Вдалеке прошел поезд, заглушая все остальные звуки. Детектив знал, что кто-то пришел к его дому и, возможно, все еще прячется где-то поблизости. В отсутствие англичанина неизвестный побывал в его вагончике. Около его дома постепенно разрасталась редкая, тщательно собираемая коллекция всякого хлама, покрытого пылью. Теперь некоторые предметы из этой коллекции казались сдвинутыми со своих мест. Эти на первый взгляд ничтожные детали говорили детективу о многом. В данном случае речь не шла о планомерном обыске, а скорее о чьей-то любопытной руке, которая бегло рылась в его вещах. Джереми приблизился к двери вагона, схватил шест от тента, который валялся там среди других вещей, и поднял его с грохотом. Дневной свет просачивался через окна, частично поглощаемый велюром на стенах.

Мэтсон взбежал по трем ступенькам и осмотрел главную комнату дома: никого, ни один предмет не поменял своего местоположения. Прошел к уборной и открыл дверь кончиком шеста: пусто… Джереми двинулся в спальню — запах ринулся на него неожиданно… Просочившись сквозь ноздри, он заполнил все тело, отозвался в памяти и резанул по сердцу сладкой нежностью, мягкой, как птичий пух, и одновременно острой, как лезвие бритвы. Этот запах был так знаком, так сладок — и одновременно столь оскорбителен… Джереми выронил свое импровизированное оружие и рухнул на кровать. Запах фруктовых духов, ее запах… Она всегда брызгала этими духами между грудей, перед тем как заняться любовью. Джереми наконец осознал, что фотография у изголовья кровати исчезла — она взяла ее с собой. Его запястье кольнул острый угол какого-то предмета — пригласительный билет с написанным от руки посланием:

«Твое приглашение на костюмированный праздник «Цейлонская феерия», который состоится этим вечером у Шеферда. Лови момент, или тебе никогда не расспросить моего мужа по поводу расследования. Развлекись как следует.

Она играла с ним, играла жестоко, как кошка забавляется с пойманной мышью, не убивая в течение долгих часов и затягивая агонию исключительно ради собственного удовольствия.

На город опустилась ночь. На шариа Ибрагима-паши ярко зажглись газовые фонари, отчего фасады домов засияли оттенками голубого и оранжевого. В знаменитой гостинице Шеферда все было готово к действу, которое громко называли «балом десятилетия». Две пальмы обрамляли вход в здание со стороны главного фасада, под широким навесом-маркизой. К двери вела лестница из десятка ступеней, покрытых красным ковром. Чтобы выразить особое уважение приглашенным гостям, лестницу осветили огромным количеством свечей.

Джереми — он пришел сюда пешком от самого вокзала — миновал привратников-албанцев и поднялся к двери в зал. Продемонстрировал свой пригласительный билет человеку в костюме, а тот в ответ показал ему, где находится главный ресторан. Перед открытыми дверями, ведущими в большой зал, двое слуг раздавали мужчинам тюрбаны, а женщинам — браслеты в форме животных. Мэтсон отказался от головного убора — полагал, что его наряд для сафари и так откроет ему доступ на вечеринку.

Гостиница Шеферда славилась по всей Европе и даже в Соединенных Штатах. Джереми еще раз констатировал, что эта репутация имела под собой основания. Стены зала были покрыты длинными, пышными лианами, пальмы прислонялись к перегородкам, подобно растительным колоннам, а гигантские вентиляторы заставляли листву трепетать с еле слышным шелестом. Из-под растительности тут и там торчали чудовищные маски мифологических созданий, освещенные изнутри огромными свечами. На резных насестах располагалась целая галерея разноцветных птиц, их перья переливались всевозможными оттенками.

Джереми инстинктивно сразу выделил в зарослях тигра, а еще дальше — клыкастого льва: работа таксидермиста достойна восхищения. Чучела других млекопитающих выглядывали из листвы между круглых столов, покрытых яркими скатертями; на каждом красовался массивный подсвечник со свернувшейся вокруг подставки змеей — чешуя их светилась, отражая блеск огней.

По обеим сторонам центральной аллеи размешались хижины туземцев — каждая тщательно сплетена. Хижины обозначали путь в глубину зала; там ожидала танцоров сцена в форме храма во славу богини Кали.[52] Статуя богини возвышалась на несколько метров, в ее глазницах, к изумлению публики, горели яркие свечи. У ног богини группа цейлонских музыкантов выстукивала назойливый ритм с помощью ударных инструментов. Воздух вибрировал от рокота барабанов, и в такт им, будто заколдованный, дрожал красный свет, заливающий зал.

Более сотни гостей, в переливающихся разными цветами костюмах, шутливо толкались, зажав в руках бокалы с шампанским. Среди этих лиц Джереми тут же заметил влиятельных политиков и промышленников, например Абуд-пашу — седьмого в списке самых богатых людей планеты. Праздновали убедительную победу лошади, которая принадлежала директору гостиницы Чарлзу Бехлеру, на кубке «Алленби кап».

— Вижу, ты нашел мое приглашение!

Джереми обернулся на звук голоса: Иезавель. На ней легкое платье, все расшитое жемчугом; тончайший слой крепа едва скрывает роскошную грудь… Только Иезавель может позволить себе такое неприличие без риска спровоцировать громкий скандал.

— Ты приходила ко мне домой! — резко произнес Джереми вместо приветствия.