Жан-Кристоф Гранже - Конго Реквием Страница 33

На борту жизнь продолжалась. Прачки снимали белье. Солдаты катали бочки по настилу. Общий подъем, крики, перегруппировка наличного состава – дети, козы, куры, свиньи… Эрван наконец понял, что они приближаются к причалу.

– Тута, – подтвердил Сальво. – Первая остановка.

Баржи шли так близко к берегу, что тростники терлись об их бока, а корни хрустели под их весом. Эрван не понимал, кто мог здесь выжить, кроме крокодилов и змей. Ни следа жилья или деревни.

И однако, за мысом, покрытым высокими травами, появилась целая толпа, стоящая в воде по самые ляжки, – прыгающая, размахивающая руками, смеющаяся. Комитет по встрече.

Сальво потер затекшие ноги:

– Ты все еще готов бросаться деньгами, месье мзунгу?

– Ты хочешь что-то мне продать?

– Все тот же марафет: свидетеля.

– Кончай надо мной издеваться.

– Я серьезно. В Туте есть один муганга. Ну, врач. Он долго работал в Лонтано. На пятом километре, шеф! Очень известное место в те времена!

Диспансер Катрин Фонтана. Новая удача.

Начались маневры по причаливанию. Мотор рокотал. Лопасти вращались то в одну сторону, то в другую, образуя бурные водовороты торфа и ила. На барже ни у кого не хватило терпения подождать. Люди прыгали в воду, рискуя быть раздавленными одной из барж или оказаться насаженными на какой-нибудь корень, как на кол. Другие спускались в пироги, которые скользили среди водяных гиацинтов.

– Он действительно остановится?

– Чуть подальше есть пристань.

Сальво с сосредоточенным видом прижимал к себе свой чемоданчик. Клубы дыма. Жуткий скрежет. Наконец показалось какое-то нагромождение досок.

– Сколько времени он пробудет здесь?

– Я уже говорил: не больше часа. Капитан только завизирует путевой лист – и тронется.

– Где твой врач?

– Где твои бабки?

Эрван запустил руку в рюкзак, достал свой «глок» и ткнул им в бок Сальво, даже не пытаясь скрыть свое движение.

– Я же велел тебе не доставать оружие!

– А еще ты мне велел не терять хладнокровия. Если ты не прекратишь свою хрень, я и впрямь могу выйти из себя. Пошли повидаем твоего парня. В зависимости от результата я заплачу или нет.

Негр захохотал:

– Пошли, дядя. За деревьями, метрах в пятистах, Тута. Там есть диспансер, главный в нем доктор Фуамба. Он начинал работать в Лонтано в семидесятых годах.

Внезапно капитан дал задний ход, опрокинув несколько сотен пассажиров, как костяшки домино. Эрван ухватился за что-то, ожидая конца маневра и глядя на людей, сгрудившихся на берегу в окружении тучи мух. Выглядели они немногим лучше нудистов. С голыми торсами и покрытыми грязью ногами они размахивали руками, указывая на пассажиров, грузчиков, а особенно – на него самого: белый на барже – это сулило самые неожиданные заработки.

– Let’s go![50] – вскричал Сальво, внезапно освоив еще один язык.

Они нырнули в свалку, Сальво – в очередной раз используя дубинку, чтобы пробиться сквозь волну тех, кто рвался на борт. Держась сзади, Эрван вцепился ему в плечо, не видя, куда ступает. Опираясь на своего гида, он очутился на твердой земле – вернее, в красном болоте, – прежде чем углубиться в лабиринт то ли улочек, то ли канав, больше всего похожих на гигантские кровеносные сосуды. Там кишели люди, хлюпая по воде, сталкиваясь и отпихивая друг друга на стены, сплетенные из мягких трав.

От этой красоты хотелось кричать. Бубу женщин, их черная блестящая кожа, трепетная зелень растительности… В то же время некоторые детали выдавали нарастающую панику. Особенно на лицах была заметна печать войны – вся безысходность трагедии отражалась в глазах женщин с тюками на голове, младенцами за спиной и полотняными сумками в руках.

– Скоро будем в сухости, – обнадежил Сальво. – Это в пяти минутах.

Эрван глянул на часы: десять минут уже прошли. Он прикинул: пятнадцать минут на возвращение, тридцать на разговор с врачом. Ему предстоит провести самый короткий допрос за всю карьеру.

Диспансер доктора Фуамбы уже осаждала толпа мужчин и женщин, которые орали, толкались, стучали в дверь, лезли в окна. Доступ невозможен.

– Что происходит?

– Хотят получить лекарства до отъезда.

– Пошли отсюда: нам никак не хватит времени его расспросить.

– Если только ты не дашь мне сто долларов.

Урок для белого: с Африкой не шутят. Он дал сто долларов. Сальво, по-прежнему с чемоданом под мышкой, заложил пальцы в рот и свистнул. Санитары, которые исполняли роль блюстителей порядка, расчистили им проход. Через несколько секунд они были на месте.

