Майкл Коннелли - Поэт Страница 33

Архив хранился в комнате примерно в два гаража шириной, сплошь занятой железными полками высотой около восьми футов, на которых громоздились картонные папки с разноцветными наклейками.

Я тихо прошептал, обращаясь к напарнику:

— И как мы с этим справимся?

Он достал из кармана распечатку.

— Здесь есть особая секция с делами по самоубийствам. Мы возьмем папки с именами из списка, пойдем в мой офис и там скопируем нужное. Копир еще включен, нам даже не придется его греть. И перестань шептать, здесь никого нет.

Я заметил, что он слишком часто говорит «мы», но промолчал. Заглянув в один из проходов, Уоррен тыкал пальцем в полки, читая подписанные на них наименования программ исследований. В конце концов он добрался и до папок с материалами о самоубийствах. Наклейки на них оказались красными.

Разведя руки в стороны, он отмерил объем работы:

— Здесь все.

Хотя папки казались тонкими, занимали они целых три полки. Права была Олин Фредрик — здесь сотни дел. И каждая красная наклейка означала чью-то смерть. Полки прогибались от груза страданий.

Теперь я уже надеялся, что груз станет немного легче. Уоррен передал мне распечатку, и мы принялись искать имена, все тринадцать.

— Только тринадцать жертв расследовали убийства?

— По проекту собрали данные всего на тысячу шестьсот случаев. Примерно триста за год. Большинство были уличными патрульными. Те парни, что расследовали убийства, появлялись на месте к моменту, когда все кончено, да к тому же они поумнее и покрепче. Наверное, поэтому и реже кончали с собой. Я нашел только тринадцать. Твой брат и Брукс тоже оказались в отчете, но я посчитал, что на них у тебя все есть.

Я кивнул.

— Очевидно, дела расставлены по алфавиту. Читай список, а я стану вынимать папки. И дай сюда свой блокнот.

На все про все у нас ушло меньше пяти минут. Уоррен вырывал листы из блокнота и отмечал ими позиции папок, чтобы нам было легче возвращать их на место. Работа шла достаточно интенсивно.

Конечно, это не походило на встречу с Глубокой Глоткой, дело происходило не в подземном гараже и не по вопросу, как свалить действующего президента. Тем не менее адреналина хватало. Более чем.

Все же некоторые из законов действовали и в нашем случае. Источник всегда имеет мотив, причем не менее сильный, чем твой собственный, поскольку оказывается на линии огня вместе с тобой. Глядя на Уоррена, я не мог понять, в чем же состоял его истинный мотив.

Сама по себе история казалась достойной, но ведь это не его история. От помощи, оказанной мне, он не мог получить ничего, кроме удовлетворения, что действительно помог. Неужели этого достаточно? Ответа я не знал и решил держать Уоррена на обычном расстоянии. На расстоянии вытянутых рук. До тех пор, пока не узнаю, в чем тут дело.

Держа папки в руках, мы быстро прошли по коридорам и оказались в 303-й комнате.

Неожиданно Уоррен остановился, так что я едва не врезался в него сзади. Дверь офиса оказалась приоткрытой дюйма на два. Показав на щель, он жестом дал понять, что не оставлял дверь в таком положении. Я только пожал плечами, показывая, что он сам все затеял. Склонившись к щели, Уоррен прислушался. Я тоже что-то услышал, и сначала звук походил на хруст сминаемой бумаги, а затем послышался свист.

Волосы тихо встали дыбом. Уоррен удивленно обернулся ко мне, и вдруг дверь отворилась.

Похоже на принцип домино: Уоррен отпрянул назад, я за ним, а после нас то же движение произвел невысокий человек азиатской наружности, показавшийся в дверном проеме. И всем понадобилась еще секунда, чтобы вернуться в нормальное состояние.

— Извините, мистер, — сказал человек. — Я убирал у вас в офисе.

— Ах да, — смеясь, ответил ему Уоррен. — Хорошо. Просто замечательно.

— Только вот копир вы оставили включенным.

Сказав так, уборщик оттащил свое барахло немного вперед и открыл дверь следующего офиса одним из ключей, цепочкой прикрепленных к поясу. Взглянув на Уоррена, я невольно рассмеялся.

— Ты действительно не Глубокая Глотка.

— А ты не Роберт Редфорд. Пошли уж.

Попросив меня закрыть дверь, он включил небольшой копировальный аппарат и перешел за свой стол, еще держа папки в руке. Я присел на тот же стул, что и утром.

— Так, ладно, — сказал он. — Начнем помаленьку. В каждой папке есть протокол с кратким рефератом. Любые важные детали или заметки должны упоминаться именно там. Если увидишь то, что тебе нужно, сделаешь копию.

Мы начали листать дела. В той же степени, в какой Уоррен был мне симпатичен, я посчитал абсурдной его идею решать, что в точности мне нужно. Я хотел бы просмотреть все.