Внутри дом походил на все, что снаружи: те же цементные стены, изъеденные лишайником и мхом, тот же глинобитный пол, похожий на грязь, тот же запах ила. К счастью, Анатоль Фуамба был из нервных живчиков. Он сразу понял, что привело к нему мзунгу, и не попытался воспользоваться этим, чтобы вытянуть денег. Зато сначала он обратился к Сальво на суахили.

– В чем дело? – спросил Эрван.

– К тебе это отношения не имеет.

– И все-таки скажи мне.

– Он хочет знать, видел ли я на борту коробки с пенициллином. Он их ждет уже полгода. Я объяснил, что придется подождать еще.

Эрван взял стул и уселся лицом к рабочему столу Фуамбы – школьной парте, заваленной стопками бумаг. Повторять вопросы ему не пришлось.

– Я прекрасно помню Катрин, – начал доктор, не отрываясь от медицинской карты, которую подписал одним росчерком. – Ее прозвали Француженкой.

– А помните ее дружка-копа, который расследовал дело Человека-гвоздя?

Новая карта, новый росчерк.

– Грегуара? Так я его знал очень хоррррошо! Большой такой парень, крепко сбитый. На вас похож.

– Он мой отец.

Фуамба приподнял брови в знак сомнения. Маленький, круглый, с курчавыми седоватыми волосами, он носил большие очки, будто собирался усесться в седло мотоцикла или другой скоростной машины. На нем был белый халат с красными пятнами и стетоскоп на шее – униформа офицера-медика, с которой он наверняка не расставался последние пятьдесят лет. Не прерывая разговора, он продолжал что-то черкать на первых страницах заплесневевших карт.

– Грегуар… – мечтательно повторил он. – У него были проблемы с Кати…

– Какого рода?

Короткий взгляд поверх очков.

– Он ее бил. У нее все руки были в синяках…

Демоны Морвана уже тогда были при нем.

– Почему она оставалась с ним?

– Их двоих связывала давняя история.

Стоп машина.

– Погодите. Вы хотите сказать, что они были знакомы до Лонтано?

– Кати добилась перевода в Конго, чтобы отыскать его. Думаю, они обручились в Габоне.

Эрван встряхнулся, приходя в себя от удивления, и попытался склеить кусочки. Rewind[51]. Африканская ссылка Грегуара начиналась в Либревиле и Порт-Жантиле. Там он познакомился с Кати. Потом он уехал вести расследование в Лонтано. Невеста приехала к нему и оттеснила Мэгги. Настоящая история была прямо противоположной той, которую он выстроил для себя: третьей лишней была «Саламандра», а не наоборот.

На протяжении нескольких секунд он рассматривал смерть Кати через призму новых данных. Мотив, подозреваемые, стратегии кружились вихрем перед его глазами. Морван ударил слишком сильно? Мэгги решила избавиться от соперницы? Гипотеза убийства, выпадающего из серии, вновь обретала смысл.

Фуамба захлопнул последнюю медкарту и резко встал:

– Идемте. Мне пора в дозор. – Его смех взорвался как петарда. – Я хочу сказать: пора делать обход!

Эрван посмотрел на часы: больше четверти часа. Сальво с напряженным видом отследил его взгляд. Раны пациентов не оставляли никаких сомнений. Кстати, ружья были сложены в клетку, запертую на подвесной замок: арсенал пациентов.

Раненые лежали рядком на паре десятков коек в удушающей жаре, усиленной жуткой вонью дезинфекции. Прошедшие ампутацию, окровавленные или слепые; некоторые стонали, но большинство оставались неподвижными и бессловесными. Их форма была изодрана в лохмотья, повязки промокли, стойки для капельниц пусты. Запах антисептика перебивал все, как если бы здесь лечили только эфиром и хлоркой.

– Катрин… – снова заговорил Эрван, следуя за Фуамбой, – она говорила с вами о своих… проблемах?

– Нет. Зато я поговорил с Грегуаром. Так больше продолжаться не могло. У него были настоящие… мозговые нарушения. Во Франции его давно бы заперли!

– Что он вам ответил?

Муганга переходил от койки к койке, приподнимая компрессы, проверяя температурные графики, пожимая руки, – все называли его «папа».

– Что он проходит курс и один психиатр скоро его вылечит.

– Психиатр? В Лонтано?

– В клинике Стенли, да, его звали де Пернек. Мишель де Пернек. – Новый взрывной смешок. – Он знал все секреты белых!

Никогда не слышал этого имени. Новый кусочек пазла?

– Расскажите мне о Катрин.

Фуамба приложил стетоскоп к груди молодого парня, который потерял обе ноги. Обнаженный торс калеки, черный и мускулистый, мучительно контрастировал с двумя культями, перевязанными белыми бинтами. Склонившись над ним, доктор прослушивал сердечный ритм – инструмент казался сейчас единственным оружием в борьбе со смертью. Он выпрямился и улыбнулся солдату, чьи глаза горячечно блестели.