— Запомни, мы ищем всякие цветистые высказывания и то, что относится к словесности, поэзии и всякому такому.

Он закрыл папку и положил ее обратно на стол.

— В чем дело?

— Ты мне не доверяешь.

— Напротив. Просто... хотел бы удостовериться, что мы мыслим одинаково. Вот и все.

Уоррен замялся.

— Послушай, это же невозможно. Давай просто скопируем все и вынесем отсюда. Возьмешь материалы в отель и изучишь их потом. Что гораздо быстрее и безопаснее.

Кивнув, я понял, что так и следовало поступить. Следующие пятнадцать минут он занимался копированием, а я вынимал из папок протоколы и вставлял на место после съемки. Копировальный аппарат оказался явно слабым, не рассчитанным на режим непрерывной работы.

Когда мы наконец обработали все папки, Уоррен предложил подождать его в офисе.

— Я чуть не забыл про уборщика. Будет лучше, если сначала я отнесу все в архив, а потом уйдешь ты.

— Ладно.

Начав было просматривать копии, я сразу понял, что слишком взволнован для такой работы. Словно бы я бежал, держа в руках добычу. Обведя офис Уоррена глазами, я заметил семейное фото. Хорошенькая миниатюрная жена и двое детишек, мальчик и девочка. На фото оба ребенка еще дошкольники.

Когда дверь открылась, я держал рамку с фотографией в руках. Вошел Уоррен, и я почувствовал неловкость, хотя он не обратил на это внимания.

— Так, все готово.

Как два настоящих шпиона, мы ушли под покровом темноты.

До самого отеля Уоррен ехал молча. Думаю, он понимал, что на этом его участие заканчивается. Я репортер. Он только источник информации. Статья принадлежит лишь мне. И я почувствовал ревность, угадав его желание. Желание писать. Желание работать. Снова стать тем, кем был раньше. И я решил спросить:

— Почему ты ушел из журналистики?

Настроение у него упало.

— Жена и семья. Дома я почти не бывал. Знаешь, как это бывает: один кризис, за ним другой... Приходилось туговато. Наконец решился. Иногда начинаю думать, что тогда я поступил правильно, а иногда — наоборот. И это лишь одна из моих ошибок. Паршивое дело, Джек.

Теперь настала моя очередь замолчать.

Уоррен направил машину к главному входу и, проехав по кругу, остановился у дверей отеля. Затем он ткнул рукой в ветровое стекло, показывая на правую часть здания.

— Видишь? Там и произошло покушение на Рейгана. Там я стоял. Блин, какие-то пять футов от Хинкли, и мы оба ждали президента. Он еще спросил, который час. И почти нет других репортеров. Сейчас-то я понимаю, что никто не позаботился перекрыть ему отход. Зато потом все забегали.

— Да уж.

— Это было событие.

Взглянув на него, я кивнул, и мы тут же рассмеялись. Мы знали этот секрет. Про событие из мира журналистики. Мы оба знали, что для репортера существует только одна роль, лучшая, чем просто свидетель неудавшегося покушения на президента. Это роль свидетеля удачного покушения на президента. Если, конечно, ты сам не поймал пулю под перекрестным огнем.

Перегнувшись, Уоррен потянул за ручку моей двери и выпустил меня из машины. Затем уже я наклонился к опущенному стеклу.

— Дружище, сейчас ты занимаешься своей настоящей профессией.

Он улыбнулся:

— Все может быть.

Глава 16

Ни одна из тринадцати папок не была слишком пухлой, но каждая включала стандартную пятистраничную анкету, заполненную ФБР и фондом. Дополнительно там всегда лежали несколько справок или характеристик, раскрывавших особые условия работы и диагноз.

По большей части истории оказывались схожими. Стресс на службе, алкоголь, семейные проблемы, депрессия. Единая формула для тех, кто носит форму. Собственно, депрессия и была наиболее характерным элементом всех случаев.

Почти в каждом деле отмечалось, что проблемы того или иного рода начиналась у жертвы из-за служебных обстоятельств. Однако лишь единицы беспокоились о конкретном деле, раскрытом ли, нет ли, но таком, которое они сами же и расследовали.

Мельком просматривая протоколы, я знакомился только с абзацами заключений. Несколько дел из-за полной бессистемности сопутствовавших им обстоятельств отпали в самом начале. Некоторые самоубийства и вовсе произошли на виду у сотрудников полиции.

Оставшиеся в итоге восемь случаев показались более трудными. В них многие детали подозрительным образом совпадали. В каждом упоминался особый эпизод, сильно надавивший на психику жертвы. И в каждом из дел у меня не было ни одной зацепки, кроме неразгаданной трагедии и стихотворной фразы По. Остановившись на этой схеме, я сделал ее правилом, следуя которому и решил определить: будет ли каждый из восьми случаев частью одного целого или нет.